...А пишет полковнику даже ленивый.
Лишь этот стоит в стороне от раздач,
хотя не из робких, не из терпеливых –
умней адресата и более зряч.
Не гоже носителю трезвого взгляда
хмельного задиристой речи внимать:
наследные принципы, твёрдость уклада
легко отвергают развязность и мат.
Служителю доблести, рыцарю чести
мужчины-ровесника низость мерзка;
не дастся и страху, избегнет и лести,
и выстоит дом его не из песка,
от чувства: круги нарезают акулы –
не дрогнет ни волос его седины...
Как это даётся – читайте: и скулы
в напряге, и брови почти сведены.
И праздный, меж тем, для досугов мечтатель,
для мерзости – шпатель, обиды – жилет,
природы и женщин – в себе примечатель...
Не бука, одних кто с полковником лет.
Всё дело в количестве взятого груза?
Иль в мере соблазнов того и сего?
Возможно, что в качестве меры и вкуса...
Да в чём же ответами зло залегло?!
Так битый, сто раз уже, бьётся о стену
и той же напраслиной метит её:
глухую историю эту раздену!
На преданность честное слово моё.
Ведь знаю: концы не сойдутся с концами,
узлы не развяжутся – надо рубить;
судеб на похожесть годятся отцами,
но лишь на дуэль, в лучшем случае, – сами;
сойдутся – один будет точно убит.
Окстись, говорю себе, горькая чаша
сегодня пусть мимо и завтра, всегда –
при стычках наивность высокая наша
страдала от ран и большого вреда.
Всё так... Приоткрыли хотя бы завесу:
на жертву дуэли годится лишь мой,
такой же по возрасту, росту и весу,
да образом странным иной, не земной.
Отчётливо вижу: стреляет он первым
и – в воздух... Убийственно медлит второй,
чем, думает, водит героя по нервам.
А тот обречённо стоит под горой.
Зачем под горой?
Ну, понятно же... Впрочем,
он может стоять на февральском снегу...
Давай-ка мы, вот что, на этом закончим:
чем было, придумать больней не смогу.
17.11.14