Величайшая вневременная поэзия. Космическая поэтическая душа. К двухсотлетию рождения Михаила Юрьевича Лермонтова

http://club.berkovich-zametki.com/?p=12952

Окт 03, 2014 ~ 1 комментарий ~ Написал Выпускающий редактор

Год назад Главный редактор, доктор Евгений Михайлович Беркович, предложил мне написать статью к двухсотлетию со дня рождения М.Ю. Лермонтова для публикации на страницах Портала. Я глубоко признателен Е.М.Берковичу за это лестное предложение. Это была тяжелая, суровая и… радостная работа.
В. Финкель

Величайшая вневременная поэзия
Космическая поэтическая душа

К двухсотлетию рождения Михаила Юрьевича Лермонтова

Виктор Финкель

Кто близ небес, тот не сражен земным.
М.Ю. Лермонтов. 1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ

Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века, и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз
Встревоженный печальною мечтой,
Я плакал. Но создания мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных;
О нет! Всё было ад иль небо в них!
М.Ю. Лермонтов. СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК

А много было взору моему
Доступно и понятно, потому
Что узами земными я не связан,
И вечностью и знанием наказан…
………..
Ловил мой слух летучие слова,
Отрывки безыменный чувств и мнений-
Эпиграфы неведомых творений!..»
М.Ю. Лермонтов. СКАЗКА ДЛЯ ДЕТЕЙ

Третьего октября (15 октября) 1814 года — День Схождения из Божеских Пространств на Землю Величайшей Души, поселившейся в теле Михаила Юрьевича Лермонтова!!!

Если Вы спросите, как я лично отношусь к Лермонтову, я задержусь, лишь на мгновенье: К Мише, Мишеньке, Майошке, Михаилу Юрьевичу??? К этой Великой Поэтической Душе, к этому Волей Счастливого Случая, и Благорасположенному к нам — землянам Господнему Решению, к этому Чудесному и Незабываемому Гостю на нашей планете? К этому юдофилу? — Я встану на колени!!!

А теперь, не торопясь, обстоятельно и подробно в путь, по его волшебной поэтической и космической радуге… По его Великому — Млечному и Трагическому — Земному Пути!

Хотя М.Ю. Лермонтов и писал о Душах

Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их,
Они не созданы для мира,
И мир был создан не для них!

никому точно не известно, как устроена Душа. Но нет никакого сомнения, что Она существует и является синапсом между мирами: Космическим Божеским и греховным — земным. Попросту говоря, она представляет астральный мир в человеке. Судя по уровню поэзии и прозы Лермонтова, это была одна из совсем немногих Подлинно Гениальных Поэтических Душ, когда бы — то ни было, подаренных человечеству.

Космическая поэтическая Душа многомерно велика и не вмещается в человеческое тело. Она простирается далеко за его пределы, и во всех смыслах «задевает» всё окружающее и всех окружающих. Она не вмещается не только в человека, но и в человеческое общество, в государство и даже в самую землю.

Не представляется возможным ответить на вопрос, в какой мере Выдающаяся личность М.Ю. Лермонтова была автономной и способной осуществлять свое поэтическое предназначение, вне прямого влияния Божественной Души. Однако последующий анализ творчества М.Ю. Лермонтова приводит нас к удивительному заключению о том, что внутри, безусловно, единой Поэзии М.Ю. Лермонтова существуют, по меньшей мере, две Компоненты поэзии Лермонтова. И обе — Великие. Другими словами, гениальный поэт и гениальный писатель Лермонтов создал две взаимосвязанные творческие Вселенные М.Ю. Лермонтова, два поэтических Космоса М.Ю. Лермонтова, две ипостаси. О подобном делении свидетельствует, прежде всего, два Лермонтовских определении поэта. Вот первое из них:

Таков поэт: чуть мысль блеснет,
Как он пером своим прольет
Всю душу; звуком громкой лиры
Чарует свет…
М.Ю. Лермонтов ПОЭТ. 1828

Оно является основой первой Компоненты Лермонтовской поэзии — великолепной, лирической, нежной, щемяще-сердечной, мудрой и прекрасной земной поэзии М.Ю. Лермонтова-Человека и отвечающей ему лирической компоненты его Души.

Второе определение поэзии имеет принципиально иной характер

Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал
Наследье бранного востока.

Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.

Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный;
Игрушкой золотой он блещет на стене-
Увы, бесславный и безвредный!
……
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы;
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
И, отзвук мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных.
М.Ю. Лермонтов ПОЭТ. 1838 г.

Представляется, что это трагическое определение — продукт, условно говоря, Демонической компоненты Поэтической Души М.Ю. Лермонтова. И обе эти творческие ипостаси — прекрасны. Обе они Великие и обе — Вневременные!

Именно этот удивительный литературный феномен — беспрецедентный литературный дуализм — сосуществующие Поэзии Человека (Человеческой, гуманоидной, лирической компоненты Души) и Демонической компоненты Души, — и определяет гениальность Чудесного, Величайшего Мирового Поэта и Прозаика — Михаила Юрьевича Лермонтова.

Вместе с тем, в творчестве М.Ю. Лермонтова существуют и, по меньшей мере, два поэтический блока, располагающихся между основными направлениями: Лирическим и Демоническим. Речь идет о России и евреях

В связи с этим рассмотрим следующие подпространства творчества М.Ю. Лермонтова:

I. Лирическое подпространство:
а. Поэзия и Музыка
в. Лирическая проза
II. Демоническое подпространство:
а. Самоощущение поэта
б. Смерть
в. Разрушение
III. Россия:
а. Любовь к родине
б. Пришелец
IV. Евреи

I. ЛИРИЧЕСКОЕ ПОДПРОСТРАНСТВО

Моя душа, я помню с детских лет
Чудесного искала.
М.Ю. Лермонтов 1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чем?

………
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Темный дуб склонялся и шумел.
М.Ю. Лермонтов ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ. 1841 год.

а. Поэзия и Музыка

М.Ю. Лермонтов отчетливо определяет поэтическое пространство, в котором он находится («работает») в данный момент, и в лексике его не случайно проскальзывает косвенное признание двух компонент его Поэзии:

Не выразил бы чувств моих в сей миг
Ни ангельский, ни демонский язык!..
М.Ю. Лермонтов ДЖОЛИО 1830 год

В лирическом подпространстве его речь стелется легко, полого, мягко, в точности, соответствуя целям повествования. И это — как раз «ангельский язык»:

О чем писать?.. Бывает время,
Когда забот спадает бремя,
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум с сердце полны,
И рифмы, дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся волной чередой,
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова…
М.Ю. Лермонтов ЖУРНАЛИСТ, ЧИТАТЕЛЬ И ПИСАТЕЛЬ. 1840 год

Лирическое подпространство Поэта имеет и свой простор. Причем совсем не геометрический. Это простор не столько для тел, сколько для Душ:

Мой дом везде, где есть небесный свод,
Где только слышны звуки песен,
Всё, в чем есть искра жизни, в нем живет
Но для поэта он не тесен.

До самых звезд он кровлей досягает,
И от одной стены к другой
Далекий путь, который измеряет
Жилец не взором, но душой.

….
И всемогущим мой прекрасный дом
Для чувства этого построен,
И осужден страдать я долго в нем,
И в нем лишь буду я спокоен.
М.Ю. Лермонтов МОЙ ДОМ. 1830-1831

Но в этом пространстве «…хочет всё душа моя/Во всем дойти до совершенства». (М.Ю. Лермонтов СЛАВА 1830-1832). И поэт находится в состоянии постоянного поиска методов и средств передачи не только своего душевного богатства, но и, что намного важнее и сложнее, душевного состояния в данный момент времени — читателю:

Холодной буквой трудно объяснить
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных я чувствую, но слов
Не нахожу, и в этот миг готов
Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь
Хоть тень их перелить с другую грудь.
М.Ю. Лермонтов 1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ, 1831

Уже в молодости Поэт осознает, насколько трудно передать чувства, страсти и мысли читателю, если следовать традиционному поэтическому пути. И он приходит к заключению:

…— есть красоты
В таких картинах; только перенесть
Их на бумагу трудно: мысль сильна,
Когда размером слов не стеснена,
Когда свободна, как игра детей,
Как арфы звук в молчании ночей!
М.Ю. Лермонтов 1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ. 1831

Поиски подобного рода и, как станет ясно позднее, не только они, приводят Поэта к произведениям чудесной красоты и изысканной простоты. К произведениям несравненной проникновенности. Произведениям, идущим прямо в человеческую Душу! МОЛИТВА — одно из них:

В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И душит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненья далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
М.Ю. Лермонтов МОЛИТВА. 1839

А вот одна из вершин мировой поэзии ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ:

1
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
2
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чем?
3
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
4
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки там заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
5
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Темный дуб склонялся и шумел.
М.Ю. Лермонтов ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ. 1841 год.

За десять лет до того М.Ю. Лермонтов предвосхитил смысл ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ и перевел на простой и прозрачный язык её подлинно Божественные строки:

И мысль о вечности, как великан,
Ум человека поражает вдруг,
Когда степей безбрежный океан
Синеет пред глазами; каждый звук
Гармонии вселенной, каждый час
Страданья или радости для нас
Становится понятен, и себе
Отчет мы может дать в своей судьбе.
М.Ю. Лермонтов 1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ. 1831

И всё же, перечислять невероятный ряд подлинно гениальных лирических произведений Великого Поэта не оригинально и не конструктивно! Обратимся к тому, почему этот ряд столь велик, столь эмоционален и так востребован читателем спустя две сотни лет и, вне всякого сомнения, будет востребован и в последующие двести!

Думаю, что, помимо всего прочего, причина в органической музыкальности всего творчества М.Ю. Лермонтова и почти всех его произведений! Музыка занимала заметное место в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. Он играл на скрипке, на фортепиано, «изредка забавлялся» игрою на флейте, пел арии из любимых опер, и даже сочинял музыку. И все это на фоне многих других его дарований: прекрасно рисовал, легко решал сложные математические задачи, и слыл сильным шахматистом. Был великолепно образован, начитан, владел французским, немецким, английским, читал по-латыни. Будучи на Кавказе, принялся изучать «татарский», т.е. азербайджанский язык. В Грузии записывал грузинские слова и одной из своих поэм дал грузинское заглавие «Мцыри»[3,4,7].

Музыка прострачивает всю поэзию М.Ю. Лермонтова. Начнем с изобилия и разнообразия упоминаемых Поэтом музыкальных инструментов: «Лиры звук дрожащий, звонкой/Мне волнует кровь.» (К ДРУЗЬЯМ. 1828); «Так перед праздною толпой/И с балалайкою народной/Сидит в тени певец простой,/И бескорыстный, и свободный!..» (РУССКАЯ МЕЛОДИЯ. 1828); «Он арфу взял, запел, ударил в струны…» (НАПОЛЕОН. 1828); «Бужу забытой лиры звон;» (Л***. 1828); «Звук тихой арфы златострунной/Так с хладным ветром говорит» (СТАНСЫ. 1830); «На землю гусли бросил я/И молча раздавил ногой.» (ПЕСНЬ БАРДА. 1830); «И арфы шотландской струну бы задел,/И по сводам бы звук пролетел;» (ЖЕЛАНИЕ. 1831); «Но снова песнь! И вновь гитары звон!/…/Раздался звук обычной баркаролы.» (ВЕНЕЦИЯ. 1830-1831); «Тогда возьми простую арфу ты,» (АРФА. 1830-1831); «О полно ударять рукой/По струнам арфы золотой.» (ЗВУКИ И ВЗОР. 1830-1831); «И пел тростник печально:» (ТРОСТНИК. 1832); «Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!/Вот арфа золотая:» (ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ.Из Байрона. 1833-1834 ); «Но…«Тут, как арфы дальний звон,/Его слова невнятны стали,» (АНГЕЛ СМЕРТИ. 1831); «……и непонятный страх,/Как струны лютни, потрясает жилы/…/… арфы звук крылатый,/…/Они исчезли с арфою чудесной…» (САШКА 1835 — 39 гг); «В средине церкви мех звучал,/…/Звучит зурна, и льются вины!» (ПРИЛОЖЕНИЕ. РАННИЕ РЕДАКЦИИ ДЕМОНА); «Что это висит на стене?» — Это сааз, сааз»….». А что значит сааз?» — «Сааз то значит, что на ней играют и поют песни»…««О! всемогущий аллах! Если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний раз играл на ней». И он ударил по медным струнам, и струны согласно заговорили;» (АШИК-КЕРИБ. 1837).

Это перечисление определяет вектор движения поэзии М.Ю. Лермонтова. Всю свою творческую жизнь Лермонтов стремиться создавать поэзию, насыщенную мощными эмоциями и музыкальностью, вырывающимися далеко за пределы звучащего слова. Создается впечатление, что он был бы рад перейти к поэтическим формам, в которых слово отходило бы в тень. Он стремиться к песням без слов, к песням рая, которые заменили бы «скучные песни земли». Его высшая цель — поэзия для Неба, песни для Неба и Души:

По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была

Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли
М.Ю. Лермонтов АНГЕЛ. 1832

Итак, не стихи, не слово, а звуки небес. Именно поэтому М.Ю. Лермонтов, по-своему, дифференцирует поэтический текст, расчленяя его на отдельные звуки. Именно они, по его мнению, несут высшую эмоциональную и чувственную, а, следовательно, и музыкальную нагрузку:

Я звук нашел, дотоле не известный,
Я мыслей чистую излил струю
Душе от чувств высоких стало тесно
И вмиг она расторгла цепь свою,
В ней вспыхнули забытые виденья
И страсти юные и вдохновенья.
М.Ю. Лермонтов ВСТРЕЧА (Из Шиллера). 1828

К этой идее — доминирующей значимости звуков, — М.Ю. Лермонтов обращается неоднократно

Есть звуки — значенье ничтожно,
И презрено гордой толпой —
Но их позабыть невозможно:
Как жизнь они слиты с душой;
Как в гробе, закрыто былое
На дне этих звуков святых;
И в мире поймут их лишь двое,
И двое лишь вздрогнут от них!
М.Ю. Лермонтов. К *. 1830

Не стихи, не слова, а звуки — мощнейший эмоциональный и чувственный стимул и для слез, и для надежд, и для мечтаний!:

…… арфы звук крылатый,
Как ангела таинственный полет,
В нем воскрешал и слезы и надежды;
И опускались пламенные вежды,
С гармонией сливалася мечта,
И злобный дух бежал, как от креста.
Но этих звуков нет уж в поднебесной, —
Они исчезли с арфою чудесной…
М.Ю. Лермонтов. САШКА. 1835—39 гг.

И это не поэтические эпизоды, — это поэтическая система М.Ю. Лермонтова, в которой последний звук не только смягчает горе, но даже заменяет «песню родины моей»:

Прими же песню родины моей
Хоть эта песнь, быть может, милый друг, —
Оборванной струны последний звук!..
…..
подробно ласке женских рук,
Смягчает горе песни звук,
М.Ю. Лермонтов. ПОСЛЕДНИЙ СЫН ВОЛЬНОСТИ 1830-31 гг.

Каких только звуков нет в поэзии М.Ю. Лермонтова, и на что только они не способны: «Мне каждый звук опять приносит/Печали пролетевших дней» (ЗВУКИ И ВЗОР 1830-1831); «Хоть бегут по струнам моим звуки веселья,/Они не от сердца бегут;» (РОМАНС 1830-1831); «Пускай персты твои, промчавшися по ней,/Пробудят в струнах звуки рая./…/Мне тягостны веселья звуки!/Я говорю тебе: я слез хочу, певец,/Иль разорвется грудь от муки» (ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ (Из Байрона) 1833-1834); «Она поет — и звуки тают,/Как поцелуи на устах» (ОНА ПОЕТ И ЗВУКИ ТАЮТ. 1837-1838.)

В стихотворении ЗВУКИ М.Ю. Лермонтов итожит свое отношение к звукам. Они позволяют забыть вечность, небо и землю, они заменяют «каплю вод земных», «в одежду жизни одевают», т.е. материализуют, «всё, чего уж нет». Создают «Образ милый мне». В итоге — «душа в огне»:

Что за звуки! Неподвижен внемлю
Сладким звука я;
Забываю вечность, небо, землю,
Самого себя.
Всемогущий! Что за звуки! Жадно
Сердце ловит их,
Как в пустыне путник безотрадной
Каплю вод живых!
И в душе опять они рождают
Сны веселых лет
И в одежду жизни одевают
Всё, чего уж нет.
Принимают образ эти звуки,
Образ милый мне;
Мнится, слышу тихий плач разлуки,
И душа в огне.
М.Ю. Лермонтов. ЗВУКИ 1830-1831

Таким образом, высший уровень проникновенности, эмоциональности достигается не стихотворением, не рифмой, не словом, а звуком!!! Этой же логике следует Поэт и в стихотворении СОСЕД. Заключенный слушает пение неведомого соседа за стеной, разделяющей камеры:

Тогда, чело склонив к сырой стене,
Я слушаю — и в мрачной тишине
Твои напевы раздаются.
О чем они — не знаю: но тоской
Исполнены, и звуки чередой,
Как слезы, тихо льются, льются…

И лучших лет надежды и любовь
В груди моей всё оживает вновь,
И мысли далеко несутся,
И полон ум желаний и страстей,
И кровь кипит — и слезы из очей,
Как звуки, друг за другом льются.
М.Ю. Лермонтов. СОСЕД. 1837

Итак, напевы — раздаются, слов нет, содержание неизвестно, но череда звуков однозначно говорит о тоске, оживляет надежду и любовь, наполняют ум желаниями и страстями, и вызывает поток слёз! Это и есть метод М.Ю. Лермонтова формирования проникновенности поэзии, её напевности и эмоциональной «бронебойности».

Б. М. ЭЙХЕНБАУМ (1922 г.) в [4,5] пишет:

«Итак, в «Демоне», как и в «Мцыри», Лермонтов завершил те стилистические намерения, начало которых коренится в его юношеских опытах…… Традиционная русская поэма явилась в новом обличье — с установкой на декламацию, с нажимом на эмоциональную выразительность, на патетическую риторику, на «заметность» лирических формул….в стихотворении «И скучно и грустно»: общий стиль стоит в резком противоречии со стиховой речью, которая, по самой своей сущности, предполагает наличность импульса к созданию художественной вещи, а не просто «настроения», выражаемого теми или другими словами. Это противоречие между смыслом стиховой речи вообще и характером тех фраз, из которых составлено это стихотворение, сообщает ему ту алкогольную горечь, которая нужна была читателям, подобным Белинскому. Стих здесь снижается до обыкновенной эмоциональной речи…»

На примере одного из лучших стихотворений Лермонтова МОЛИТВА Л.В.Пумпянский (1941 г.) в статье СТИХОВАЯ РЕЧЬ ЛЕРМОНТОВА[6] отмечает:

«Итак, метр стерт до пределов возможного. …Заметна тенденция стереть и ударения. … Крайне стерты и все конструкции». Вот как итожится поэтический стиль Лермонтова: «В самом деле, понижен метр, стерта отчетливость конструкций, стерто точное значение слов, но взамен этого по всему стихотворению проходит непрерывное движение речи, тем более отчетливое, чем менее отчетливы сами движущиеся части».

Вся лирика М.Ю. Лермонтова нацелена на эмоциональность, на звук, на мелодию, на песню, на романс! Это — генеральная линия его поэзии («Печаль в моих песнях…» К *. 1832). Поэтому

В мрачном, тяжком сне;
Ты услышишь плачь разлуки,
Песнь любви и вопли муки
Иль подобные им звуки…
М.Ю. Лермонтов РОМАНС. 1832

Поэтому и КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Спи младенец мой прекрасный
Баюшки — баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
М.Ю. Лермонтов. КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ. 1840 год

Поэтому и в последнем абзаце ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ «Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,/Про любовь мне сладкий голос пел,» 1841 год.

Подводя итог сказанному, хочу привести весомые слова из серьёзной работы [7]: “Музыкальность Лермонтова не прошла даром для русской поэзии»! Великая Поэзия М.Ю. Лермонтова получила удивительное продолжение в пространстве музыки! Началась её музыкальная жизнь, которая, судя по всему, ничуть не менее значима, чем собственно Великая Поэзия М.Ю. Лермонтова. И в этом пространстве, она способна войти в сердца и души миллионов и миллионов людей, даже тех, которые не знакомы с оригинальными поэтическими текстами М.Ю. Лермонтова. Музыкальная Стихия М.Ю. Лермонтова, без преувеличения, покорила мир! В том числе, не только русско-язычный!

В 1983 году вышла в свет уникальная книга ЛЕРМОНТОВ В МУЗЫКЕ [8]. Этот справочник содержит исчерпывающую информацию о музыкальных произведениях, написанных на слова великого русского поэта М.Ю. Лермонтова или вдохновленных его поэзией, а также посвященных ему. Другими словами речь идет о документальном, численном описании Второй, теперь уже музыкальной жизни произведений Великого Поэта вплоть до 1983 года. Для того чтобы представить себе музыкальную Галактику М.Ю. Лермонтова, приведем только лишь часть оглавления этой удивительной книги:

Композиторы, писавшие музыку на тексты М.Ю. Лермонтова
Авторы музыкальных произведений (с неустановленными названиями и первыми строками стихотворений)
Музыкальные произведения неизвестных авторов
Тексты М.Ю. Лермонтова, положенные на музыку
Жанры музыкальных произведений на тексты М.Ю. Лермонтова
Оперы
Балеты
Оперетта
Симфонические произведения
Симфонические произведения, навеянные поэзией М.Ю. Лермонтова
Марши
Кантатно-ораториальные произведения
Камерно-инструментальные произведения
Камерно-инструментальные циклы
Вокально-инструментальные произведения
Вокально-инструментальные ансамбли
Произведения для голоса с фортепиано
Музыка к спектаклям в драматических театрах
Музыка к кинофильмам
Фильмы-балеты

12 опер, 7 балетов, 1 оперетта, 14 симфонических произведений!!! Не говоря обо всем остальном! Оказалось, что к 1983 году количество текстов М.Ю. Лермонтова, положенных на музыку составляло 572!!! Вместе с тем, в академическом четырехтомнике Поэта содержится 493 произведения!!! Дело в том, что на некоторые произведения были написаны по нескольку музыкальных вещей. Например, по ДЕМОНУ — не менее 18! По МАСКАРАДУ — не менее 8! По ПЕСНЕ НА ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, МОЛОДОГО ОПРИЧНИКА И УДАЛОГО КУПЦА КАЛАШНИКОВА — не менее 14! По ИЗМАИЛ-БЕЮ — не менее 7! По ГЕРОЮ НАШЕГО ВРЕМЕНИ — не менее 6! Музыку по поэтическому и прозаическому богатству М.Ю. Лермонтова писали выдающиеся композиторы и среди них, в частности, Кобалевский Д.Б., Варламов А.Е., Рахманинов С.В., Римский — Корсаков Н.А., Рубинштейн А.Г., Мясковский Н.Я., Глазунов А.К., Алябьев А.А., Мусоргский М.П., Кюн Ц.А., Шостакович Д.Д., Хачатурян А.И., Шебалин В.Я., Даргомыжский А.С., Шапорин Ю.А и многие др.

Интереснейшая работа А.Князева ЖИЗНЬ ПОЭЗИИ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА В МУЗЫКЕ [10] начинается следующими словами: «Тема интерпретации поэзии М. Ю. Лермонтова в музыке поистине неисчерпаема. На стихи Лермонтова написано и навеяно его творениями более двух с половиной тысяч музыкальных сочинений. Сравнительный анализ двух справочников: «Лермонтов в музыке» [8] и «Пушкин в музыке» [9], проведённый мною весной 1999 года и озвученный 20 мая на «Рахманиновских чтениях» в Санкт-Петербургской государственной консерватории, показал, что это гораздо больше, чем на стихи Пушкина.»

Завершим этот параграф короткой информацией о столь близком и читателю и слушателю виде музыкального произведения, как романс. Список романсов на стихи М.Ю. Лермонтовавключает более сотни русских романсов, музыку к которым писали разные композиторы. Притом, любой составленный список окажется заведомо неполным — на стихи М.Ю. Лермонтова продолжают создавать музыку композиторы, как нынешнего, так и следующих поколений. 

в. Лирическая проза

М.Ю. Лермонтов великолепен во всех направлениях своей поэзии, но, особенно, он чудесен и неповторим в описании природы.

«… он умел одухотворять, оживлять природу: утес, тучи, дубовый листок, пальма, сосна, дружные волны наделены у него человеческими страстями — им ведомы радости встреч, горечь разлук, и свобода, и одиночество, и глубокая, неутолимая грусть.»[2]

Когда волнуется желтеющая нива
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка:

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо качает головой:

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, —

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога.
М.Ю. Лермонтов. КОГДА ВОЛНУЕТСЯ ЖЕЛТЕЮЩАЯ НИВА. 1837

В поэме САШКА есть строки: «Блажен!.. Его душа всегда полна/Поэзией природы, звуков чистых» (М.Ю. Лермонтов. САШКА. 1835-39), относящиеся, конечно же, к самому Поэту!!!

Проза М.Ю. Лермонтова, зачастую, мало чем отличается от его поэзии. Особенно, когда речь идет о природе. И совсем не случайно «Синие горы Кавказа» — опыт ритмической прозы, — находится в гуще стихотворений — в первом томе Лермонтовского четырехтомника СТИХОТВОРЕНИЯ 1828-1841:

«Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры всё мечтаю об вас, да о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!..»
М.Ю. Лермонтов СИНИЕ ГОРЫ КАВКАЗА. 1832 г.

Поэт одушевляет Горы: Вы взлелеяли детство мое, вы носили меня, одевали, к небу меня приучили… Образность поразительна и через два века она не только не померкла, а стала еще многозначнее и современнее — ведь «Престолы природы, с которых, как дым улетают громовые тучи» напоминают нам теперь и о стартовых площадках запускаемых ракет! Трудно преодолеть желание и выстроить этот, на первый взгляд, отрывок прозы в нечто, предельно близкое к поэтической строфе:

Синие горы Кавказа, приветствую вас!
Вы взлелеяли детство мое;
вы носили меня на своих одичалых хребтах,
облаками меня одевали,
вы к небу меня приучили,
и я с той поры
всё мечтаю об вас, да о небе.
Престолы природы,
с которых как дым улетают громовые тучи,
кто раз лишь
на ваших вершинах творцу помолился,
тот жизнь презирает,
хотя в то мгновенье
гордился он ею!..

Это очеловечение природы повсеместно в прозе Лермонтова: «Воздух там чист, как молитва ребенка». (СИНИЕ ГОРЫ КАВКАЗА.1832 г.); «…внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речной, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.1837-1839); «…белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его кустарник. Воздух был напоен электричеством».(ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.1837-1839); «Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.1837-1839); «…постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются в Подкумок;» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ. 1837-1839); «Как я любил твои бури, Кавказ! Те пустынные громкие бури, которым пещеры, как стражи ночей, отвечают!..» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.1837-1839).

Поразительна радужная полихроматичность, многоцветность текста, касается ли это самой природы, либо ассоциируемыми с нею женскими стыдом и смущеньем:

«Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов; они так сияли в лучах восходящего солнца, и в розовый блеск одеваясь, они, между тем как внизу всё темно, возвещали прохожему утро. И розовый цвет их подобился цвету стыда: как будто девицы, когда вдруг увидят мужчину купаясь, в таком уж смущенье, что белой одежды накинуть на грудь не успеют.» (М.Ю. Лермонтов СИНИЕ ГОРЫ КАВКАЗА. 1832 г.).

И кто осудит меня, если я попытаюсь перестроить чудесный, на первый взгляд, сугубо прозаический, лермонтовский текст?

Часто во время зари
я глядел на снега
и далекие льдины утесов;
они так сияли
в лучах восходящего солнца,
и в розовый блеск одеваясь,
они, между тем
как внизу всё темно,
возвещали прохожему утро.
И розовый цвет их
подобился цвету стыда:
как будто девицы,
когда вдруг увидят мужчину купаясь,
в таком уж смущенье,
что белой одежды накинуть на грудь не успеют.

Изумительный волшебник Лермонтов с помощью изощренного описания природы ведет читателя через невероятную гамму чувств: от радости рождения, через сладкое томление, через миллионы радужных лучей, через тревогу и дымную даль — к страху и безысходности:

«Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томленье. В ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем. Я помню, — в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматривался я в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! Как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль! Там путь всё становился уже, утесы синее и страшнее, и наконец они, казалось, сходились непроницаемою стеной.» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ. 1837-39).

Я не знаю никакой другой прозы, которая была бы столь образной, красочной, столь многомерно пространственной, настолько спокойной и тревожной, оптимистической и трагической одновременно, настолько реальной и фантастической, попросту, столь невероятно, нечеловечески красивой!:

«….месяц бледнел на западе и готов уж был погрузиться в черные свои тучи, висящие на дальних вершинах, как клочки разодранного занавеса;….погода прояснилась и обещала нам тихое утро; хороводы звезд чудными узорами сплетались на далеком небосклоне и одна за другою гасли по мере того, как бледноватый отблеск востока разливался по темно-лиловому своду, озаряя постепенно крутые отлогости гор, покрытые девственными снегами. Направо и налево чернели мрачные, таинственные пропасти, и туманы, клубясь и извиваясь как змеи, сползали туда по морщинам соседних скал, будто чувствуя и пугаясь приближения дня.

Тихо было всё на небе и на земле, как в сердце человека в минуту утренней молитвы; только изредка набегал прохладный ветер с востока, приподнимая гриву лошадей, покрытую инеем. -….дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она всё поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-Горы, как коршун, ожидающий добычу;» (ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.1837-1839).

Да что я? Если уж сам А.П.Чехов:

«Чехов считал этот рассказ (ТАМАНЬ. Курсив В.Ф.) образцом прозы: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился писать» («Русская мысль», 1911, кн. 10, стр.46). В письме к Я.П.Полонскому (1888 г.) Чехов доказывал, что русские стихотворцы прекрасно справляются с прозой и приводил примеры: «Лермонтовская «Тамань» и Пушкинская «Капитанская дрочка», не говоря уже о прозе других поэтов, прямо доказывают тесное родство сочного русского стиха с изящной прозой» (А.П.Чехов. Полное собрание сочинений и писем. тXIV, М., 1949, стр.18)» (Цитировано по [1]. Том четвертый стр.634).

II. ДЕМОНИЧЕСКОЕ ПОДПРОСТРАНСТВО 

….во время моего путешествия мной овладел демон поэзии, или — стихов.
М.Ю. Лермонтов. ПИСЬМА. 50.С.Н.Карамзиной 10 мая 1841 г. 

Собранья зол его стихия.
….
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений.
М.Ю. Лермонтов МОЙ ДЕМОН

а. Самоощущение поэта 

Видеть смерть мне надо, надо крови,
Чтоб залить огонь в душе моей.
М.Ю. Лермонтов СТАНСЫ

Поэт никогда не чувствовал себя частью человеческого сообщества и не скрывает этого. Он убежден, что не нужен, миру («Как в ночь звезды падучий пламень,/Не нужен в мире я.». КАК В НОЧЬ ЗВЕЗДЫ ПАДУЧИЙ КАМЕНЬ.1832), свету («Как ты, мой друг, я не рожден для света/И не умею жить среди людей;» К***1830-1831) и, даже, собственной семье («Я чуждым стал между родных;» ТЫ МОЛОД. ЦВЕТ ТВОИХ КУДРЕЙ.1832). Да и отношение к людям он испытывает сложные и противоречивые («И людям руки жму охотно,/Хоть презираю их меж тем!..» ПРЕЛЕСТНИЦЕ. 1832).

Более того, Поэт отчетливо понимает, что он принадлежит к иному, неземному миру. И хотя приводимые ниже строки относятся к Наполеону, почти нет сомнений, что Поэт имел в виду себя:

Он миру чужд был. Всё в нем было тайной,
День возвышенья — и паденья час!
М.Ю. Лермонтов СВЯТАЯ ЕЛЕНА. 1831

С ранних лет и до последних дней жизни Демонический лейтмотив — сквозная тема всего поэтического и прозаического массива М.Ю. Лермонтова. Впервые, демонический настрой, да и само слово ДЕМОН возникает в МОЙ ДЕМОН в 1828 году:

Собранье зол его стихия;
….
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений
Он давит голосом страстей,
И муза кротких вдохновений
Страшится неземных очей.
М.Ю. Лермонтов МОЙ ДЕМОН, Т.1. стр. 57. 1828

Расширение и углубление этого стихотворения произошло в 1830 году в одноименном произведении МОЙ ДЕМОН:

Собранье зол его стихия;
…..
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствия блаженства,
Не даст мне счастья никогда.
М.Ю. Лермонтов. МОЙ ДЕМОН. Т.1, стр.330. 1830-1831

В том же тридцатом году эта тенденция сохраняется в ДЖОЛИО

Не выразил бы чувств моих в сей миг
Ни ангельский, ни демонский язык!..
………..
Но дьявол, сокрушитель благ земных,
Блаженство нам дарит на краткий миг,
Чтобы удар судьбы сразил сильней,
М.Ю. Лермонтов ДЖОЛИО 1830 год

В 1832 году опять:

Послушай, быть может, когда мы покинем
Навек этот мир, где душою мы стынем,
Быть может, в стране, где не знают обману,
Ты ангелом будешь, я демоном стану!
М.Ю. Лермонтов ПОСЛУШАЙ, БЫТЬ МОЖЕТ, КОГДА МЫ ПОКИНЕМ. 1832

Есть демон, сокрушитель благ земных,
Он радость нам дарит на краткий миг.
Чтобы удар судьбы сразил скорей.
Враг истины, враг неба и людей.
М.Ю. Лермонтов. ЛИТВИНКА. 1832 г.

В 1830-1832 годы ситуация становится еще более определенной и появляется генеральная идея — предтеча ДЕМОНА:

Мне любить до могилы творцом суждено,
Но по воле того же творца
Всё, что любит меня, то погибнуть должно,
Иль, как я же, страдать до конца.
Моя воля надеждам противна моим,
Я люблю и страшусь быть взаимно любим.
…….
Я не чувств, но поступков моих властелин,
Я несчастлив пусть буду — несчастлив один.
М.Ю. Лермонтов СТАНСЫ

Окончательная версия ДЕМОНА датируется 1841 годом, по времени последней переработки [1, Т.2, стр.693]. Начало работы над поэмой относится к 1829 г. Всего насчитывается восемь редакций поэмы. Первая редакция — 1829 г. Вторая -1930 г. Третья — 1831 г. Четвертая 1831 г. Пятая — 1833-1834 гг. Шестая — 1838 г. Седьмая — 1838 г. Восьмая — 1841 г. [1, Т.2, стр.693-697].

Приведем отрывки этого фундаментального произведения Астральной Лермонтовской Души, поскольку это альфа и омега всего Демонического Подпространства творчества М.Ю. Лермонтова:

Часть I
I
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
…..
II
Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья –
И зло наскучило ему.
……..
IV
И всё, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.
…
Часть II
IX
Злой дух коварно усмехнулся;
Зарделся ревностию взгляд;
И вновь в душе его проснулся
Старинной ненависти яд.
«Она моя!» — сказал он грозно, -
Оставь ее, она моя!
…….
X
Демон
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес и зло природы,
И, видишь, — я у ног твоих!
….
Я раб твой, — я тебя люблю!
Лишь только я тебя увидел –
И тайно вдруг возненавидел
Бессмертие и власть мою
…….
Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
…..
Демон
И я людьми недолго правил,
Греху недолго их учил,
Всё благородное бесславил
И все прекрасное хулил;
Недолго… пламень чистой веры
Легко навек я залил в них…
А стоили ль трудов моих
Одни глупцы и лицемеры?
…….
Что люди? Что их жизнь и труд?
Они прошли, они пройдут…
….
Избрав тебя моей святыней,
Я власть у ног твоих сложил.
Твоей любви я жду, как дара,
И вечность дам тебе за миг!
В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвёздные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя;
Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить;
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
…..
XI
И он слегка
Коснулся жаркими устами
Ее трепещущим губам;
….. Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жег ее. Во мраке ночи
ад нею прямо он сверкал,
Неотразимый, как кинжал.
Увы! Злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь ее проник.
Мучительный, ужасный крик
Ночное возмутил молчанье.
В нем было всё: любовь, страданье,
Упрек с последнею мольбой
И безнадежное прощанье —
Прощанье с жизнью молодой.
….
XVI
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упоенья и любви!..
М.Ю. Лермонтов ДЕМОН

Приведем также и некоторые фрагменты из ранних версий ДЕМОНА, стремясь очертить основные идеи этого глубокого произведения.

Первая версия (1829 года).

Угрюмо жизнь его текла,
Как жизнь развалин. Бесконечность
Его тревожить не могла,
Он хладнокровно видел вечность,
Не зная ни добра, ни зла,
Губя людей без всякой нужды,
Ему желанья были чужды,
Он жег печатью роковой
Того, к чему он прикасался
И часто Демон молодой
Своим злодействам не смеялся.
…..
Боясь лучей, бежал он тьму,
Душой измученною болен.
Ничем не мог он быть доволен;
Всё горько сделалось ему,
И всё на свете презирая,
Он жил, не веря ничему
И ничего не принимая.
М.Ю. Лермонтов. ДЕМОН. Первая версия.1929

Вторая версия (ноябрь 1830 г.) добавляет к образу Демона следующее:

Он искусить хотел — не мог,
Не находил в себе искусства;
Забыть — забвенья не дал бог,
Любить — недоставало чувства;
Хотя он для любви готов
Оставить полк своих духов
И без могущества, без силы
Скитаться посреди миров,
Как труп вампира, из могилы
Исторгшись, бродит меж людей
Страшилищем немых ночей…
…..
Тоской неистовой сгорая,
Он зажинает темный лес,
Любуясь на пожар трескучий.
Скалы’ на корне вековом
Срывая, как нежданный гром,
Свергает вниз рукой могучей-
…
Дух гордости и отверженья
Летел с вершины диких гор,
Как будто прелести творенья
Непозволительный укор.
М.Ю. Лермонтов ДЕМОН. Вторая версия. Начало 1930 г.

В третьей версии также есть существенные дополнительные детали:

Злой дух недолго размышлял:
Он не впервые отомщал!
Он образ смертный принимает,
Венец чело его ласкает,
И очи черные горят,
И этот самый пламень — яд!

Четвертая версия добавляет некоторые штрихи облика и образа мышления Демона:

По голубому небу пролетал
Однажды Демон. С злобою немой
Он в беспредельность грустный взор кидал,
И вспоминанья перед ним толпой
Теснились. Это небо, где творец
Внимал его хвалам и наконец
Проклятьям, эти звезды…всё кругом
Прекрасно в блеске вечно-молодом;
Как было в тот святой, великий час,
Когда от мрака отделился свет,
И. ангел радостный, он в первый раз
Взглянул на будущность. И сколько лет,
И сколько лет с тех пор прошло!
И он уже не тот. Его чело
Померкло … он один, один… один…
Враг счастья и порока властелин.
….
Напрасно обращен преступный взор
На небеса: их свет — тебе укор.
Будь горд. Старайся мстить, живи, губя.
Но что ж? — и зло не радует тебя?
….
Так мыслил Демон.
М.Ю. Лермонтов. ДЕМОН. Четвертая редакция. <1831 год>

Пятая редакция ДЕМОНА также содержит небольшие, но яркие фрагменты

Дух отвержения и зла
….
И ярость адскою волною,
Как лава, разлилась по нем
М.Ю. Лермонтов ДЕМОН. ПЯТАЯ ВЕРСИЯ. <1833-1834 годы>

В шестой версия ДЕМОНА:

Что без тебя теперь мне вечность,
Моих владений бесконечность?
Пустые, звучные слова;
Обширный храм — без божества!
….
Всё знать, всё чувствовать, всё видеть;
Стараться всё возненавидеть –
И всё на свете презирать!

К ДЕМОНУ вплотную примыкает АЗРАИЛ:

Уж хладные белеют кости,
И скоро пир кровавый свой
Незваные оставят гости.
Так точно и в душе моей:
Всё пусто, лишь одно мученье
Грызет ее с давнишних дней
И гонит прочь отдохновенье;
Но никогда не устает
Его отчаянная злоба,
И в темной, темной келье гроба
Оно вовеки не уснет.
Всё умирает, всё проходит.
Гляжу, за веком век уводит
Толпы народов и миров
И с ними вместе исчезает.
Но дух мой гибели не знает;
Живу один средь мертвецов,
Законом общим позабытый,
С своими чувствами в борьбе,
С душой, страданьями облитой,
Не зная равного себе.
Полуземной, полунебесный,
Гонимый участью чудесной,
Я все мгновенное люблю,
Утрата мучит грудь мою
И я бессмертен, и за что же!
Чем, чем возможно заслужить
Такую пытку? Боже, боже!
Хотя бы мог я не любить!
…..
Я не боюсь; есть сердце у меня
Надменное и полное огня,
Есть в нем любви ее святой залог,
Последнего же не отнимет бог.
……..
…. Я опоздала, Азраил.
Так ли зовут тебя, мой друг?
……
Зови, как хочешь, смерть-уничтоженьем, гибелью, покоем, тленьем, сном — она всё равно поглотит свои жертвы.
…….
Дева. Кто ты?
Азраил. Изгнанник, существо сильное и побежденное.
….
Дева… Кто ты? Откуда? Ангел? Демон?
Азраил. Ни то, ни другое.
…….
Рассказ Азраила
Когда еще ряды светил
Земли не знали меж собой,
В те годы я уж в мире был,
Смотрел очами и душой,
Молился, действовал, любил.
….
Я власть великую имел,
Летал, как мысль, куда хотел,
Мог звезды навещать порой
И любоваться их красой
Вблизи, не утомляя взор;
Как перелетный метеор,
Я мог исчезнуть и блеснуть
Везде мне был свободный путь.
……..
Но я, блуждая много лет,
Искал чего, быть может, нет:
Творенье, сходное со мной,
Хотя бы мукою одной.
И начал громко я роптать,
Мое рожденье проклинать,
И говорил: всесильный бог,
Ты знать про будущее мог,
Зачем же сотворил меня?
….
И наказание в ответ
Упало на главу мою
…….
И эта жизнь пуста, мрачна,
Как пропасть, где не знают дна:
……..
Я пережил звезду свою;
Как дым рассыпалась она,
Рукой творца раздроблена;
Но смерти верной на краю,
Взирая на погибший мир,
Я жил один, забыт и сир.
…..
Когда же род людей пройдет
И землю вечность разобьет,
Услышав грозную трубу,
Я в новый удалюся мир
И стану там, как прежде сир,
Свою оплакивать судьбу.
М.Ю. Лермонтов <АЗРАИЛ>. 1831 год

И здесь, мне хочется поверить М.Ю. Лермонтову. Может быть, действительно — ОН ЧЕЛОВЕК ДРУГОГО МИРА? Может быть, ОН, действительно, ИЗ КОСМОСА!!! Ведь стоит только поверить и принять это утверждение Поэта, становятся ясными и все его проблемы со здоровьем, и конфликты с миром, и вся его жизнь, и его поэзия, ВЕЛИЧАЙШАЯ ПОЭЗИЯ! Всё становится на место!!!!!

В четвертом томе в статье «Драматургия М.Ю. Лермонтова» на стр.774 есть примечательный фрагмент:

«Драма «Маскарад» во многом близка к крупнейшему произведению Лермонтова «Демон». В воспоминаниях Арбенина о своем прошлом высказаны те же мысли, что и в «Демоне». Источник страданий Арбенина и Демона один и тот же: пустота и бесцельность одинокого существования, на которое они обречены силою обстоятельств. Арбенин так же, как и Демон, встретил женщину, и любовь к ней должна была явиться источником его возрождения и обновления.

Несомненное родство в характерах Демона и Арбенина проявляется в независимости их взглядов, непримиримом отношении к источникам страданий, в силе протеста против уродства бытия, мировой несправедливости. Ср.:

Везде я видел зло и, гордый, перед ним
Нигде не преклонился. (Арбенин).

И слишком горд я, чтоб просить
У бога вашего прощенья. (Демон).

Родство Арбенина с Демоном хорошо видел и сам поэт, вложивший в уста Звездича вопрос, обращенный к Арбенину: «Вы человек или демон?» ([1] Том 4, Стр.774).

Этот текст, как и весь четырехтомник, датируется 1959 годом и на форзаце значится: «Печатается на основе Собрания сочинений М.Ю. Лермонтова изданного Академией Наук СССР в 1954-1957 гг.» Отсюда упрощенность и социальная предвзятость советского литературоведения: уродство бытия, и мировая несправедливость, и пустота и бесцельность одинокого существования и пр. и пр. Да и сам вопрос Звездича, в действительности, звучит гораздо определеннее и острее:

Да в вас нет ничего святого,
Вы человек иль демон?

Для того, чтобы близость ДЕМОНА, АЗРАИЛА и Евгения Александровича Арбенина стала очевидной, необходимо обратиться к тексту МАСКАРАДА. Начнем со слов самого Арбенина:

Арбенин (Евгений Александрович)
Два средства только есть:
Дать клятву за игру вовеки не садиться
Или опять сейчас же сесть.
Но чтобы здесь выигрывать решиться,
Вам надо кинуть всё: родных, друзей и честь,
…
Всё презирать: закон людей, закон природы,
День думать, ночь играть, от мук не знать свободы,
И чтоб никто не понял ваших мук.
Не трепетать, когда близ вам искусством равный,
Удачи каждый миг постыдный ждать конец
И не краснеть, когда вам скажут явно:
«Подлец!»
…
Но я люблю иначе, я всё видел,
Всё перечувствовал, всё понял, всё узнал,
Любил я часто, чаще ненавидел
И более всего страдал!
Сначала всё хотел, потом всё презирал я,
То сам себя не понимал я,
То мир меня не понимал.
На жизни я своей узнал печать проклятья
И холодно закрыл объятья
Для чувств и счастия земли…
Так годы многие прошли,
О днях, отравленных волненьем
Порочной юности моей,
С каким глубоким отвращеньем
Я мыслю на груди твоей.
….
Послушай, Нина!.. я смешон, конечно,
Тем, что люблю тебя так сильно, бесконечно,
Как только может человек любить,
…
Тот добивается чинов, крестов — иль славы,
Тот любит общество, забавы,
Тот странствует, тому игра волнует кровь…
…
Я странствовал, играл, был ветрен и трудился,
Постиг друзей, коварную любовь,
Чинов я не хотел, а славы не добился.
Богат и без гроша был скукою томим.
Везде я видел зло и, гордый, перед ним
Нигде не преклонился.
….
Послушай, Нина… я рожден
С душой кипучею, как лава:
Покуда не растопится, тверда
Она, как камень… но плоха забава
С ее потоком встретиться! Тогда
Тогда не ожидай прощенья –
Закона я на месть свою не призову,
Но сам без слез и сожаленья
Две наши жизни разорву!
….
Ты прав — глупец, кто в женщине одной
Мечтал найти свой рай земной.
….
Беспечность и покой — не для меня они!..
Мне ль, мне ль, который испытал
Все сладости порока и злодейства,
И пред их лицом ни разу не дрожал?
Прочь добродетель: я тебя не знаю,
Я был обманут и тобой,
И краткий наш союз отныне разрываю –
Прощай — прощай!
…..
Так, — добродетелью, которой ищут в муже
Любовники, — не обладаю я.
………
…и яду подолью.
…..
Ты права! Что такое жизнь? Жизнь вещь пустая
…
Ужасный ряд забот и муки тайных ран,
Где смерть — последнее, а целое — обман
………
Жизнь — вечность, смерть — лишь миг!
….
О! в этот миг к нему не подходи:
Смерть у него в руках — и ад в его груди.
М.Ю. Лермонтов МАСКАРАД. Том третий. 1835 г.

А вот, что говорит Казарин об Арбенине:

Теперь?
Женился и богат, стал человек солидный;
Глядит ягненочном, — а, право, тот же зверь…
Мне скажут: может отучился,
Натуру победить. — Дурак, кто говорит;
Пусть ангелом и притворился,
Да черт-то всё в душе сидит.
Ю.М.Лермонтов. МАСКАРАД. 1835 г.

Не лучшего мнения об Арбенине и персонаж под именем «Неизвестный»:

Но ты — в твоей груди уж крылся этот холод,
То адское презренье ко всему,
Которым ты гордился всюду!
Не знаю, приписать его к уму
Иль к обстоятельствам — я разбирать не буду
Твоей души, — ее поймет лишь бог,
Который сотворить один такую мог.
М.Ю. Лермонтов. МАСКАРАД. 1835 г.
Ну, наконец, ко всему этому добавьте заключение Доктора:
Он болен не шутя – и я не сомневаюсь,
Что в этой голове мучений было тьма –
М.Ю. Лермонтов. МАСКАРАД 1835 г.

Приведенное выше свидетельствует об одном: Демон, Азраил и Арбенин — примерно один и тот же образ: ярость, гнев, ненависть, мщение, безжалостное уничтожение!

Обратимся далее к роману М.Ю. Лермонтова ВАДИМ. Вот некоторые фрагменты из него, дающие представление о характере его главного героя:

«В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног;… его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; она уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика. Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная; волшебный круг, заключавший вселенную; его душа еще не жила по — настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде времени вырваться в вечность; — нищий стоял сложа руки и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах, и внутренне сожалел об нем; он думал: если б я был черт, то не стоят ли они, чтоб их соблазнял изгнанник рая, соперник бога!.. другое дело человек; чтоб кончить презрением, он должен начать с ненависти!
….
Если магнетизм существует, то взгляд нищего был сильнейший магнетизм.
……
Где скрывался Вадим весь этот вечер? — на темном чердаке, простертый на соломе, лицом кверху, сложив руки, он уносился мыслию в вечность, — ему снилось наяву давно желанное блаженство: свобода; он был дух, отчужденный от всего живущего, дух всемогущий, не желающий, не сожалеющий ни о чем, завладевший прошедшим и будущим, которое представлялось ему пестрой картиной, где он находил много смешного и ничего жалкого. – Его душа расширялась, хотела бы вырваться, обнять всю природу, и потом сокрушить ее, — если это было желание безумца, то, по крайней мере, великого безумца; — что такое величайшее добро и зло? — два конца незримой цепи, которые сходятся, удаляясь друг от друга.
…..
Что делать! Он не мог вырваться из демонической своей стихии.
…..
…и презрение к самому себе, горькое презрение обвилось как змея вокруг его сердца и вокруг вселенной, потому, что для Вадима всё заключалось в его сердце!
….
Звонили ко всенощной, и протяжный дрожащий вой колокола раздавался в окрестности;… сердце его билось болезненным ожиданием, но скоро перестало — один любопытный взгляд толпы, одно насмешливое слово! И человек делается снова демон!..
…..
Он знал, твердо был уверен, что ее сердце отдано… и навеки. Итак, она для него погибла… и со всем тем, чем более страдал, тем меньше мог расстаться с своей любовью… потому что эта любовь была последняя божественная часть его души и, угасив ее, он на мог бы остаться человеком.
…..
С горькой, горькой улыбкой Вадим вторично прочел под образом спасителя известный стих придите ко мне вси труждающиеся и аз успокою вы! Что делать! — он верил в бога — но также и в дьявола!
….
Вадим имел несчастную душу, над которой иногда единая мысль могла приобрести неограниченную власть. Он должен был родиться всемогущим или вовсе не родиться.
…..
Вадим стоял перед ней, как Мефистофель перед погибшею Маргаритой, с язвительным выражением очей…»
М.Ю. Лермонтов. ВАДИМ. 1833-1834 гг.

Легко видеть, что Вадим практически не отличается от Демона, Азраила и Арбенина: те же самые порок, ярость, гнев, ненависть, мщение, безжалостное уничтожение и постоянный речитатив в различных ситуациях: дьявол, дьявол, дьявол!

Л И Т Е Р А Т У Р А

[1]. М.Ю. Лермонтов Собрание сочинений в четырех томах
Стихотворения 1828-1841; Поэмы; Драмы; Проза, Письма
Издательство Академии наук СССР.
Москва. Ленинград 1961 — 1962

[2]. МУЗЫКА СЕРДЦА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА

[3]. ПОЭТ, ХУДОЖНИК, МУЗЫКАНТ (Из статьи И.Андронникова «М.Ю.Лермонтов»)

[4]. Б.М. Эйхенбаум ЛЕРМОНТОВ КАК ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРОБЛЕМА

[5]. Б. ЭЙХЕНБАУМ МЕЛОДИКА РУССКОГО ЛИРИЧЕСКОГО СТИХА. «ОПОЯЗ» ПЕТЕРБУРГ 1922

[6]. Л.В.Пумпянский СТИХОВАЯ РЕЧЬ ЛЕРМОНТОВА

[7]. МУЗЫКАЛЬНОСТЬ ЛЕРМОНТОВА

[8]. ЛЕРМОНТОВ В МУЗЫКЕ. СПРАВОЧНИК. Составители Л.М.Морозова, Б.М.Розенфельд. Москва, Всесоюзное издательство «Советский композитор» 1983.

[9]. ПУШКИН В МУЗЫКЕ. СПРАВОЧНИК. Составители Н.Г. Винокур и Р.А. Каган. Москва. Советский композитор. 1974

[10]. Александр Князев . ЖИЗНЬ ПОЭЗИИ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА В МУЗЫКЕ: ПРОБЛЕМЫ И ИХ РЕШЕНИЕ