На основании заказного, заведомо ложного психического диагноза, выставленного мне 5.12.01 г. в ГВКГ, 13.06.02 г. я был исключен из списков личного состава по приказам № 088 от 11.04.02 г. командующего РВСН и № 103 от 27.05.02 г. командира в/ч 93876 с многочисленными грубейшими нарушениями, указанными выше в разделе № I настоящего заявления.
С 13.06.02 г. по 3.06.03 г. я нигде не работал, в том числе потому, что, как мне стало известно из конфиденциального источника, в конце 2001 г. полковник В. Кашкин фактически открыто объявил на общем построении военнослужащих всей дивизии, что мне утверждён психический диагноз. Сделано это было перед шеренгой командиров частей, но, естественно, эта информация не только моментально распространилась среди всех военнослужащих дивизии, но и вскоре стала известна гражданскому населению. Поскольку же, как общеизвестно, бывшие военнослужащие после увольнения из ВС РФ, как правило, вливаются в среду управленцев, а нередко становятся и руководителями предприятий, учреждений и организаций, то все мои попытки трудоустроиться в течение первого года после своего увольнения пресекались, как говорится, на корню, так как я, естественно, главным образом обращался к своим старым знакомым либо через них.
Таким образом, впервые трудоустроиться мне удалось только 4.06.03 г. в качестве ночного сторожа в ГУ РМЭ «ОПЦ РМЭ».
После моего восстановления 27.10.03 г. Гострудинспекцией РМЭ на работе в ГУ РМЭ «ОПЦ РМЭ» его директор Баширов Л.Ш. недобросовестно воспользовался информацией, незаконно полученной им, как высокопоставленным чиновником, из ГУЗ РПНД, должностные лица которого фактически разгласили врачебную тайну о наличии у меня мнимого (формально существующего) психического заболевания.
Под угрозой привлечения к административной ответственности по ч. 2 ст. 5.27 КоАП РФ (дисквалификации на срок от 1 года до 3 лет), не желая терять лакомую должность директора ОПЦ РМЭ и лица, приближенного к региональному «императору» Президенту РМЭ Маркелову Л.И., а также переизбранного на второй срок члена Центральной избирательной комиссии РМЭ, Баширов Л.Ш. в сговоре с мировым судьей судебного участка № 1 г. Йошкар-Олы Емельяновой Л.В., главврачом ГУЗ РПНД Фадеевым П.Н., специалистами ГУЗ РПНД Колзиной Т.А. и Соколовым В.М., а также заместителем ГУ РМЭ «Республиканская психоневрологическая больница № 1» Соколовой А.М. организовал заведомо ложный вызов скорой психпомощи, бригада которой ЗА 5 МИНУТ ДО НАЧАЛА СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ ПОД ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВОМ ЕМЕЛЬЯНОВОЙ Л.В. УДАЛИЛА МЕНЯ ИЗ ВЕСТИБЮЛЯ СУДУЧАСТКА № 1, ПРИНУДИТЕЛЬНО ДОСТАВИВ В ГУ РМЭ «РПНБ № 1», где я провел сутки с 22.01. по 23.01.04 г.
Уже интуитивно предвидя возможный сценарий развития событий, еще более чем за 2 месяца до их свершения, а именно – 11.12.03 г., я обратился к военному прокурору Приволжско-Уральского военного округа с заявлением об угрозе применения ко мне подобных противоправных санкций, а в дальнейшем обратил внимание на уже свершившийся факт Председателя Комиссии по правам человека при Президенте РФ Памфиловой Э.А. в очередном заявлении от 1.02.04 г., то есть спустя неделю после своей суточной отсидки в Семеновском дурдоме. Как видно из исх. № 427/3-828 от 10.03.04 г., указанная высочайшая комиссия по данному вопиющему факту нарушения прав и свобод человека и гражданина заняла позицию «моя хата с краю…», а прокуратура, образно говоря, попросту на него «наплевала».
2.02.04 г. я обратился в прокуратуру г. Йошкар-Олы с заявлением о преступлении по ст. 128 УК РФ.
Постановлением от 13.02.04 г. мне было необоснованно отказано в возбуждении уголовного дела. В основу отказа была положена заведомо ложная информация заведующей оргметконсультативным отделом РПНД Колзиной Т.А. и в первую очередь ее показания о том, что она яко бы «…неоднократно встречала Лебедева А.М. около своего дома, на остановке общественного транспорта», у нее «создалось впечатление, что он сознательно стремится быть у меня на виду, чтобы напоминать о себе. В разговоре со мной он неоднократно угрожал мне, при условии, если я выпишу ему направление на трудовую экспертизу, где ему поставят инвалидность в связи с его заболеванием» (цитируется по листу № 12 надзорного производства - объяснению Колзиной Т.А. от «13.02.04 г.», как было указано вверху листа, но подписанного ей 16.02.04 г., то есть через 3 дня после вынесения основанного на этом объяснении Постановления об отказе). Все вышеизложенное Колзиной Т.А. – абсолютная ложь от начала до конца. На тот момент времени последний раз я видел ее в сентябре 2002 г., когда подавал документы в связи с прохождением медико-социальной экспертизы, которые она отказалась надлежаще принять, в связи с чем я был вынужден направить их копии заказной корреспонденцией. И тем более я никогда после этого с ней не разговаривал в силу того, что никогда не встречался.
С материалами надзорного производства от 13.02.04 г. мне предоставили возможность ознакомиться только 25.02.04 г.
Оспорить в судебном порядке указанное постановление об отказе я был не в состоянии, так как в связи со ставшей мне известной 25.02.04 г. угрозой принудительного психлечения с целью коррекции поведения по высосанным из пальца основаниям и рекомендации Колзиной Т.А. я был вынужден 29.02.04 г. покинуть дом и семью, уехав в г. Москву, где фактически бомжевал в течение более 2 лет, до 6.04.06 г.
15.03.04 г. я обратился к Генеральному прокурору РФ с заявлением
- о несогласии с постановлением от 13.02.04 г. прокуратуры г. Йошкар-Олы;
- о пересмотре заявления от 2.02.04 г. и привлечении виновных к ответственности по ст.ст. 128, 140 УК РФ и ст. 19.13 КоАП РФ;
- об истребовании от военной прокуратуры материалов заявления от 1.07.03 г. в адрес Памфиловой Э.А. и проведении собственной прокурорской проверки по ним;
- о безотлагательном принятии мер, исключающих повторное незаконное, принудительное помещение в психиатрический стационар и необоснованное лечение.
2.04.04 г. по телефону № 928-70-61 меня уведомили, что 19.03.04 г. указанное заявление направлено в прокуратуру РМЭ, на что я 21.04.04 г. заявил о своем несогласии в части отказа в истребовании от военной прокуратуры материалов заявления от 1.07.03 г. в адрес Памфиловой Э.А. и их рассмотрении по существу в рамках Генпрокуратуры.
В конечном итоге эти мои обращения канули в небытие, так как были формально «разрешены» радикальным образом: исходящим № 427/3-2383 от 18.06.04 г. военный прокурор РВСН уведомил меня о прекращении переписки со мной «в соответствии с п. 4.16 Инструкции о порядке рассмотрения и разрешения обращений и приема заявителей в органах военной прокуратуры».
Таким незамысловатым способом одним махом было освобождено от заслуженной ответственности всё в конец обнаглевшее, нравственно деградировавшее, коррумпированное чиновничество, в той или иной мере виновное в повальных нарушениях моих прав, свобод и законных интересов, в моей всеобъемлющей дискриминации.
Вынужденно покинув 29.02.04 г. г. Йошкар-Олу, 1.03.04 г. я прибыл в г. Москву. 10.03.04 г. я подал в комиссию МНИИП заявление о психобследовании (освидетельствовании) на 3-х листах по тексту с двух сторон и с приложениями, в сумме с которыми объем заявления составил 208 листов, в том числе – с полной копией заявления от 1.07.03 г. в адрес Памфиловой Э.А. объемом в 155 листов.
Во время первой, ознакомительной беседы 10.03.04 г. заведующий консультативным отделением МНИИП Бурминский Д.С. рекомендовал мне дополнительно представить любые другие имеющиеся материалы, особенно - касающиеся медицинской части вопроса.
12.03.04 г. я подал второе заявление на 1 листе по тексту с 2 сторон с прилагаемыми к нему документами на 86 листах. Большую часть последних составляли документы медицинского характера, но к данному заявлению были также приложены и материалы, связанные с нарушением моих прав со стороны директора ГУ РМЭ «ОПЦ РМЭ» Баширова Л.Ш. и проч. (материалы Гострудинспекции РМЭ об административном правонарушении, материалы по оспариванию в судебном порядке его действий/бездействия, копия постановления от 13.02.04 г. об отказе в возбуждении уголовного дела). Таким образом, комиссия МНИИП располагала максимально исчерпывающей информацией в общей сложности объемом в 295 листов, отражающей как медицинскую, так и общегражданскую и юридическую составляющие моей проблемы. Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что, признавая меня актом № 8 от 27.10.04 г. психически здоровым и нуждающимся в реабилитации, комиссия имела исчерпывающий материал для вынесения предельно объективного заключения на основании всестороннего изучения обстоятельств.
Не смотря на это, в нарушение п. 4 Положения о комиссии, утвержденного Приказом МЗ РФ от 23.11.99 г. № 419, предписывающего рассмотрение обращений В 3 – Х ДНЕВНЫЙ СРОК после их получения, комиссия вынесла свое заключение в 232 – ДНЕВНЫЙ СРОК, то есть с 77– кратным превышением предельного срока.
Поэтому только 1.12.04 г. я смог обратиться в МГВС с заявлением об оспаривании выставленного мне в ГВКГ психдиагноза, в основу доказательств которого в первую очередь и главным образом был положен акт № 8 от 27.10.04 г.
Как здравомыслящий человек, я могу согласиться, что рассмотреть в 3– дневный срок материал объемом почти в 300 листов и вынести по нему заключение, определяющее судьбу человека – задача весьма проблематичная и мало выполнимая. Но на такие случаи есть цивилизованные, законные механизмы: согласно п. № 9 действовавшего в тот период Указа ПВС СССР от 12.04.68 г. № 2534 – VII «В тех случаях, когда для разрешения …необходимо проведение специальной проверки, истребование дополнительных материалов либо принятие других мер, сроки разрешения … могут быть В ПОРЯДКЕ ИСКЛЮЧЕНИЯ продлены …, но не более, чем на 1 месяц, С СООБЩЕНИЕМ ОБ ЭТОМ ЛИЦУ, ПОДАВШЕМУ ЗАЯВЛЕНИЕ».
Пусть даже не предусмотренные в этом случае более общим Законом в общей сложности 2 месяца, а хотя бы - 3, но никак не 7, - с 10.03.04 г. по 27.10.04 г. При этом мне не просто не сообщалось о каком – то продлении, но и грубо игнорировались мои неоднократные обращения по факту чудовищной волокиты: от 21.04.04 г., врученного 26.04.04 г., от 28.05.04 г., врученного 1.06.04 г., от 19.07.04 г., врученного 27.07.04 г., и от 14.10.04 г., врученного 18.10.04 г. Невольно закрадывается мысль – не было ли это сделано злонамеренно – предумышленно из следующих соображений.
Отсутствие у меня официального реабилитирующего документа в срок, максимально приближенный к 22./23.01.04 г., - дате моей незаконной суточной отсидки в Семеновском дурдоме, - предельно минимизировало мою возможность доказывания, что и в январе 04 г. я был абсолютно нормальным и не проявлял никаких рецидивов и обострений, которым попросту неоткуда было взяться в силу моей полной психической нормальности. Под предлогом же освидетельствования меня через 7 месяцев хитроумные психиатры при недобросовестности и мотивированном желании всегда могли сделать свой коронный профессионально – изуверский ход, заявив, что спустя 8 месяцев с конца января 04 г. моё «сезонное обострение» кончилось и я пришел в норму. Таким образом, в случае недобросовестности, комиссия МНИИП могла прикрыть противоправные действия своих коллег – беспредельщиков из РМЭ. В этот контекст вполне укладывается на первый взгляд абсурдная фраза в акте № 8 от 27.10.04 г. о том, что «В настоящее время не намерен заниматься жалобами, нет стремления привлечения к ответственности лиц, нарушивших,…закон и порядок», из которой следует, что, как только я начну защищать свои нарушенные права и законные интересы, так тут же, автоматически, вновь перейду в категорию дурика. Подтверждением этой дьявольской, не имеющей ничего общего с правами и свободами человека и гражданина логики является исх. № 109 от 20.12.05 г. за подписью Председателя комиссии МНИИП Войцех В.Ф., который именно и только на этом основании единолично поставил под сомнение коллегиально вынесенное составом из 4-х человек заключение комиссии от 27.10.04 г., которое, как выяснилось в последствии, лично он не подписывал, поручив возглавить комиссию одному из своего ближайшего окружения. Указанное сообщение за исх. № 109 от 20.12.05 г. было оспорено мной в соответствующих судах г. Москвы, но эти «органы правосудия» откровенно заволокитили дело. Что, впрочем, не делает недействительным акт № 8 от 27.10.04 г. комиссии МНИИП и её вывод о необходимости моей социальной и профессиональной реабилитации.
На протяжении организованной А. Лысенко и прилежно исполняемой его подручными органами военного управления длящейся с 2001 г. в течение уже более 10 лет моей грандиозной, всеобъемлющей травли нарушения моих прав и законных интересов оформились в капитальные, монолитные массивы. Наиболее острые из них, ущемляющие мои жизненно важные права и законные интересы, помимо директивного зачисления меня в категорию дуриков – шизиков, я бы выделил в следующие блоки.