Эстонские власти медленно, но последовательно идут к цели эстонизации русского населения страны. Идея утопическая (где в истории даже часть большого народа ассимилировалась малым?) и подрывная по отношению к стабильности страны, поскольку вбивает русским жителям идею их второсортности, с чем у них нет никаких оснований соглашаться, поэтому отвечают своим высокомерием. Зачем? Один русский житель Эстонии недавно так объяснил свое видение логики: натерпевшись в советские годы, они решили просто отыграться на нас. В итоге вместо интеграции общества получается противоположный результат. Отсюда и оценка этой политики, которую я слышал в Эстонии: мы живем в разных странах, почти не пересекаясь.
Один из ключевых элементов политики эстонизации - постепенный перевод русских школ на эстонский язык. Сейчас эта политика выражается в формуле 60:40, что означает 60% предметов на эстонском, а 40% - на русском.
Реализация этой политики идет с большим трудом. В итоге образование выступает эффективным инструментом формирования этно-социального неравенства: русские дети получают через эстонский фильтр образование существенно хуже, чем эстонцы, обучающиеся на родном языке. Кроме того, то время, которое эстонские дети тратят на изучение глобального языка, т.е. английского, с которым открыт весь мир, русские изучают эстонский, функциональность которого в тысячи раз меньше, а сложность усвоения существенно выше.
Однако и эффект самой эстонизации школ сомнительный. С одной стороны, эстонское государство не может толком учить, а с другой - русские дети с трудом понимают смысл изучения и без того сложных предметов на сложном чужом языке. В результате есть реальный шанс, что русские дети под влиянием такого фильтра будут заметно отставать от эстонских в социальной мобильности.
Яна Тоом, являющаяся с 2014 г. депутатом Европарламента от Эстонии, подводит некоторые итоги эстонизации русских школ в Эстонии (DzD. День за днем.12.10.2014):
"Месяц назад Министерство образования и науки отчиталось о завершении работы над обещанным рапортом о переводе русской школы на эстонский язык обучения.
Рано обрадовались
Новости с пресс-конференции рабочей группы радовали адекватностью: оказывается, переход был непродуман и вообще начат не с того конца; во многих школах подход к нему формальный, что вредит усвоению знаний; дети осваивают эстонский язык, но вот сказать на нем зачастую нечего, да и говорить не с кем...
Одним словом, эксперты Минобра говорили ровно то же самое, за что еще год назад Полиция безопасности клеймила всякого, кто решался возвысить голос в поддержку русской школы. <...>
Чудесная гибкость
Во-первых, в числе рекомендаций есть «предоставление школам возможности более гибко подходить к выполнению требований государственной программы, учитывая при этом свои педагогические ресурсы». Но при этом нет ни слова о возможности изменения процентного соотношения предметов, преподаваемых на русском и эстонском языках.
О какой именно гибкости при таком раскладе может идти речь, становится ясно из следующей рекомендации: прислушаться к тому, что учащиеся русских школ – и основной школы, и гимназии, – хотели бы увеличения количества часов эстонского языка за счет других предметов – например, музыки и физкультуры. Возможно, названные предметы не являются самыми важными с точки зрения учебной программы, однако настораживает сам факт того, что подобный вариант рассматривается как возможный, ведь тем самым мы даем понять, что ситуация, при которой русскоязычный школьник по сравнению с эстонским сверстником получит меньший объем знаний по предметам, не только не вызывает беспокойства, но и кажется приемлемой с точки зрения достижения цели.
В-третьих, предлагается забытый было со времен министра Лукаса «мотивационный пакет» для этнических эстонцев, согласных пойти работать в русскую школу. <...>
Одним словом, если бы подобным документам давались названия, для отчета министерства подошло бы что-то вроде «Пасту в тюбик не засунешь»: переход завершен, обратной дороги нет, подтянем отстающих и продолжим движение в том же направлении.
<...>
... Аспект, осложняющий клиническую картину, – отношение эстонских учителей к русскоязычным школьникам: они находят множество причин, почему учеба идет туго. Тут и культурный фон, и разность темпераментов, и недостаточное владение школьниками эстонским языком, но ни разу ни один учитель не посетовал на собственную некомпетентность. Очевидно, это отражает не столько плачевную ситуацию с подготовкой кадров в условиях мультиязычной школьной системы, сколько в целом неготовность к интеграции со стороны эстонцев – даже педагогов.
На фоне этого не удивляет следующий вывод: если в третьем классе самооценка учащихся в эстонской школе русскоязычных детей остается в пределах нормы, годом позже она неизбежно снижается – причем вне зависимости от академической успеваемости. При этом эстонские дети относятся к русскоязычным сверстникам плохо и этого не скрывают, и те оказываются исключены из социальных связей.
<...>
Мы много лет говорим о том, что русскоязычное население Эстонии лишено возможности сформировать позитивную идентичность на эстонской почве – у нас нет для этого ни культурного, ни языкового пространства, ни, так сказать, официально признаваемой истории. Но самое скверное, что за последние двадцать лет «косноязычный потомок оккупанта» стал неотъемлемой частью национальной идентичности эстонцев. И если бы даже случилось чудо и этот неприятный осколок империи завтра исчез, строительство эстонской идентичности, боюсь, пришлось бы начинать заново.
<...>
В последнее время меня часто спрашивают, интересуют ли Европу наши проблемы? Честный ответ – нет. Во-первых, для разговоров о правах русскоязычного населения момент крайне неподходящий: Европарламент, вернее, наиболее голосистая его часть, охвачен антироссийской истерией, а русскоязычное меньшинство воспринимается как опасное и непредсказуемое. А во-вторых, до сих пор Эстония не посылала в Европарламент депутатов, которые были заинтересованы в том, чтобы эти проблемы озвучивать, скорее наоборот. Не говоря уже о систематической работе.
С кем работать? Во-первых, как показывает опыт первых трех месяцев, нас хорошо понимают «бывшие империалисты», имеющие опыт контактов с диаспорами, в том числе на почве сохранения языка. Во-вторых, мы уже создали группу поддержки традиционных меньшинств – языковых и национальных. В настоящий момент в ней состоит около семидесяти парламентариев из всех стран-членов – латвийские русские и финские шведы, австрийские венгры и немецкие словаки, одним словом, те, кто не понаслышке знает о проблемах сохранения культурной идентичности и образования на родном языке. И именно через эту группу я надеюсь достучаться до коллег из разных фракций – начало, во всяком случае, положено.
Кроме того, будучи членом комитета по петициям, я намерена использовать существующие механизмы для привлечения внимания к проблемам неэстонского населения. Договоренность об этом достигнута как с правозащитниками, так и с рядом НКО".