Свобода и смерть
Илья Мильштейн, 08.01.2015
Из журнала «Грани».
Журналистов наказывают по-разному.
Бывает, в ходе напряженного спора хозяйствующих субъектов выясняется, что владелец опального телеканала сильно задолжал газовому монополисту, и это, конечно, важнейший аргумент в дискуссии. Долги надо отдавать, ты чо. Поэтому редакцию разгоняют и на месте опального телеканала возникает нечто совершенно иное. Наказанную журналистику сменяет безнаказанная.
Или взять другую телекомпанию, где-нибудь в Томске. Взять и отключить от эфира, сославшись на "компьютерный сбой" в Москве, где выдают и продлевают лицензии, и на обидчивость монопольного оператора, который отказывается работать "под давлением" судебных исков и публикаций. Такие они все там ранимые и впечатлительные, в Роскомнадзоре.
А еще случается так, что опальный сайт, который никому ничего не должен, публикует, представьте себе, "призывы к противоправной деятельности и участию в массовых мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка", и за это его блокируют. Причем в ежедневном режиме и, в сущности, без права на обжалование этого удивительного приговора.
Но это все затратные мероприятия. Наказанных журналистов надо долго таскать по судам, запугивать, подкупать, вербовать. Отключенным от эфира вообще ничего не втолкуешь. Блокировки, подобно глушилкам в прошлом тысячелетии, добавляют популярности крамольным сайтам. К тому же нормальные герои-читатели в авторитарных странах всегда идут в обход. Так приучены – хоть в России, хоть в Китае.
Оттого у отдельных граждан, местного начальства или террористов возникает соблазн решить проблему радикально. Взорвать журналиста в редакции. Расстрелять в подъезде. Захватить в плен и обезглавить, записав казнь на видео. Такого рода полемика с независимой прессой куда эффективней воздействует на умы и сердца, и ты, пишущий эти или какие-нибудь другие строки, теперь глубоко задумаешься, прежде чем касаться некоторых сюжетов.
Скажем, разоблачать коррупцию в армии, оскорбляя министра обороны. Писать о Чечне, задевая ее бессменного руководителя. Рисовать карикатуры, если их объектом становится нечто сакральное. Если за эти тексты или рисунки не разгонят редакцию, не отберут лицензию, не заблокируют сайт, а тебя лично тупо убьют. Или расстреляют редакцию, как это вчера случилось в Париже.
Это, к слову, весьма серьезные доводы в дискуссии журналиста с объектами его расследований или шуток: арматура, пуля, нож, тротиловый эквивалент. Это убедительные доводы, и каждый пишущий определяет для себя границы своего вольномыслия, а также географические границы. Куда он поедет в командировку, в какую Чечню, Сирию или Ирак, а куда не поедет. Кого из пророков будет изображать на своих рисунках, а кого воздержится. Пророки - они ведь такие разные, и среди их почитателей попадаются люди настолько вспыльчивые, что любую шутку расценивают как преступление. За которым следует самосуд, то есть казнь.
Собственно, это почти все, что можно сказать о вчерашней бойне в редакции Charlie Hebdo. О журналистах и о неравнодушных читателях. О столкновении людей с нелюдями, цивилизации с варварством, человеческого с сакральным. Вот разве что о сакральном еще хочется немного поразмышлять в эти дни траура по жертвам теракта.
Вы ведь тоже, наверное, заметили такую закономерность: там, где громко заговаривают о святынях, нередко льется кровь. Духовность особого рода порождает ненависть, и самые раздухарившиеся и воцерковленные кулаком, дубьем и автоматом вразумляют безбожного врага. А если вождь православного воинства обнаруживает Храмовую гору где-нибудь в Крыму, то это значит, что кровь уже пролилась и тысячи людей заплатили жизнью за сакральные прозрения вождя. Вообще всю историю человечеству можно рассматривать как историю религиозных войн и терактов, и конца этой бесовщине нет и не предвидится. Притом, что заповедь "не убий" на разных языках самых разных религий звучит одинаково, но оглохшие безумные фанатики ее не слышат. У них и бог есть, и все дозволено.
Журналистов наказывают по-разному, но убийство в ХХI веке, похоже, становится наиболее распространенным средством. Методикой, в рамках которой религиозное озверение и ненависть к инакомыслящим и вольномыслящим соединяются в одно и трое отморозков с калашами врываются в редакцию и с криками "Аллах акбар" убивают безоружных. Способом водворить истинную веру всюду, где человек пытается противостоять зверю. Технологией расчеловечивания любого, самого цивилизованного общества - ведь ясно же, какой взрыв ответной ненависти и ксенофобии породит массовое убийство в Париже, и на это тоже делается расчет.
Впрочем, дискредитация особого рода святынь вовсе не означает, что в жизни вообще не остается никаких ценностей. Ценности сохраняются, а коренное их отличие от насаждаемых "исламским государством" или там "русской весной" заключается в том, что они объединяют, а не разъединяют людей. Демократия, права человека, толерантность, милосердие - о них нелепо вроде бы сегодня говорить, но если человеческая история имеет хоть какой-нибудь смысл, то искать его следует под этим фонарем. А если смысла нет ни малейшего, то все равно есть вещи, ради которых стоит жить, превозмогая страх и абсурд существования. Свобода слова, например, сколько ее ни заваливай исками, ни отключай от эфира, ни блокируй и ни расстреливай. Ибо свобода человеческая бессмертна, и это вам скажет любой здравомыслящий пророк.
Мечта славянофила
Российская телеповестка этих рождественских дней производит впечатление странного дежавю в стиле "два мира - две системы". Переполненные храмы в Москве и Воронеже, роскошь византийского богослужения, радостные лица встречающих Богомладенца православных христиан - это "у нас". И "у них" - новости об истреблении палачей ИГИЛ на Ближнем Востоке, демонстрации за и против исламизации в Германии и, как финальная точка в споре, - кровавая, демонстративная, откровенно провоцирующая бойня в Париже. Трудно придумать более наглядный контрапункт между картиной мира, с большей или меньшей погрешностью выбравшего традиционные ценности, и картиной мира, от них отказавшегося и мечущегося между истеричной "толерантностью" и осатанелым варварским фанатизмом, порывающего и с традицией, и со здравым смыслом.
Егор Холмогоров, публицист
О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая
На дальнем Западе, стране святых чудес:
Светила прежние бледнеют, догорая,
И звезды лучшие срываются с небес...
Но горе! век прошел, и мертвенным покровом
Задернут Запад весь. Там будет мрак глубок...
Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом,
Проснися, дремлющий Восток!
Алексей Хомяков (1804-1860), русский поэт и мыслитель. "Мечта"
Трели о пятилетках
Вот пускай, это, может быть, для кого-то прозвучит как постмодернистский флэшбэк к советскому времени, но я считаю, что пятилетки... нам, конечно, нужно вернуть. То есть государство должно обещать, что к такому-то сроку будут построены такие-то мосты, такие-то дороги... Это означает то, что государство должно давать прямые обязательства. Это вопрос, кстати говоря, и топографии: вот здесь, в конкретном населенном пункте, по всей стране будет создано то, то и то. Это конкретные рабочие места, это реальные достижения, а не просто обещания и важные драматургические фразы. И я на этом настаиваю.
Сергей Шаргунов, писатель и журналист
А мы... А мы поем! Дыханье нам не сперло,
От Родины своей нам незачем лететь.
Во все бесхитростное наше птичье горло
Мы будем радостно, мы будем звонко петь!
Мы - птицы русские. Мы петь не можем в клетке,
И не о чем нам петь в чужом краю.
Зато свои родные пятилетки
Мы будем петь, как молодость свою!
Александр Вертинский. "Птицы певчие"
Патриархальная экономика
Мы привыкли жить за счет прибавочной стоимости, которая весьма условно создается в торговой сфере. Пора перейти к экономике реальной, производить ценности и получать добавочную стоимость, которая и будет вкладываться в реальное укрепление экономического могущества нашего государства.
Кирилл, патриарх Московский и всея Руси
...Зато читал Адама Смита
И был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Александр Пушкин. "Евгений Онегин"