Да уж: пыжься не пы­жься, а годы своё берут. И если бы только туловище тормозило и кукожилось, но ведь и мозг кукожится, и сами мыслительные процессы тормозят. Казалось бы, вчера ещё шестизначные числа в уме на спор перемножал – а теперь вот: сыну упражнения за второй класс столбиком считаю. Быстро оно как-то всё отошло. Много быстрее, чем привыклось.

Нет, даже простейшая вещь: прочитал интервью чиновника, не будем называть имён, интервью как интервью, обовсюду ото всём, – и сутки потом понять не мог, почему ничего не понял. Простейшую же вещь сказал генерал: давайте, – сказал он, – на одном языке друг с другом разговаривать, имея в виду вечно брюзжащую общественность, потому что, мол, иначе диалога у нас на разных языках с вами не получится. Ну, а так как сказано всё было по-русски, то и вывод напрашивался простейший, что по-английски с нашей горадминистрацией разговаривать смысла ма­ло, равно как и по-амхарски или, там, по-арамейски.

И, значит, тут я ему на своём хорошем русском, вроде как, и говорю: отлично, дескать, уважаемый, теперь мы на одной волне и у нас диалог. И с открытою душой выкладываю, на что меня соседи уполномочили: про точечную застройку, про уничтожение зелёных зон, про общественный транспорт, про уличную торговлю, – итого одиннадцать пунктов, все не буду перечислять. И вдруг – ближе  к теме расселения ветхого жилья – замечаю, что не понимает из всех моих слов высокопоставленный собеседник ровно ни одного. Казалось бы, вчера ещё шестизначные числа в уме на спор перемножал – а теперь вот: вогнала меня эта ситуация в продолжительное раздумье. И те ответы, что вчера сразу на ум приходили, сегодня лишь на третьи сутки пришли. 

Мы ведь сами-то как чиновника слушаем? Правильно. С переводом с его русского на наш русский. В том смысле, что когда он, к примеру, говорит: будем повышать доступность медицинских услуг, – мы правильно понимаем, что у нас в районе ещё одну больницу закроют, а когда он, скажем, обещает: будем повышать комфортность городского транспорта, – мы правильно понимаем, что опять подорожает проезд. Так ведь? Так. Ну, а он-то, чиновник, что – тупее нас с вами? Нет. И потому, соответственно, слушая нас, он наши слова с нашего русского обратно переводит на свой. И, следовательно, когда я, например, требую прекратить издевательство над архитектурным обликом города, – он правильно понимает, что как раз напротив филармонии отличное есть место для торгового центра, а когда я, скажем, пеняю на хреновое освещение на городских улицах по вечерам, – он правильно понимает, что сотрудникам администрации пора поднимать зарплату.

Быстро оно как-то всё отошло. Много быстрее, чем привыклось.