Раньше говорилось о слове-посреднике, передающем информацию, просьбы, команды от одного человека к другому. Как золотая рыбка на посылках кружится язык вокруг людей. Слово как Фигаро из знаменитой арии «Фигаро тут, Фигаро там». Теперь сделаем переворот этой мысли: не слово вращается вокруг нас, это человек, люди, вращаются вокруг речи, языка, логоса.


Да, каждый день мы видим как всходит Солнце и чувствуем, что Земля покоится. И если бы в солнечной системе было всего два тела: Земля и Солнце – не стоило бы и ставить вопрос: что вокруг чего вращается. Это был бы спор о названии, не более. Но планет много и концепция о вращении каждой планеты вокруг Солнца (на самом деле не в точности вокруг Солнца, а вокруг близкой к нему точки) качественно упрощает понимание планетарных орбит и их вычисление. Точно также идея, что не язык вращается вокруг людей, а люди, антропосфера – вращается вокруг языка кардинально проясняет мироздание. В отличие от орбит планет здесь мало что может быть вычислено. Но эта аналогия работает хорошо: также как планеты вращаются не точно вокруг Солнца, а вокруг какой-то близкой к нему точки, так люди вращаются не вокруг какого-то конкретного языка, не вокруг письменной или устной речи, а вокруг логоса, который хотя и близок нашему родному языку все же нечто другое. 


Понимание этого кардинально меняет отношение к слову и речи. Слово осознается не только как слуга-посредник, но одновременно как царь и центр. Речь и язык осмысляется не только как что-то нужное для жизни, помогающее в борьбе за существование, а как цель, как нечто дающее нам удовольствие и радость, важное само по себе. С этой точки зрения то, что мешает человеку честно, красиво и умно говорить – зло, а то, что помогает – благо. И, разумеется, с этой точки зрения язык сам по себе заслуживает изучения. Филология, лингвистика, семиотика – разные науки, каждая по своему занимающиеся этим. Но возможно, что наиболее близко к этой «точке вращения» подходит математика. Ведь именно она систематически изучает формальные структуры, подчиненные только законам логики, способы их определения и развитие, удивляя всех широтой своей применимости, а занимающихся ею тем, сколь простые вопросы о простейших структурах до сих пор остаются без ответа, несмотря на усилия лучших умов человечества. Поэтому математику порой называют «языком языков» и довольно часто «языком науки».


Представим какое-то явление мировой истории, например французскую революцию в свете логоцентричности. С одной стороны мы знаем о ведущих идеях революции о борьбе монархической идеи, идеи об исключительности Монарха с идеей народности, идеей свободы, равенства и братства. С другой стороны мы видим словесные баталии ораторов, ведущие последовательно на эшафот Мирабо, Дантона, Робеспьера. Мы видим и совсем другие важные разговоры, проходящие в кулуарах и салонах. Эти логоцентрические орбиты выбирали персонажи истории добровольно и осознанно. Но человек также и материальное существо, поэтому на нас как и на планеты распространяются и законы материального мира, не только законы физики, но законы социологии, экономики, где свободы у одного человека не больше, чем у щепки в бурной реке, чаинки в чашке чая. Правда, сами эти законы переменчивы: наша экономика и социология, например, кардинально изменились в том числе и под влиянием идей французской революции. Можно мыслить логоцентрические поля со своими силовыми линиями, поля частью неумолимо влияющие на участников событий, а частью созданные ими самими.

Оригинал