«Элита» больна самомнением вновь,
и поиски – под фонарями.
Носитель искомого – он без понтов,
себе на уме и – рядами:
и свой соблюдёт, и общественный строй,
во имя то даст по сопатке,
то встанет пред чуждым Поклонной горой,
то вверит сапёрной лопатке.
Он так монолитен и так многолик,
что нету лица у «героя».
Известно, где корни, откуда возник,
с какого вселенского горя,
что ныне потерян: отеческий строй
в таком (!) предстаёт симбиозе, –
и как охранитель озлоблен порой,
но «за» и в двусмысленной позе.
Что именно в нём восседает Адам,
его – натуральные евы,
боюсь, никогда не понять господам.
И брать его коль – не за «евры».
Досадно вам: «...умных не слушает, кто
сознанием в каменном веке»;
ваш довод железный водой в решето
сливается в том человеке.
Что тьма их, уроки не учат они,
о сложном им – петь канарейкой...
Но бросятся в воду – случится: тони,
помогут остатней копейкой.
Им видно: «не хочете» слушать в ы их,
реалий хлебнувших поболе.
Желали б – вам правду, одну на двоих,
открыл бы и ветер во поле.
Чуть лоска – туда ж вы: на общий аршин...
Убравшихся впрямь из народа
ценителей сыра и автомашин
зашорена слишком порода,
чей мир виртуальный, вскормивший понты
как право вещать «абсолюты»,
и множит, и множит, и множит фронты...
Окститесь! П о к а мы не люты.
Воистину медленно разум у нас
взялся отбирать «модератор».
Но было б честнее явиться анфас
да разом наехать – как трактор,
как было обещано... Но без Суда –
своих насмотрелись мы страшных.
И вторгнуться ужасом в ночь – не с утра:
тут дети и... мало отважных.
То карлик, а то изувер во главе,
и выбор – в пределах Содома.
«На два уже мало..., – стучит в голове. –
На все – на четыре пусть дома!»
Прочувствует люд неизбежных начал,
согнав гуманизм с пьедестала,
остатком извилин: «А ты измельчал...»
На большее б их недостало.