Настоящим попытаюсь сформулировать своё отношение к профессии.

Что такое журналистика?

Если попробовать ответить на этот вопрос добросовестно, то ответ «зависнет» в разной степени словоблудия, но в целом он будет ровно таким же, как если бы кто-то попытался ответить на вопрос: а что такое поэзия?

Иными совами, никакого внятного ответа не последовало бы.

Что такое поэзия?

Лично для меня понятие «поэзия» является реальностью лишь в трёх, не исключающих друг друга, ответах:

  1. « Ищу союза волшебных звуков, чувств и дум» - Александр Сергеевич Пушкин.
  2. «… пресволочнейшая штуковина: существует, и не в зуб ногой!» - Владимир Маяковский.
  3. «Поэтическая речь, или мысль лишь чрезвычайно условно может быть названа звучащей, Потому что мы слышим в ней лишь скрещиванье двух линий, из которых одна, взятая сама по себе, абсолютно немая, а другая, взятая вне орудийной метаморфозы, лишена всякой значительности и всякого интереса и поддается пересказу. Что, на мой взгляд, - вернейший признак отсутствия поэзии. Ибо там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, и не ночевала» - Осип Мандельштам.

Полагаю, что мы, журналисты, должны стремиться в профессии как к чему-то такому, что предусматривает «поиск союза» в «пресволочнейшей штуковине» при несоизмеримости с пересказом.

Ну, и вот: на вопрос, который я сам себе задал – что такое журналистика? – внятно не ответил.

В особо тщательной «расшифровке», полагаю, нуждается «тема» о несоизмеримости с пересказом.

Под несоизмеримым с журналистикой текстом  я имею в виду текст, в котором отсутствует личное (журналиста) отношение к материалу – журналист не имеет права превращаться в диктофон. Настоящий журналист - даже тогда, когда ему, в силу обстоятельств, приходится ретранслировать мнение, с которым он не может согласиться, - обязан найти выход. Вплоть  до того, чтобы  - ненавязчиво, незаметно - представить ретранслируемое мнение дурацким.

Или – но это уже - «высший пилотаж! – самому предстать таким, чтобы самому, ретранслируя мнение, – ненавязчиво, незаметно для заказчика  -  стать отвратительным для аудитории.

Осознанно такое, я считаю, удаётся только избранным – Соловьёву, например, удаётся.

А кому ещё?

Поиск в журналистике «союза волшебных звуков, чувств и дум» желателен, возможен, но вряд ли осуществим в той степени, в которой его (поиск) могут заметить: журналистика – это всё-таки не та «поляна», на которой возможно, чтобы «поиск» правильно оценили: сочтут, скорее всего, «выкрутасами».

«Пресволочнейшая штуковина»…

Спорить будем?

Не будем? Спасибо! Я знал, друзья мои, что вы – не идиоты.

Пресволочнейшая!

А пресволочнейшая она - не только в том понимании, что, зачастую, - продажная, а в том, что она - потенциально  - опасная.

Не о мордобитии речь: не пей – не будет мордобития. Мне, например, когда я трезвый, морду набить невозможно.

А пьяному - невозможно без того, чтобы вскоре не стать «висяком».

Опасность журналистской профессии в том…

Здесь нужно кое-что пояснить.

Всего лишь 15-20 лет назад высказанное журналистом мнение «умирало» через 2 – 3 недели: кто его станет искать в библиотеках?

А как сегодня?

Сегодня я запросто найду (и я их уже «коплю»!) мнения отдельных людей по тому или иному вопросу.

По, в частности, «вопросу украинскому».

Зачем «коплю»?

А затем, чтобы предъявить это «мнение» детям и внукам (я – не доживу, но у меня сын есть) тех людей, которые сегодня не поддерживают российскую политику по отношению к Крыму и Юго - Востоку Украины.

Возможно, конечно, что и моим детям и внукам могут «предъявить», но, во-первых, - вряд ли, а, во-вторых, я же и говорю, что журналистика – профессия опасная.

Оригинал