Юрий Панченко
МИЛАН КУНДЕРА И СТРУГАНИНА ИЗ ОМОН
На оказавшимся последним совещании молодых писателей Советского Союза большая группа поэтов и прозаиков громкими повторениями потребовала распустить Союз писателей СССР. В ответ Герой Советского Союза В.Карпов, тогда управлявший писателями всеми, не стыдясь опозорить свою боевую награду фронтовика, заявил со сцены: «Чего вы кричите? У нас есть плечистые парни, сейчас они выйдут, наведут порядок».
Что для молодых писателей появятся каратели, никто в зале не засомневался, ведь совещание происходило на окраине Москвы, в огороженном высоким забором спецобъекте ЦК комсомола, где находились гостиницы, столовые и отдельные буфеты, спортивные залы, площадки для тенниса, концертные залы, кинозал, и самое главное – вооружённая охрана, - вход на территорию по пропускам.
Тогда уже все отлично знали, что такое омоновцы: выкручивание рук, надевание на руки наручников, оттаскивание в автобусы, швыряния задержанного на асфальт, забрасывание в камеру, и весь список угнетения свободы человека.
Чему специально обучали омоновцев.
Каратели – кулаки вместо мышления.
Со временем один из омоновцев оказался числящимся в писателях. Тех самых, коммерческих. Делаемых по принципу разогретой и раздутой кукурузы.
Омоновец, наученный калечить, угнетать людей, лишать их свободы, в России, гуманной исторически и философски, писателем быть не может. В нём навсегда сломано душевное, человеческое отношение к человеку как к свободной личности. Гуманизм для него – «болтовня считающих себя умными».
Полагаю, Милан Кундера скромный, кем себя считает, не рассказывает, ведь за него всегда говорят произведения литературные, произведения философские, вместо рекламной болтовни мостырщиков оглобель для телег века позапрошлого о себе по телеканалам.
Бывших омоновцев не бывает. Потому что им преподают, как схватить человека и не дать ему открыть рот для протеста, как физически резко ограничить его свободу, как избить без синяков на теле, если никто не видит, как отбить внутренние органы, сделав человека инвалидом.
Как уничтожать свободу в человеческом обществе.
Филологию, - теорию русского языка, историю русской и всемирной литературы, философию омоновцам не преподают. Вместо всех необходимых для писателя наук – наращивание кулаков для ударов по человеку попозже, развитие физической силы при резком ограничении умственной способности, ведь не способен думающий служить карателем.
Омоновцы как каратели для недовольных властью появились во времена горбачёвщины, и сразу были восприняты не подразделением милиции для сохранения общественного порядка, а, по их действиям, как самые настоящие каратели. Ездившие по Москве в автобусах с зашторенными окнами, То есть, скрывающиеся от народа.
На всякий случай. На тот самый, когда рассчитываться за свою погань придётся.
Не перед властью. Перед народом. Перед его отдельными представителями.
«У меня много детей, я книгами зарабатываю на них».
Поразительный мотив для занятия литературой, высказанный посторонним для творчества омоновцем.
«Я в литературе для продолжения её развития, для разыскивания её новых художественных, философских содержаний».
Высказано автором многих современных произведений. И ни слова о вонючих деньгах, зарабатываемых проституцией слова.
«Невыносимая лёгкость бытия».
Милан Кундера. Его название произведения, - а всё произведение можно было и не писать, - говорящее о невозможности соглашения со всяким сволочизмом, с уничтожением человеческой свободы, с уничтожением человеческого в самом человеке.
Заголовок – точное обвинение для любой страны, живущей угнетением человека.
Кого будем читать?
Где будем читать?
Где авторский язык, авторский стиль, авторские мысли, авторская философия, авторское обращение ко всем мыслящим, ко всем честным людям мира?
Вариант – где язык, посторонний для литературы художественной, с искажением нормальных слов, где стиль нулевой, остальное нулевое тоже, и представление о смысловом назначении романа – «романом называется толстая книга».
Создающий ракету начертить схему телеги может. Тележник ракету – никогда. Слишком много сначала ему изучить нужно, начиная с обыкновенной арифметики.
Понимающий такое, что им написано, Милан Кундера никогда не сможет быть омоновцем, никогда не сможет избивать и мучить людей физически и духовно.
Не понимающий такое, что написано Миланом Кундерой, никогда писателем стать не сможет. Какие бы «романом называется толстая книга» не сумел сострогать, издать, продать, заработать на них вонючие деньги – подлинное творчество всегда создаётся искренним отношением к литературе, но не вонючим расчётом.
«Продайте мне таланту».
Не таланта, а таланту, - неграмотным требуется уродовать язык.
«Так не бывает, талант не продаётся»
«А ну и …..» далее привычный омоновский мат. С проклятиями для «всех умных».
Так и где же место, в сегодняшней России, для художественной литературы европейского уровня?
Где, вместе вонючей ораловки «сильно умными они себя там считают»?
Считать им некогда. Они умные, по своей судьбе.
Милан Кудера, из европейской части территории.
«Страсть к познанию» (которую Гуссерль считает сущностью европейской духовности) овладела им для того, чтобы он проник в конкретную жизнь человека и защитил ее от «забвения бытия»; чтобы свет был постоянно направлен именно на «мир жизни». Именно в таком смысле я понимаю и разделяю упорство, с каким Герман Брох повторял: единственное право романа на существование — раскрыть то, что может раскрыть один только роман. Роман, который не раскрывает ни одного доселе не изведанного элемента бытия, аморален. Познание — единственная мораль романа».
Понятно? О единственной морали роман? О смысловой стороне романа?
Некто, из европейской части России.
«Романом называется толстая книга».
Понятнее некуда, по сопоставлению ума и чуши.
Вот поэтому знающий, как свинтить телегу, никогда не сделает космическую ракету, работающую для будущего.
Опять из Европы той, где литературой занимаются не для «у меня детей много, кормить надо»
«Человек мечтает о мире, где добро и зло были бы четко различимы, потому что в нем живет врожденное, неискоренимое стремление судить, прежде чем понять. На этом стремлении основаны религии и идеологии. Они могут соединиться с романом только в том случае, если его многозначный язык способен выразить их неоспоримые, догматические рассуждения. Они требуют, чтобы кто-то был прав: либо Анна Каренина жертва ограниченного деспота, либо Каренин жертва безнравственной женщины; либо невиновный К. раздавлен несправедливым трибуналом, либо трибунал олицетворяет Божественное правосудие, перед лицом которого К. виновен.
В этом «либо — либо» заключается неспособность принять относительность, присущую всему человеческому, неспособность смириться с отсутствием Высшего Судии».
А из Москвы, давно обнаглевшей обжиранием литературными премиями за мусор «романов», выбрасываемых читателями обманутыми, ищущими настоящее, подобного не слышно. Им себя и детей кормить надо, лучше бы за всеми границами России.
Так. Ну, и где же развивается настоящая литература художественная? Предназначенная для людей мыслящих? Чувствующих красоту литературного языка и слога? Находящих философское содержание в читаемом, и главное – мысли?
При том, что литература русская, честная, начиналась с произведений протопопа Аввакума. Никуда из нашей истории культуры и борьбы за свободу не исчезнувших.
Продолжалась Пушкиным, Лермонтовым, отстаивающим свободу как ценность наивысшую. Всеми умными, честными, талантливыми.
Закончились они на данной территории в 1917 году, и омоноские стругальщики телег примитива так и не догадались, - искать надо было, настоящее, там, до 1917 года. Когда романы определялись значением, содержанием, но не толщиной.
В стране, где депутат государственной думы, диктующей законы жизни для граждан, поведением и словарным составом не отличается от бандита-уголовника.
Где чиновники, изображающие собой государство, разговаривают блатным языком уголовников.
И подлость, а тем более пошлость за презираемое не считается.
В стране, где придумавшие непонятные для русской культуры названия, изуродовавшие русский язык, уничтожившие восприятия для человека культурного - «Кысь, Голубое сало, Телургия, Санькя» - такие слова в русском языке отсутствуют, - сидящие в телевизорах и в «мастер-классах» «авторы» болтают о своих родственниках, о себе разлюбимых, что жрали вчера и у кого испортился унитаз – приехали, на этой остановке, понятно, подлинная, настоящая культура не закончилась, - не начиналась.
Так же, как омоновское содержание невозможно вставить в человека в отлично сидящем костюме, при галстуке. Им подходит только понятие штаны. Не глаженые.
Люди в измятой, неряшливой одежде имеют, прежде её, неряшливое внутри своего внутреннего устройства.
Или – недоустройства.
Нет-нет, тридцать восьмой размер штанов на пятьдесят второй размер сидалища не натянуть, голубыми салами, в жизни не бывающими, «Ревизор» и «Капитанская дочка» продолжится не могут. И Кысями-брысями.
Так что же сегодня является подлинным романом?
Прежде всего роман должен иметь язык художественной прозы. Не канцелярский, не разговорный, не юридических документов, не медицинских описаний диагнозов.
Отсюда следует – автор должен быть художником. Уметь рисовать. Словами. Образ человека, состояние погоды, бабочку на стене, всё, потребное для течения романа.
Без языка художественного роман не читается.
Стиль. Автор со стилем – «вам повезло», по словам профессора В.И.Чернова. Стиля нет – сам по себе он не нарабатывается.
Без стиля роман то же, что автомобиль без колёс. Не читается.
Роман содержит в себе – растворением, - и идею, и философию, и, через мысли, собственный смысл. Тут как сплав из нескольких слитых в одно материалов. Не оторвать одно от другого и не выделить. Всё это «спрятано» в романе и произведением его делает. Без этого – пустота.
Роман сдержит в себе защиту. Что такое защита? А как раз то самое, - нравится читателю, не нравится, - написанное автором не переменить. Защита романа тоже таинственна, как её сделать – не знаю. Делается, если сказать приблизительно, всем полностью, - и словами, и знаками, и содержанием, и философией, и стилем – не знаю, как.
Без защиты как тесто без яиц, распадётся, не слепится.
Роман должен «тянуть по тексту». Это когда читателю интересно читать следующий абзац, следующую страницу, следующую главу. «Вы как взяли за шиворот и тащите по тексту, и не оторваться». Вот что такое «тянуть по тексту». Как делается? Наверное, как всё у художника, талантом.
Роман пишется художником. Понимающим, зачем он пишет.
Роман имеет конструкцию. «Куда что привинтить», так же, как в механике прикручиваются только необходимые приборы, - в автомобиле, в ракете. В обычных ручных часах нет ни одной лишней детали, все работают одновременно, потому и стрелки часов вращаются. Вот что такое конструкция.
Всё названное делается одновременно, с каждой буквой, с каждым знаком, с каждой страницей. В художественном романе невозможно вставить дополнительный абзац, предложение. Не вставляется. Это как в часы пробовать вставить лишнее.
Роман пишется не по примерам существующих ранее, других авторов, а только по собственному решению художника, на тему – как и что хочется написать.
Для написания романа нужно точное знание жизни и обязателен свой, только свой взгляд художника на описываемое. Без оглядки на «дяде Коле не понравится».
Художник работает на вечность времени, а не на временщиков во власти.
Заглавие – важнее некуда. Поэтому всякие «Битвы миров» можно не читать никогда. Чушь заглавия говорит о пустоте содержания.
Роман - если художнику повезёт, - должен развивать саму форму романа. Развивать – значит совершать нечто новое, не существующее прежде. Тут как лестница, за каждой следующая ступенька. Или как возраст человека, наполняемый новыми переменами.
И, мой ответ Кундере – сколько бы не говорили об окончании романа как формы, разговор такой же напрасный, как требовать исчезновения из жизни сосен и оставления берёз. Существуют разные виды деревьев, в природе, нет причин требовать их уничтожения. Нет причин и требовать уничтожить роман и оставить рассказы.
Да, при поисках нового развития романа можно временно отрицать романы прежние, как отрицаются все самолёты при сочинении принципиально нового, но вот уж отрицать до полного уничтожения – извините, бессмысленно. Роман – один из способов осмысления жизни, осмысления разумом и талантом художника, осмысления художественного.
Художника, работающего для сохранения самой жизни.
Роман не делается. Роман пишется всей сущностью писателя. Всей кровью, умственной работой, общим физическим состоянием, психологическим, настроенностью на работу. Поэтому важно, - и кто у писателя родители, и невозможность для него поступков подлых, невозможность преступлений, жестокости, лжи. Невозможно и желать человечеству антигуманное.
Отношение к человеку как к человеку, а не объекту угнетения, уничтожения, для писателя обязательно.
Для содержания романа нужна содержательная и изменяющаяся жизнь, в нём показанная затем, чтобы читатели думали.
Поэтому все случайные, и всё случайное, и отлетает само по себе в забытие по причине ненужности. Время перемолачивает, в пыль уносит чушь, время решает, не люди, как бы они не подпрыгивали, изображая себя судьями в различных «жюри».
Лев Николаевич Толстой по издательствам не ходит и в премиях лживых не нуждается, вот в чём истина.
Нужен он читателям, своими произведениями.
Наверное, на пока – всё.
21.12.2014 год. Вятка