Все чаще и чаще от тех или иных представителей элит приходится слышать о потере русской империи в 1917 году и необходимости ее восстановления. Явно я сейчас напишу полную чушь, но сказать об этом мне очень хочется, потому что, может быть, эти мои конструкции помогут кому-то разобраться в происходящих социальных пертурбациях, а может, еще более кого-то запутают.

Мне кажется, что дело в том, что мы никак не можем оторваться от коммунизма, от коммунистического вектора мышления наших элит. А коммунизация в России держалась, в большей степени, на одной очень важной конструкции, которая не принадлежит самим коммунистам, а формируется как обязательная на исходе любой империи. Эта конструкция, с точки зрения управления, звучит довольно просто. Для сохранения сложившегося в империи надо найти внутри врага и очиститься от него. Эта идея, как лидирующая, начала формироваться в элитах России в 19 веке. Именно она взломала все культурные конструкции России, сформировавшиеся за долгие столетия развития единой, огромной и сложной страны.

Именно большевики после прихода к власти добросовестнее всего овладели данной конструкцией. Ищи врага внутри и побеждай его. Они оказались самыми успешными реализаторами данной технологии. В силу множества культурных особенностей русская монархическая православная культура не способна была реализовывать схему тотальной дискриминации и уничтожения внутренних врагов. Меня всегда поражало, как по вегетариански власти России до 1917 года относились к оппозиции. Я читал про ссылки Ленина, Сталина, Дзержинского и поражался их рыбалкам и охотам, прогулкам и книжному безделью в царской системе подавления оппозиции. Концепция животной ненависти к оппозиции внутри империи стала выковываться в более жестокую технологию лишь в начале 20 века, и то многие жестокости так называемой царской власти поражают своим гуманизмом.

Зато большевики, в годы гражданской войны, просто выковывают особые технологии подавления внутренних врагов, совершенствуют и доводят их до состояния абсолютной и дикой жестокости. Это становится смыслом, это становится лейтмотивом коммунистической идеологии — массовое уничтожение несогласия. При этом к самому коммунизму эта жестокость не имеет никакого отношения — это наш коммунизм, именно наш русский коммунизм. Мы на подсознательном уровне, видимо, называем это «чекизмом». Строим все на идеологии ненависти к социальному врагу, а особенно на ненависти к внутренним несогласным, потому что внешние идеологические противники могут пригодиться, им можно будет продавать что-то (хлеб, нефть, не важно что) и потом на деньги от этой продажи покупать и подавлять своих несогласных.

Самое интересное в этой конструкции, что идеология тотальной и жестокой борьбы с внутренним несогласием как идеология умирающих империй проявлялась то тут, то там в разных самых цивилизованных странах, самых великих империях на всем протяжении 20 века и даже в 21 веке.

Мы, сегодняшняя Россия, разрываемы превалированием двух технологических принципов управления. Один принцип — это необходимость сплочения всей национальной (не с точки зрения этничности) страны, потому что только формируя общую для всей нации (не по этничности) повестку дня, можно говорить о сохранении более-менее стабильной конструкции современных больших государств. Другой принцип — это необходимость подавления инакомыслия, способного разорвать страну изнутри. Я сейчас об очень разном спектре инакомыслия, об очень, очень разном, начиная от радикальных борцов за чистоту расы и всех форм ограничения, до сторонников культуры, исповедующих принципы отказа от каких-либо границ во всех областях.

Когда империя умирает, она уже не способна формировать сплачивающие идеи и тяготеет к идеям, сепарирующим людей на своих и чужих. А дальше как Бог положит. Новые идеи, помогающие людям выжить на пространстве постимперском, формируют новые технологии преодоления сепаратизма. Одна из идей — эта идея подавления внутренней оппозиции. Другая идея — это адаптация, в том числе и культурной и религиозной оппозиции, к современным реалиям.

Мне кажется, что сегодня на просторах России продолжается попытка, начатая в 60-х годах 20 века в СССР, вырваться из ненависти русских к русским (в широком смысле этого слова, со всеми религиозными и культурными особенностями), вырваться из ненависти и желания отделять, дискриминировать, подавлять, уничтожать. Мы сегодня пытаемся отказаться от технологий русского коммунизма, от чекизма, от технологий ненависти по идеологическим соображениям и от технологий подавления оппозиции, а не встраивания и создания как можно большего числа площадок для поиска единой повестки дня для всего человеческого, что считает себя Россией.

Так что пока мы видим единую Россию через подавление инакомыслия, мы продолжаем сваливаться в сторону большевиков, а никак не пытаемся вернуть когда-то великую Российскую империю с разной этничностью и религиозностью, с разной широтой политических воззрений и этических концепций, но с осознанием себя русскими во всей этой широте.

Может быть, на подсознательном уровне мы все сопротивляемся этому «чекизму», но на осознанном только в нем видим возможность сохранения империи под названием Россия. Ну честно, господа либералы, не хотели ли вы жестокой хваткой подавить разного рода националистические установки в части населения России? Ну ведь очень хочется! Так что же мы сегодня обижаемся, что нас давят такой же точно хваткой.

Не в идее дело, не в коммунизме или в либерализме, или в каком-либо еще "изме". Дело в отказе от стремления все решить путем отделения своих от чужих и очищения территории под названием Россия от чужих. Когда кончится такой подход, может быть, что-то начнет меняться. Нам всем надо признать необходимость всех нас очень разных для единой России. А власти надо научиться не зачищать, а встраивать, договариваться, слышать, принимать разность.