«Убедить детей в том, что черное — это белое, проще простого»

http://www.colta.ru/articles/school90/6655

УЧИТЕЛЬ ИСТОРИИ АЛЕКСАНДР ДРАХЛЕР О МИФАХ ПРО ЧАСТНЫЕ ШКОЛЫ, СТАНОВЛЕНИИ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО РУНЕТА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПЕДАГОГА

 

© svoboda.org

 

Специальный проект «Школа 90-х», запущенный COLTA.RU, образовательным порталом «Твоя история» и фондом «Уроки девяностых», посвящен эпохе 1990-х в контексте отечественной истории. На важнейший период в новейшей истории России, на главные приметы того времени и его ключевые события мы посмотрим глазами известных преподавателей истории и литературы.

Александр Борисович Драхлер — преподаватель истории и обществознания Центра образования № 293, один из основателей портала «Сеть творческих учителей», объединяющего десятки тысяч учителей России и стран СНГ.

Меня так учили, что если слово дал, то надо держать

Я учился в Воркуте. До середины 9-го класса думал, что моя жизнь будет связана с числами — с экономикой, с финансами. Математика шла хорошо, но в середине 9-го класса к нам пришла работать новая учительница математики, и из 16 ребят, которые собирались сдавать этот предмет на вступительных экзаменах, от этого отказались 14. Поняли, что математика, оказывается, — это не так интересно.

Параллельно я много чем занимался в школе. Где-то в 1983 году в школе произошел скандал, потому что я написал в газете городской, что мы на уроках труда одни только швабры делаем, а больше ничего. Директор школы с газетой в руках влетела на общешкольное комсомольское собрание и очень эмоционально стала это обсуждать: «Вот, вы все только критикуете! А из вас никто в школу не пойдет работать!» Я говорю: «Я пойду». Это при всех было сказано, поэтому назад дороги не было. Меня так учили, что если слово дал, то надо держать.

Где-то в 1983-м к нам в школу пришла новая учительница истории — ее сразу назначили замом по воспитательной работе. У нас с ней выработалась негласная договоренность, что один урок она решает свои вопросы как завуч, а я в это время за нее провожу урок истории в своем классе, другой урок она ведет, а я на задней парте своими делами занимаюсь — старшеклассникам всегда есть чем заняться. Я уже тогда серьезно готовился к этим урокам — по тем возможностям, которые были. Допустим, тема была «Великая Отечественная война», и я штудировал двенадцатитомник «Вторая мировая война». Интернета же тогда не было, а мне хотелось сделать так, чтобы уроки были интересные. Когда я учился, возможности у учителей были небогатые, тем более в провинции. В основном все начиналось и заканчивалось пересказом учебника. А хотелось сделать что-то другое.

Едем в Москву и по пути обгоняем танки, бэтээры

С первого раза в Московский государственный педагогический институт имени Ленина (сейчас — университет) я не поступил. Незнание иностранного языка подвело. Год работал, параллельно вел филателистический кружок в 270-й школе (сейчас это школа 1470) — старшеклассником я серьезно увлекался марками. В 1984—1985-м, когда мне едва исполнилось 17 лет, я собрал группу восьмиклассников — человек 20 — и повез их на экскурсию на железнодорожный почтамт на Казанском вокзале. По нынешним временам мне это кажется авантюрой — сейчас я и сам не повезу один группу детей через всю Москву, а тогда я еще не понимал всей ответственности.

Приходилось в дверях стоять, чтобы масло детям на ужин выдали, а не стащили.

Потом поступил в институт, на исторический факультет. С перерывом на два года армии — тогда еще не давали даже первый курс доучиться. Я застал хороших преподавателей — Владимира Борисовича Кобрина, Игоря Николаевича Данилевского, Кошеленко, Проскурякову. Начиная с первого курса я обязательно ездил на педагогическую практику в лагерь. В августе 91-го года (после 4-го курса) уже не собирался ехать, но друг уговорил поехать вместо одной студентки, за которую мы должны были отработать. Мы приехали и как опытные ребята взяли себе отряды: я — третий, он — четвертый. Вдруг вызывает меня начальник лагеря и говорит: «Слушай, старший вожатый у нас ногу сломал». Меня шесть часов уламывали, чтобы я был старшим вожатым. Уломали. Потом так получилось, что на неделю заболел начальник лагеря, и в это время я исполнял его обязанности. Смена была тяжелая. Это же был 1991 год — ничего нет, и, естественно, все тащат. Я в полной мере «наелся» общения с кухней, сантехниками и прочими хозяйственными службами. Приходилось в дверях стоять, чтобы масло детям на ужин выдали, а не стащили. Все было непросто.

19 августа 1991 года у меня был приказ — ехать с группой детей из Днепропетровска, целых 30 человек, в Москву на экскурсию. Утром бреюсь, друг прибегает и говорит: «Знаешь, в Москве переворот, Горбачева свергли». Я чуть не порезался. Что делать? А все приходят ко мне как к начальнику лагеря и спрашивают: «Что делать?» Мне тогда было 23 года, опыта — только армия, ума — «Грановитая палата». Я говорю: «Ребята, давайте так: если приедет автобус, то поедем». Автобус задержался часа на два. Мы садимся в него, едем в Москву и по пути обгоняем танки, которые сошли с трассы, бэтээры какие-то. В центр Москвы мы не попали, но выполнили экскурсионную программу, сходили в кафе-мороженое «Пингвин», которое тогда недавно открылось, — то есть мы были в двух шагах от эпицентра событий. Через два дня мы уже всей сменой возвращались совсем в другую Москву и в другую страну.

В 1991 году я пошел работать в 279-ю школу имени Твардовского. Через год окончил университет и взял класс, которым очень горжусь, — я тогда молодой был, неженатый, и мы с ними очень много времени проводили вместе. Я их действительно безумно люблю, мы до сих пор переписываемся; некоторые из них сейчас ньюсмейкеры в нынешней непростой экономической ситуации. Свой профессиональный период с 92-го по 99-й год я вспоминаю с большим удовольствием — было очень много интересного. Тогда и книжки, и методички удавалось написать, потому что появлялся интересный опыт, который можно было перекладывать на бумагу. А главное, была в этом потребность и можно было публиковаться.

Бывали ситуации и на грани фола. 5 октября 1993 года у меня до школы не дошли два ребенка. Я двадцатым чувством почувствовал, что что-то не так. Позвонил домой — в школу ушли. А 279-я школа расположена на горке, рядом ВДНХ и «Останкино». Я кинулся туда, на Звездный бульвар, — и как-то сам собой на них вышел. А они говорят, что гильзы пошли собирать.

Я мог поставить годовую двойку, и мне ничего за это не было!

Чем интересны 90-е для учителя? Тем, что если у меня было доверие администрации школы и родителей, то я как профессионал мог делать то, что считаю нужным. Та степень свободы, которая была у учителя в 90-е годы, сейчас, увы, недостижима. Я мог поставить годовую двойку по своему предмету, и мне ничего за это не было!!!

Сейчас я тоже двойки ставлю. Но образовательный уровень сильно упал. Хотя точнее сказать — серьезно видоизменился. В середине 90-х половина ребят в классе, которые изучали древний мир, точно читали Гомера. Сейчас до половины класса может не знать до уроков и мифы Древней Греции. В 1990-х можно было строить программу так, как считаешь нужным, и ее варьировать. Сейчас таких возможностей нет, и даже когда учебные часы пропадают из-за праздников, наверстать упущенное с учениками очень сложно. С другой стороны, возможностей у детей получить хорошее образование не в пример больше, чем в 90-е. В том числе и технологических. Я, например, разрешаю пользоваться интернетом в учебных целях. Если что-то забыли, говорю: «Ребята, у вас гаджеты с собой — залезайте, ищите». Другое дело, что они часто найти не могут, если вопрос сформулирован необычно. Очень много приходится тратить времени и сил на то, чтобы научить пользоваться интернетом.

Есть миф, что в частных школах учителя получают больше.

Да, в 1990-е у учителей были проблемы с деньгами: выходишь к метро и понимаешь, что уборщик в метро получает в два раза больше, чем ты, человек с высшим образованием, который круглые сутки отвечает за кучу детей. Я хорошо помню Новый год с 92-го на 93-й и подарок учителям, который пришел от районной управы, — два куска мыла и книжка «Убийство Деда Мороза». Это было очень унизительно. С другой стороны, в 90-е годы у школы было больше возможностей для получения дополнительных денежных средств: помогали спонсоры, шла европейская гуманитарная помощь, датские мясные консервы — все это было.

Зарплата учителя сейчас в значительной степени зависит от умения школы хозяйствовать. Мне приходилось работать в частной школе, сейчас я работаю в государственной — я могу сравнить свой опыт. Есть миф, что в частных школах учителя получают больше. В разных школах по-разному, это вопрос договоренности между учителем и администрацией — и эти условия нетиражируемы. В частной школе обычно платят за час урока, который ты провел, тем не менее ты на работе должен находиться, скажем, с 9:00 до 17:00 и два раза в месяц дежурить с 7:00 до 19:00 — и никуда вырваться нельзя. В государственной школе у тебя по закону два месяца оплачиваемого отпуска, в частной школе — 30 дней, остальное за свой счет. За время каникул (уроков ты не проводишь, но все равно занят) денег тебе никаких не идет. Нас, правда, в частной школе в каникулы очень серьезно учили. И я уже и не говорю, что мы долго пикировались с директором по поводу «серой» зарплаты. Я посчитал — у меня по деньгам выходил в частной школе выигрыш несущественный.

Другая иллюзия, что в частной школе больше свободы и проще учить. Мол, маленький класс — это счастье для учителя. На мой взгляд, это не так. Частная школа, в которой я преподавал, гордилась тем, что у них в классах не больше 12 учеников. Но процент толковых детей — если это не специально подобранный класс — это где-то в среднем четверть. Соответственно, когда в классе 12 человек, таких толковых два, в лучшем случае три. Если один из них заболевает или уезжает куда-то, то получается, что разговор идет с одним-двумя учениками. Как бы интерактивно ты ни строил урок, в итоге он превращается в монолог, и мне это категорически не нравится. Это первое. Второе: программа в частных школах та же самая, учебники те же самые, курс тот же самый. Есть, наверное, школы, которые относятся к этому «сквозь пальцы», но все равно стандарт надо дать. При этом очень многое зависит от того, как выстроены отношения учителя с родителями и администрацией. Не секрет, что родители, особенно в частных школах, начинают давить на учителей через администрацию, что им нужны определенные отметки, и часть учителей идет у них на поводу.

Те, кто сидит по другую сторону экрана, никогда не учили историю

Так вышло, что я стоял у истоков педагогического Рунета и основания Сети творческих учителей — Innovative Teachers Network. С 1992 года я работал в Российской академии образования в лаборатории по созданию учебных пособий по истории. В 93-м или 94-м у меня появился первый компьютер. Я старался поддерживать «компьютерную» форму, хотя в институте предмет «Технические средства обучения» для меня был одним из самых «непроходимых» — там учили вставлять пленку в киноаппарат «Киев», чему я так и не научился. В 2000 году, когда я уже работал в частной школе, я стал вести виртуальное методическое объединение учителей истории. Так у нас появились виртуальные методические объединения учителей-предметников, которые сначала были под патронатом Московского института повышения квалификации, потом, уже как Сетевое объединение методистов, — под патронатом Федерации интернет-образования Михаила Ходорковского. В полном смысле сетевым сообществом учителей это нельзя было назвать — это была копилка учебных материалов, форум плюс система рассылки. В 2003 году с Ходорковским происходят известные события, СОМ еще работает, но возможностей для дальнейшего развития проекта не остается, а у нас идей — куча. В это время на нас выходят представители Microsoft в России, которые по всему миру разворачивают программу «Партнерство в образовании». В 2004 году они подписывают соответствующий договор с Министерством образования о том, что аналогичная программа будет осуществляться и в России, и предлагают создать ITN — мы с коллегами перевели на русский это название как «Сеть творческих учителей». 27 сентября 2005 года была запущена пилотная версия ITN, а с 22 января 2006 года — нынешняя редакция. Нам предоставили полную свободу: есть оболочка, вы профессионалы, действуйте как хотите. Microsoftмного раз менял кураторов проекта, но ITN оставалась совместным творчеством громадного количества российских учителей, которые сделали площадку так, как им интересно.

Вопреки техническим и политическим проблемам люди продолжают учить друг друга.

Сейчас в ITN больше 143 000 зарегистрированных участников, при том что каждый день мы чистим нашу базу и убираем дублирующие аккаунты. Наш актив — порядка 10% от зарегистрированных пользователей. В нашей сети состоят учителя из всех уголков России и СНГ. Многих своих коллег поITN я ни разу не видел в глаза. Я помню, для одной учительницы, жившей на Чукотке, я полтора месяца бегал и искал фирму, которая бы могла гарантированно доставить ей выигранный приз. А в сеть она выходила каждый день.

Сейчас появилось много новых педагогических проектов, аналогичных ITN. Некоторые технически более современны, некоторые были инициированы государством и шли на федеральном уровне, пока были деньги и административный ресурс, потом все проваливалось. Но когда проходят всероссийские конкурсы по интерактивным доскам, конкурсы «Формула будущего» и «Учитель года», то половину пьедестала занимают «выпускники» нашего портала. К сожалению, с 2010 года внимание Microsoft к этому проекту, несмотря на его гиперуспешность, серьезно изменилось. Тем не менее портал живет — у нас параллельно идет до десятка международных мастер-классов и конкурсов: допустим, мастер-класс по интерактивным доскам ведут учительница из Краснодарского края, учительница из Казахстана и учительница с Украины. Вопреки техническим и политическим проблемам люди продолжают не просто обмениваться опытом, а учить друг друга. Ощущение, что кто-то постоянно с тобой находится в одной сети и делает одно дело, дорогого стоит.

В свое время, в конце 1980-х — начале 1990-х, когда я был еще студентом, к нам приезжал Евгений Ямбург. События, которые тогда происходили, чем-то напоминали те, что происходят сейчас. Ямбургу задали вопрос: как он отреагирует, если его ученики выйдут митинговать на площадь. Он ответил, что если ученик выйдет на митинг и ему разнесут башку, то он себе этого никогда не простит. Дети многого не знают, и многое для них становится откровением. Что и как надо доводить до детей — это тонкий вопрос. Здесь, как у медиков, учитель должен придерживаться заповеди «не навреди».

Я знаю, многие наши учителя на уроках, далеких от истории и обществознания, транслируют детям то, что и так несется по телевизору, считая это своим патриотическим долгом. На мой взгляд, уж лучше бы учили предмету и думать самостоятельно. Потому что убедить детей в том, что черное — это белое, а белое — черное, конечно, проще простого. Но, как любят говорить историки, история никогда никого ничему не учит, но очень больно наказывает за ее незнание. В те редкие моменты, когда у меня включен телевизор, у меня волосы встают дыбом, потому что текст, несущийся с экрана, говорит мне о том, что те, кто сидит по другую сторону, никогда не учили историю.

Материал подготовлен в рамках специального проекта «Школа 90-х», запущенного COLTA.RU при поддержке образовательного портала «Твоя история» и фонда «Уроки девяностых».