07.04.2015

http://www.postindustrial.net/?p=3181

07/04/2015

Не так давно вся страна пришла в невиданное возбуждение от того, что на неде-лю один из ее граждан — правда, единственный, от которого здесь все зависит, — «ушел в тень». А двумя годами ранее почти никто не обратил внимания, напри-мер, на показательное признание вице-премьера Ольги Голодец о том, что госу-дарство вообще не понимает, чем и как заняты как минимум 38 из 86 млн трудо-способных россиян. Мы, похоже, еще не смирились с тем, что хозяин страны мо-жет подолгу отсутствовать, но «растворение» ее самой в бесконечных оттенках серого давно не вызывает у нас беспокойства.
Между тем сейчас наступает время, когда вопрос о том, какая часть российской экономики находится «в тени», более не выглядит риторическим.
Долгие пятнадцать лет российская бюрократия укрепляла свою власть над стра-ной через усложнение и ужесточение существующего законодательства. За это время Государственная дума, а также министерства и ведомства приняли и изда-ли более 18 тыс. законов и нормативных документов, регламентирующих коммер-ческую деятельность граждан и организаций. Многие из них в той или иной мере противоречат друг другу, и большая часть направлена на ужесточение налогового давления на бизнес.
Развивающиеся экономики нигде не обеспечивают предпринимателям таких га-рантий, как устойчивые демократические государства. Их неустроенность предпо-лагает высокие риски для бизнеса, которые могут компенсироваться только высо-кой доходностью — и, соответственно, низкими налогами.
Для развитых стран Европы характерна доля налогов в ВВП на уровне 45–50% в условиях практически нулевого роста. В США эта доля намного ниже — на уровне 30–32%, и темпы экономического развития тут традиционно выше. В самых ус-пешных развивающихся странах — Китае, Турции, Индии — эта пропорция еще ниже (16–22%), и именно они выступают глобальными двигателями хозяйственного прогресса. Россия с ее бюрократическим произволом и долей налоговых сборов в ВВП на уровне 36% не могла бы развиваться теми темпами, какими она развивалась в 2000-е годы, если бы не одно обстоятельство — вполне причем очевидное.
Это обстоятельство — и есть теневая экономика.
Государство может обложить налогами только официальный сектор. Чем выше налоги при отсутствии нормальных государственных услуг (обеспечения правопо-рядка, равных условий для бизнеса, ограничения коррупции), тем бóльшая часть экономики перестает быть на виду. «Серый» сектор есть везде — но одно дело 9% «теневой экономики» в США при налогах в 30% от ВВП и совсем другое — 71% в Боливии при формальной налоговой нагрузке 56% официального ВВП. Легко заметить: при «полном учете» экономических реалий налоги в Боливии в отношении к общей экономической активности все равно ниже, чем в США, — иного просто не может быть.
«Тень» идеально выравнивает хозяйственные условия; как говорится, природу не перехитришь. Но российские власти в последнее время занимаются как раз этим. Да, они признают, что треть экономически активного населения работает непо-нятно где — но вместо того, чтобы снизить страховые платежи и упростить трудо-вое законодательство, делают прямо противоположное.
Сколько, к примеру, перечислял предприниматель страховых платежей, чтобы выплатить работнику в 2009 г. зарплату в сумме 900 тыс. рублей в год? 110,8 тыс. рублей. Сколько он должен был перечислить в страховые фонды в 2014-м с той же зарплаты? 216,1 тыс. руб. — почти вдвое больше. «Наверху» серьезно счита-ют, что в таких условиях предприниматели будут начислять своим служащим официальные зарплаты? Или там полагают, что сами работники имеют какой-то мотив требовать официального расчета, если замораживается накопительная часть пенсии, вся пенсионная система трещит по швам, а здравоохранение почти официально становится платным?
Тут уже и бизнес, и трудящиеся консенсусно проголосуют за зарплату «в конвер-тах»!
На протяжении 2000-х годов власти осознанно шли на то, что значительная часть собственности переоформлялась на офшорные компании. Это во многом было частью путинского «договора элит»: бизнес платит налоги, но не обязан отчиты-ваться за цепочки владения, которые позволяют ему разбираться между собой в зарубежных судах. Передел собственности в пользу чиновников также предпола-гал нежелательность «засветки». Но в 2014 г. положение изменилось, и сейчас принят «антиофшорный» закон, по которому власти приписали себе право взи-мать налоги с доходов принадлежащих россиянам офшорных компаний.
Ответ последует немедленно — условием подпадания под этот закон является статус российского налогового резидента: поэтому сверхбогатые граждане будут жить вне страны более 183 дней в году и ни с какими проблемами не столкнутся. Зато бюджет лишится значительных сумм подоходного налога, который они пла-тили с доходов, зарабатывавшихся внутри страны.
Государство пытается в последнее время организовать и «лобовые атаки»: в прошлом году были резко повышены налоги на малый бизнес, в этом — вводятся новые кадастровые расценки на объекты недвижимости, которые часто превосхо-дят их рыночную стоимость. Этих платежей бизнес избежать не сможет — но это означает лишь одно: бизнес начнет более радикально «прятать» занятость и при-быль.
В 2013 г. министр финансов Антон Силуанов определял долю «серой экономики» в 15–20% ВВП России. В то же время аналитики американского института Global Financial Integrity называли втрое большую шифру — 46%. Отчасти с ними согла-шался советник российского президента Андрей Белоусов, отмечавший, что если малый бизнес выйдет из тени, его доля в российском ВВП вырастет с официаль-ных 19% до 45–50%. Я полагаю, что последние оценки достаточно близки к ре-альности (компания A.T.Kearney определяет уровень теневого бизнеса в Италии в 21% ВВП, в Греции и Польше — в 24%, в Румынии и Болгарии — в 28–31%; в России ситуация вряд ли может быть лучше). Если это так, то оказывается, что налоговая нагрузка на всю российскую экономику приближается к тем 20%, при которых развивающаяся страна может развиваться. Однако именно сейчас ситуа-ция готова поменяться.
Кризис создает для правительства массу сложностей. Его первая реакция на па-дающие цены на нефть — девальвация — решила проблему с наполнением бюд-жета (экспортные пошлины, дающие более трети доходов, номинированы в дол-ларах, а расходы — в рублях), но создала много новых.
Зарплаты сократились, и вопрос экономии на налогах встал более остро. Усугу-бились проблемы со сбытом, и желание платить налог на прибыль исчезло. Мас-сово убыли мигранты, и рынок «теневого труда» расширился. Власти могут в сво-ем «диалоге» с бизнесом уповать только на силу — но репрессивный аппарат слишком коррумпирован, чтобы не закрывать глаза на нарушения (и в особенно-сти тогда, когда ресурс для оплаты «коррупционных услуг» у бизнеса ограничен).
Российская экономика сегодня совершенно серьезно готова «уйти в тень» в мас-штабах, невиданных со времен «лихих 90-х».
На мой взгляд, никакие усилия отечественных властей не обеспечат сборов в ви-де налогов и страховых платежей более 20% реального размера ВВП России. Пе-ред властью стоит сегодня критически важная дилемма: она может или провести масштабное снижение налогов и экономическую либерализацию — с тем чтобы вывести миллионы предпринимателей из «тени»; или еще сильнее повысить на-логи на официальную часть экономики, при этом еще более ее сократив.
Если бы в Кремле руководствовались логикой бизнеса, там наверняка выбрали бы первый вариант. Но сегодня власти заняты геополитикой и идеологией, считая экономику лишь инструментом реализации своих «великодержавных» планов.
Но, к сожалению или к счастью, экономика никогда надолго не «прогибается» под политику. Поэтому российский бизнес будет тем устойчивее уходить в «тень», чем активнее вожди государства будут купаться в лучах политической славы.