Тезисы в защиту интеллигенции (от Михаила Берга)
Евгений Ихлов: Тезисы моей защитительной речи
update: 27-04-2015 (16:42)
С сайта «Каспаров.ру».
Пусть простит меня читатель, что слишком часто я устраиваю риторические ристалища с российско-американским литератором Михаилом Бергом. Но его изумительно провокативные публикации по всему спектру общественно-политической тематики предоставляют возможность высказаться (ну и заодно исподтишка пнуть постмодернизм, что тоже приятно). Я тоже люблю критиковать интеллигенцию, но только либеральную. Критиковать надо своё сословие. Широкие народные массы можно ругать, но критиковать бессмысленно — там нет рефлексии. Можно ругать госаппаратчиков, функционеров партии власти и прочих чернильных душ. Но бессмысленно критиковать, ибо любые твои слова для них — это слова врага. Поэтому так наивны потуги умеренных статусных фрондёров дать власти совет — ведь для неё это отравленное злой феей яблоко для Белоснежки.
Нет смысла критиковать интеллигенцию леворадикальную — это блаженные, вроде политзека Сергея Станиславовича Удальцова, или главного редактора "Форум.мск" Анатолия Баранова и большинства его авторов, которые живут в мире своих фантазий и до сих пор полагают два важнейших события прошедшего века — крах мирового коммунизма и распад советской империи — бедствиями.
Нет смысла и критиковать правоконсервативную и праворадикальную интеллигенцию — прежде всего, мешает ослепляющая ненависть. Но и кроме того, в своём отношении к либералам они совершенно солидарны с правящей номенклатурой и её холуями, и любые возражения полагают вражескими вылазками.
Вот, собственно, и остаётся как мишень для критики одна лишь либеральная интеллигенция. К каковой я, разумеется, причисляю и сторонников умеренного консерватизма, и приверженцев социальной демократии.
Но, шпыняя отечественную либеральную интеллигенцию, я всё-таки полагаю необходимым защитить её от обвинений в трусости и неготовности взять на себя социальную ответственность за судьбы страны и мира. Вот тезисы моей защитительной речи.
1. Прежде всего, я полностью отрицаю право любого живущего за границей критиковать за трусость и непоследовательность находящихся в Российской Федерации. Солдата за бегство в кусты во время боя может упрекнуть свой брат-окопник, но не тыловик, отстукивающей на пишущей машинке бодрые призывы.
2. Самое важное. Интеллигенция не творит культуру, она её потребляет. Культуру творят те, кого называют интеллектуалами — литераторы: писатели, эссеисты, режиссёры и богема — актёры, художники, музыканты… (деление очень условное). А интеллигенция потребляет высокую культуру. Поэтому выдвигать претензии к интеллигенции, что она творит не то — совершенно нелогично.Интеллигент — это не повар, а посетитель общепита. Он может только сменить ресторан или кафе. Он может, конечно, записав кулинарный рецепт из телешоу или вырезав его из полуглянцевого журнальчика, попытаться что-то сымпровизировать на своей кухне.
Тем более, что российский "посетитель общепита" давно устроил себе геополитический плюрализм — он потребляет западное (реже японское или иранское) кино, читает переводное (или уже на языках), ходит на выставки западного искусства… Российский интеллигент вот уже 40 лет как существенно сместил в сторону Запада или в сторону досоветской эпохи своё культурное потребление. Поэтому он давно существует в "зоне радиации" высших достижений культуры, основанной исключительно на гуманистических и демократических ценностях. И даже современная отечественная масскультура в тех её сегментах, которые ориентированы на интеллигентскую часть среднего класса, апеллирует к той же просвещенчески гуманистической традиции. Апологии расизма, культа власти, внесудебных расправ, клерикализма или пряничного патриотизма, даже скрытой, там не найти. Отечественная интеллигенция имеет полный доступ к мировой и русской культуре, и поэтому исправно воспроизводит свою традицию.
4. Обвинения в адрес либеральных интеллектуалов я готов и выслушать, и поддержать. Однако, я с прискорбием вынужден напомнить, что ровно те же самые обвинения в отношении них высказывались ещё Герценым и Салтыковым-Щедриным, а также плеядой "революционных демократов" полуторастолетней давности. Затем эти упрёки исправно воспроизводились каждый раз, когда Россия колебалась между реформами и революцией. Предпоследним — из талантов — был Горький ("с кем вы — мастера культуры?!"), а последним — Солженицын в "Наших плюралистах". И что характерно, каждый раз именно поносимые радикалами за трусость либеральные интеллектуалы кропотливо создавали смыслы, обеспечивающие сперва интеллектуальный, а затем и социально-политический прорыв страны.
5. Ещё одно не менее важное обстоятельство — не интеллектуалы управляют культурой (если не считать таковым управлением "репертуарную политику"), а культура — ими. Роли "водилы" и "тачки" распределены совсем не так, как это видится обыденному сознанию. Культура — это сложнейшая система, имеющая многие признаки кибернетического устройства (это если не сказать живого существа), и творцы культуры, в том числе творцы произведений искусства, авторы научных разработок и философских направлений — лишь её орудия. Благо сложность культуры такова, что она позволяет формироваться внутри себя различным полюсам, альтернативным традициям, расслаивается на субкультуры. Что в нетоталитарном социуме (к тоталитарным социумам в данном случае условно можно отнести и инквизиторские периоды традиционализма) предоставляет возможность творить на основе предпочитаемых этических и эстетических критериев.
6. Говоря о робости и даже трусости (и даже подлости) либеральных интеллектуалов, необходимо заметить, что они постоянно находятся между двух огней, или между молотом и наковальней. С одной стороны, их давит репрессивный и всегда при этом эстетически ультраконсервативный режим. Но с другой стороны, они видят угрозу тоталитаризма в результате успеха радикалов. Ведь, собственно говоря, призыв формировать культуру, исходя из критериев, отобранных идеологом — это и есть тоталитаризм.
Русские либеральные интеллектуалы довольно основательно расшатали самодержавие — и потом имели удовольствие наблюдать все ужасы погромов, карательных расправ, террора справа и слева, зачатки крестьянской войны в 1905-06 годах. В 1917 — уже тормозили, но победила инерция революции, подпитываемая поколениями интеллигенции, воспитанной на освободительной и народолюбивой литературе XIX века. Современные либеральные интеллектуалы, уже открывшие дорогу антипутинистской революции, своим отказом проповедовать реформы, способные стать альтернативой революции, могут, разумеется, "подбавить жару", но искренне опасаются появления комиссаров, вроде почтенного Михаила Берга, которые будут их учить правильному творчеству.
7. Последний по счёту, но не по важности. Современная высокая культура (а не потребительская, рассчитанная на средний класс) не только ни несёт в себе мораль и нравственность — она воюет с ними. Со времён романтизма. Мораль несут церковь, государственные идеологии, они же насаждают нравственность. А культура — это бунт против морали и последовательная дискредитация нравственности (с её занудным осуждением до- и внебрачного секса и насаждением преклонения перед авторитетами). Западная культура, разумеется, вдохновляется обеими Библиями, но не заповедями, а антисистемным (антиимперским, антимонархическим, антиаристократическим, анти…) бунтом пророков и не менее антисистемными смыслами притчей. В русской культуре обманывает то, что в условиях полного морального банкротства православной церкви ко временам Екатерины II, её роль хранителя и распространителя моральной библейской традиции постепенно взяла на себя литература, названная после этого пораженным миром "великой" и "святой".
Поэтому если и произойдёт чаемое шестидесятнической интеллигенцией (т.е. интеллектуалами-антисталинистами 50-80-х годов), а именно — вся народная интеллигенция проникнется ценностями высокой культуры, то мы в лучшем случае получим радикальнейшую революцию, а худшем — атомарный распад социума на фоне торжества психоделических практик.
�,8��0[�o`�одной конкуренцией производство технологий превратилось во многом в производство общественных благ — в дело благородное, но экономически не всегда оправданное.