Ари Абрамович Штернфельд (14 мая 1905, Серадз, Калишская губерния, Российская империя — 5 июля 1980, Москва, Россия) — учёный, один из пионеров современной космонавтики.

Рассчитал и теоретически исследовал множество траекторий космических полётов, определив энергетически оптимальные. Эти траектории, с предварительным удалением от цели, позволяющие значительно экономить топливо, называют «штернфельдовскими»^[1]. Он ввёл понятие космических скоростей и рассчитал их стартовые значения. Сформулировал проблему существования «сезонов космической навигации». Термины «космонавтика», «первая космическая скорость», «космодром» введены им впервые в его книге «Введение в космонавтику» (1934; на русском языке — Москва, 1937). Впервые он применил теорию относительности для анализа межзвёздных полётов, для повышения точности траекторных расчётов и доказал, что достижение звезд, в принципе, возможно в течение человеческой жизни.

Автор многочисленных книг и статей. Его научные и научно-популярные труды были опубликованы на 40 языках в 39 странах всех пяти континентов. По орбитам, рассчитанным им во Франции задолго до начала космической эры, полетели первые искусственные спутники Земли. Будущие космонавты учились по его книгам.

«Его жизнь и научные заслуги являют собой пример воплощения вершин духа и интеллекта в судьбе одного человека. Еврей по происхождению, поляк по месту рождения и юношеским годам, француз по культуре и образованию и, наконец, гражданин СССР по своему жизненному выбору во имя своих научных идей, он стал, по существу, гражданином Вселенной, разработке путешествий в которой посвятил свою жизнь»^[2].

Звания

Лауреат международных премий по астронавтике (1934, 1962). Почетный член Академии и Общества наук Лотарингии (Франция,1961), доктор Honoris сausa Нансийского университета (Франция,1961) и Национального Политехнического института Лотарингии (1978), а также Академии наук СССР (1965), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1965), почетный гражданин города, где он родился (1963).

Память

Его именем назван кратер на обратной стороне Луны, Планетарий и астрономическая обсерватория в Лодзи^[3], музей космонавтики в городе Пыталово Псковской области^[4]. Улицы в городах Лодзь и Серадз (Польша) названы в его честь. На домах, где он жил в Москве и Серове (Россия), Лодзи и Серадзе установлены мемориальные доски.

В Москве в Политехническом музее есть мемориальный кабинет А. Штернфельда, где хранится большая часть его архива.

Биография

Родословная. Детство. Гимназия.

Ари Абрамович Штернфельд родился 14 мая 1905 года в старинном польском городе Серадз, недалеко от Лодзи, в купеческой семье. Согласно родословной книге, пропавшей во время гитлеровской оккупации в Лодзинском гетто, далёким предком Ари Абрамовича со стороны отца был выдающийся еврейский философ, астроном и врач Моше Маймонид (1135—1204). В семье, кроме сына, было ещё три дочери. С детских лет Ари отличался прекрасной памятью, богатым воображением и остротой мышления.

Мысль о полёте на Луну возникла у Ари ещё в детстве, когда в начале каждого месяца, повернувшись лицом к восходящему лунному серпу, он молился вместе со своим отцом о том, чтобы быть таким же недосягаемым для врагов, как Луна недосягаема для них. А почему — недосягаема?! — думал он. И с юношеских лет он увлёкся идеей полёта в космос. Осуществлению своей заветной мечты — приблизить день, когда полёты в космос превратятся из чистой фантазии в действительность — он посвятил всю жизнь.

Когда разразилась первая мировая война семья перебралась в Лодзь. Здесь Ари поступил в еврейскую гуманитарную гимназию, дававшую два аттестата — по иудаистике и общеобразовательным предметам. В старших классах гимназии у него появились первые идеи о космических полётах. Так он задумывался о том, до какой степени целесообразно увеличивать в ракете запас топлива. Были и другие идеи, развитые им впоследствии, например о возможности определить расстояние ракеты от Солнца с помощью высокочувствительного бортового термометра. В 17-летнем возрасте Ари прочёл по-немецки монографию Альберта Эйнштейна «О специальной и общей теории относительности», изданную в Германии в 1921 г. Многое в ней было непонятно. Ари отважился написать великому физику и вскоре получил ответ, написанный Эйнштейном от руки. Впоследствии целую главу в своей моногрфии Штернфельд посвятил теории относительности в приложении к космонавтике.

Студенческие годы. Краков, Нанси.

После окончания гимназии Ари поступает на философский факультет Ягеллонского университета в Кракове. Однако, закончив первый курс университета, весной 1924 г. Ари уезжает во Францию, чтобы иметь возможность изучать не только естественные, но и интересующие его технические науки. Он поступает в институт Электротехники и Прикладной Механики в Нанси (Nancy, École nationale supérieure d'électricité et de mécanique L’ENSEM), входящий в состав Нансийского университета. Первый учебный год был для Ари тяжёлым испытанием. Нужно было зарабатывать на жизнь и помогать обедневшим родителям. За несколько месяцев до начала учёбы, работая с утра до ночи сначала грузчиком на знаменитом парижском рынке Чрево Парижа, затем рабочим на заводе Рено, он не имел возможности учить французский язык, так как почти все окружающие его рабочие были иностранцами и говорили между собой на своих родных языках. Поэтому к началу занятий Ари почти не знал французского и лекции профессоров были ему мало понятны. Жил он в неотапливаемой комнатушке, питался плохо, часто недоедал. Когда парижских сбережений не хватало, Ари в ранние утренние часы подрабатывал контролёром газовых счётчиков. Несмотря на тяжёлый ежедневный труд он был жизнерадостен, общителен, любознателен и был перведён на второй курс. Летом Ари работал на автомобильном предприятии Омера Самена (Omer Samyn/ Neuilly sur Seine) в Париже настолько успешно, что его пригласили работать на следующий год уже в качестве конструктора.

За время учёбы Ари ни на минуту не расставался с идеей о полётах в космос. Это была не абстрактная мечта, а конкретные расчёты, которые поглощали его целиком. В своих воспоминаниях он писал: «Мои коллеги, замечая схемы, которые я чертил в перерывах между лекциями, считали меня неизлечимым фантастом… В те годы перелёт через Атлантический океан станет сенсацией, а тут какой-то одержимый доказывает реальную возможность овладения вселенной».

После трёх лет самоотверженного труда и неустанной учёбы, Штернфельд получает диплом инженера-механика, заняв 2-е место из более, чем 30-и выпускников.

Париж. Сорбонна

Получив диплом инженера механика, Штернфельд возвращается в Париж. Он успешно работает технологом, конструктором, консультантом на различных промышленных предприятиях. Разрабатывает оборудование, находя оригинальные решения. Некоторые из них были признаны изобретениями (патент 353.059, Бельгия, 1928 г.; патент 364.907, Бельгия, 1929 г.). В Париже, в Латинском квартале, где он жил, он получает шутливое прозвище «банкир». Студенты и начинающие инженеры берут у него в долг, и Ари, ещё недавно испытывающий нужду, не отказывал им, хотя долги чаще всего и не возвращались. На работу Ари старается устраиваться таким образом, чтобы не быть занятым полную рабочую неделю, с тем чтобы оставшееся время посвятить любимому делу: всестороннему изучению возможностей полётов в космос.

В 1928 г. Штернфельд поступает в докторантуру в Сорбонну для работы над диссертацией о проблемах космических полётов. Готовя материалы для диссертации, он обращается в Центральный исследовательский институт в Париже, с просьбой сообщить, где в мире занимаются этими проблемами и получает ответ : «нигде». Много времени он проводит в Национальной библиотеке Франции. Собирает материалы по истории и технике ракетного дела, изучает теорию ракет, вопросы механики её полёта, вычисляет тректории космических аппаратов. При расчётах он пользуется электрическими счётными машинами, которые были в тех учреждениях, где Ари работал на неполную ставку, иногда забирал на ночь арифмометр.

В эти же годы он пропагандирует свои взгляды на космонавтику, выступая с лекциями, публикуя статьи на эту тему во французских газетах и журналах, пытаясь убедить общественность в осуществимости космических полётов и в необходимости исследования космического пространства.

Однако, летом 1931 года, когда Штернфельдом было выполнено огромное количесттво расчётов и собрано достаточно материалов для завершения диссертации, его научные руководители заявили, что не могут взять на себя ответственность за тематику исследований столь далёкую от действительности. Они предложили изменить тему диссертации, обещали повышенную стипендию. Но никакие земные блага не могли заставить Штернфельда отказаться от своей юношеской мечты. Он решает продолжать исследования на свой страх и риск.

В этом решении его поддержала его будущая жена — Густава Эрлих. Густава, как и Ари, приехала из Лодзи в том же 1924 г. Была она человеком деятельным и увлечённым. Её выбрали секретарём польского отделения французской компартии, участвовала она и в движении эсперантистов, считая, что именно эсперанто, как язык международный, поможет сближению народов. Закончила Сорбонну, получив два диплома — воспитателя отстающих в своём развитии детей и преподавателя французского языка для иностранцев. Она поверила в осуществимость идей Ари и стала его незаменимой помошницей. До последних дней своей жизни была она редактором его научных и научно-популярных работ, вела его деловую переписку на французском, русском, польском, немецком и идише . Умерла Густава в Москве в 1962 году.

Переписка с Циолковским

Работая над диссертацией, Штернфельд узнал о трудах Циолковского в 1929 году из немецкого научного журнала «Die Raket». В те годы Штернфельд не знал русского языка и именно труды Циолковского послужили толчком к изучению им русского. Первой книгой, прочитанной им на русском языке, была книга Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами», изданная в 1926 г. в Калуге. Достать работы Циолковского в Париже было невозможно. Их не было в каталогах ни одной из парижских библиотек.

11 июня 1930 года Штернфельд пишет Циолковскому письмо с просьбой прислать некоторые его труды. С тех пор дружеская переписка между ними длилась до самой смерти Константина Эдуадовича. 19 августа 1930 года во французской газете «Юманите» была опубликована статья Штернфельда «Вчерашняя утопия — сегодняшняя реальность». В этой статье он писал о приоритете К. Э. Циолковского и поместил его фотографию, которую Циолковский прислал ему именно для этой статьи. В последующие годы Штернфельд часто упоминал Циолковского в своих публикациях и выступлениях^[5]. А ряд его книг, которые Циолковский прислал Штернфельду в Париж, он передал в парижскую Национальную библиотеку.

В июне 1934 г., в ответ на сообщение о получении Штернфельдом премии по астронавтике, Циолковский пишет ему:

«4 июля 1934 г. г. Стернфельду***

от Циолковского (Калуга, ул. Циолковского, № 1)

Дорогой и глубокоуважаемый,

Вашу статью из „Note de l’Academie…“ я получил. В ответ, с моей благодарностью, я выслал Вам какие-то мои книжки (не помню. Если бы знал, что у Вас есть моего, то может быть нашёл что-нибудь ещё послать).

Очень радуюсь получению Вами премии и интересуюсь более полной работой о межпланетных сообщениях.

При сём прилагаю сведения о болиде, пролетевшем над Боровском (Калужского района, где я пробыл учителем 12 лет).

Получено мною о болиде 200 писем. Его видели, в образе падающей звезды, даже за 1000 килом. от Москвы. Подробности в наших Известиях ВЦИКа СССР.

Ваш Циолковский».

Это письмо К. Э. Циолковского, как и многие другие материалы из архива Ари Абрамовича, хранятся в личном фонде А. Штернфельда в Политехническом музее в Москве.

Фрагмент этого же письма фигурирует на фреске на въезде в город Боровск, где началась учительская и научная деятельность К. Э. Циолковского.^[6]

Работа над монографией «Initiation a la Cosmonautique» («Введение в космонавтику»). Польша, Лодзь, Варшава

Чтобы иметь возможность сосредоточиться исключительно на продолжении расчётов и оформлении результатов своих исследований, Штернфельд в августе 1932 г. возвращается к родителям в Лодзь. Работать приходилось в тяжёлых условиях, в маленькой полутёмной комнате. Требовалось проводить многочисленные вычисления. Но если в Париже Штернфельд пользовался для вычислений электрической счётной машинкой, то в Лодзи он с трудом достал единственную в городе семизначную таблицу логарифмов, а арифмометр по выходным выносил ему из заводской конторы знакомый бухгалтер. Тем не менее, через полтора года монография была закончена. Все 490 её страниц были отпечатаны сестрой Штернфельда — Франкой, которая впоследствии погибла в концлагере.

Монография была написана на французском языке и называлась «Initiation à la Cosmonautique» («Введение в космонавтику»). Термин «космонавтика» не употреблялся в то время ни в русском, ни во французском языке. Ари Штернфельд ввёл его, считая более точным, чем употреблявшиеся в то время термины «астронавтика» и «звёздоплавание».

В монографии была изложена совокупность проблем, связанных с завоеванием космоса. Многие вопросы были разработаны в ней впервые. «Это было первое систематическое изложение совокупности проблем, связанных с предстоящим завоеванием космоса, — от строения Солнечной системы до релятивистских эффектов при космических полётах.»^[7]. Основные идеи, изложенные в монографии, Штернфельд доложил в Варшавском университете 6-ого декабря 1933 г. Доклад приняли довольно холодно. Космические полёты казались фантазией. Штернфельд пытался найти издателя для своей монографии, но безуспешно. О том, чтобы работать в Польше над проблемами космических полётов, нечего было и думать.

Франция. Париж. Доклады во французской академии наук

Он вновь возвращается в Париж. Пытаясь заинтересовать французских учёных проблемами космических полётов, Штернфельд посещает научные четверги, устраиваемые лауреатом Нобелевской премии академиком Жаном Перреном в своей лаборатории в Латинском квартале, где по четвергам за чашкой чая, приготовленного в колбах на газовых горелках, собиралась научная молодёжь. В этих беседах участвовали также Фредерик и Ирен Жолио-Кюри.^[8].

Больших усилий стоило Штернфельду убедить французских учёных в правоте своих концепций. 22 января 1934 г. (год рождения первого космонавта Юрия Гагарина) во Французской Академии наук впервые в её истории обсуждается космическая тематика. Директор Парижской обсерватории Э. Эсклангон представил доклад Штернфельда «Метод определения траектории объекта, движущегося в межпланетном пространстве, наблюдателем, находящимся на этом объекте», а 12 февраля 1934 г. его второй доклад «О траекториях, позволяющих приблизиться к центральному притягивающему телу, исходя из заданной кеплеровской орбиты».

2 мая 1934 г. в аудитории «Декарт» в Сорбонне, где всего несколько лет назад ему было отказано в защите диссертации, Штернфельд прочёл лекцию на тему «Некоторые новые взгляды на астронавтику». Он получает многочисленные положительные отзывы, в том числе от Германа Оберта и Вальтера Гомана.

6 июня 1934 года ему была присуждена Международная премия по астронавтике, учреждённая в 1927 году французским учёным, одним из пионеров авиации и космонавтики Робером Эно-Пельтри совместно с французским промышленником А. Гиршем.

Теперь работы Штернфельда получили официальное признание, появились серьёзные и заманчивые предложения научной работы.

Но Штернфельд принимает совсем другое решение. Он вместе с женой, увлечённой идеями построения справедливого общества, идеями социализма и интернационализма, решает уехать в Советский Союз. СССР представлялся им страной, которая может спасти мировую цивилизацию и осуществить мечту человечества — полёт к звёздам.

СССР

Переезд в СССР

Ещё в 1932-ом году Штернфельд по приглашению Наркомтяжпрома приезжает в Москву для оформления своего проекта по роботу-андроиду. Андроид, как и два других изобретения: устройства для записи движений органов человека и винтовой пресс с управляемым усилием, Штернфельд предлагал использовать при выполнении трудоёмких и опасных работ на земле и в космосе.

Авторские свидетельства на все три изобретния (№ 67162, № 57746 и № 67068) Штернфельд получит лишь в 1940 и 1946 году с приоритетом от 1938 года.

В 1934 через Торговое Представительство СССР в Париже Штернфельд передаёт копию своей машинописной рукописи на французском языке «Initiation à la Cosmonautique» («Введение в космонавтику») в Москву.

Спустя год, в июне 1935 года, оставив почти весь свой научный и личный архив у родителей в Лодзи и захватив лишь самое необходимое, он с супругой приезжает в Советский Союз на постоянное жительство.

Родители Ари Абрамовича, как и большая семья его жены Густавы, оставшиеся в Польше, и весь оставленный у родителей архив Штернфельда погибли в немецких концлагерях.

РНИИ

В начале июля 1935 г., ещё не имея советского гражданства, Штернфельд был зачислен в штат Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ). Должность старшего инженера, на которую приняли Штернфельда, соответствовала тогда высшей инженерной квалификации, такой же, какая была в то время у С. П. Королёва, будущего главного конструктора космической техники. В отделе Королёва и начал работать Ари Абрамович. Там же работали молодые, талантливые инженеры и учёные: В. П. Глушко, М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев.

Главным инженером РНИИ был в те годы Г. Э. Лангемак — один из пионеров ракетной техники и один из основных создателей реактивного миномёта «Катюша». Он перевёл монографию Штернфельда «Initiation à la Cosmonautique» на русский язык. В 1937 году «Введение в космонавтику» издаётся в Москве и получает в высшей степени положительную оценку крупнейших учёных. Книгу назвали энциклопедическим трудом, в котором суммированы все основные знания того времени по проблеме космического полёта. По ней учились космонавты и многие из тех, кто осуществлял практическую работу по завоеванию космоса. Второе издание «Введения» вышло в Москве в 1974 году. Замечательно, что идеи, изложенные Штернфельдом в его книге, не только не устарели за почти 40 лет, прошедшими между изданиями, но настолько хорошо соответствовали бурному развитию космонавтики, что автору не пришлось перерабатывать текст — были добавлены лишь комментарии и примечания.

В конце 30-ых годов многие сотрудники РНИИ были репрессированы: директор института И. Т. Клеймёнов и главный инженер Г. Э. Лангемак были расстреляны. С. П. Королёв, В. П. Глушко и многие другие сосланы. Штернфельд репрессирован не был, но в июле 1937 года был уволен из института. Он тщетно пытался найти работу. Обращался к директору ГАИШ академику Фесенкову В. Г., к тогдашнему президенту АН СССР В. Л. Комарову, академику С. И. Вавилову и многим другим. Безрезультатно. Тогда в мае 1939 года Штернфельд обратился лично к И. В.Сталину с просьбой помочь продолжать свои работы в области космонавтики.^[9] Обращение осталось без ответа.

Все последующие годы Штернфельд пытался заинтересовать АН СССР изучением проблем космонавтики и получить работу в той области знаний, которая была смыслом его жизни. Но все его усилия были напрасны.

Отстранение Штернфельда от дела, ради которого он отказался от блестящей карьеры инженера и исследователя во Франции, было для него ужасной трагедией. Последующие 43 года Штернфельд работал над проблемами космонавтики у себя дома, один, без сотрудников и помощников, упорно продолжая идти по избранному пути.

Предвоенные годы. Рождение детей. Работа на Урале

Незадолго до Второй мировой войны, в 1938 году рождается старшая дочь супругов Штернфельд — Майя, а в 1940 — младшая — Эльвира. В июле 1941 года Штернфельд подаёт заявление в военкомат с просьбой зачислить его в ряды Красной армии, но и в этот раз получает отказ. Вместе с женой и дочками он эвакуируется на Урал, где в городе Серов находит работу в металлургическом техникуме. Преподавал он физику, сопромат, черчение и детали машин, а жена Густава — немецкий язык. Сейчас на здании техникума висит памятная доска, напоминающая о том, что с 1941 по декабрь 1944 года там работал А. Штернфельд. В середине 1960-х годов в газете «Серовский рабочий» и журнале «Уральский следопыт» были опубликованы воспоминания бывших его учеников о том, как на занятиях учитель рассказывал им о первой и второй космических скоростях, о возможности полётов в космос, как в полушутку выводил своим студентам отметки, рассчитывая их на логарифмической линейке с точностью до сотых долей, а в перерывах между уроками занимался своими расчётами.

Возвращение из эвакуации в Москву. Начало космической эры

Чтобы вернуться из эвакуации в Москву, нужно было официальное ходатайство, но организации, готовой вызвать Штернфельда, не оказалось. Поддержал Штернфельда академик Отто Юльевич Шмидт. В своей просьбе к Председателю комиссии по реэвакуации при Моссовете летом 1944 г. он писал:

«В настоящее время возвращается в Москву видный учёный инженер А. А. Штернфельд. Его научные труды широко известны и вызывают большой интерес.

Удостоверяя большое научное значение работы А. А. Штернфельда, присоединяю свою просьбу к ходатайству о пропуске в Москву.

Академик О. Ю. Шмидт <…>».

Но этого было недостаточно. Штернфельд пишет из Серова письмо М. И. Калинину^[10] и получает соответствующее разрешение.

В конце декабря 1944 года Штернфельд с семьёй возвращается в Москву и продолжает поиски работы. О тщетности его поисков говорят лаконичные, почти каждодневные записи в его дневнике. Единственным возможным для него средством самореализации и источником существования стали публикации и выступления. Его научно-популярные статьи и репортажи появляются в таких журналах как «Техника — молодёжи», «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Природа», «Химия и Жизнь», «Огонёк», «Смена» и др., в газетах «Московский Комсомолец» и даже «Пионерская правда». Он пытался заинтересовать космической тематикой техническую интеллегенцию. Так он был одним из организаторов в 1954 году Секции астронавтики при Центральном аэроклубе им. Чкалова в Москве, возглавил научно-технический комитет по космической навигации. Штернфельд выступал с лекциями в Планетарии, Доме Литераторов, Политехническом музее, занимался реферированием статей на космические темы в Реферативном Журнале.

Приближалась космическая эра. В 1956 году, почти за год до запуска первого спутника, в Москве вышла книга Штернфельда «Искусственные спутники Земли», которая вызвала за рубежом сенсацию и принесла её автору мировую известность. В 1958 году издательство военно-воздушных сил США опубликовало перевод этой книги.^[11] За 1957—1958 годы книга была издана 25 раз в 18 зарубежных странах. Заслуженно счастливая судьба была и у следующей книги Штернфельда — «От искусственных спутников к межпланетным полётам». В 1958 году в Нью-Йорке издан сборник «Советские работы по искусственным спутникам и межпланетным полётам» (Soviet Writings on Earth Satellites and Space Travel", The Citadel Press, New York, 1958). 140 из 230 страниц были заняты переводом трудов Штернфельда. Помимо книг, начиная с 1930 года, в иностранных и советских журналах напечатаны несколько сотен его научных, научно-популярных статей, комментариев и интервью. В те годы СССР не присоединился ещё к международной конвенции об авторских правах, и за многочисленные переводы своих трудов Штернфельд не получал ни копейки. Он продолжал жить в стеснённых материальных условиях и испытывал глубокую неудовлетворённость от того, что его не допускают в научные коллективы, занимающиеся разработкой космических программ.

Признание.

С начала 60-х годов деятельность Штернфельда в области космонавтики получает официальное признание и в Советском Союзе, и за рубежом. В 1961 году во Франции Штернфельд был избран Почётным членом Академии и Общества наук Лотарингии и доктором Honoris сausa Нансийского университета. В 1962 году он удостоился Международной премии Галабера по астронавтике вместе с первым космонавтом Ю. А. Гагариным. В 1965 году Академия наук СССР присудила ему учёную степень доктора наук Honoris causa — без защиты диссертации. Это был лишь 12-й случай в истории Российской академии. В этом же году Ари Абрамовичу присвоено звание заслуженного деятеля науки и техники РСФСР. Но несмотря на признание его трудов, он не имел постоянного места работы и не мог получить пенсию, поскольку почти не состоял на государственной службе. Лишь вмешательство президента Академии наук СССР М. В. Келдыша решило «пенсионный» вопрос.

Похоронен Штернфельд в Москве, на Новодевичьем кладбище (участок № 5). На его могиле установлен памятник, выполненный архитектором Хазан Ф. С. в виде открытой книги. Слева помещён барельеф головы учёного, выгравированы даты его рождения и смерти. Справа — «штернфельдовская» обходная траектория с предварительным удалением и латинское изречение, которое точно характеризует жизненный путь Ари Штернфельда и которое он любил повторять: «Per aspera ad astra» («Сквозь тернии к звёздам»).

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%84%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B4,_%D0%90%D1%80%D0%B8_%D0%90%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87

Пионер космонавтики Ари . Через тернии к звездам

14 мая 2005 года - знаменательная в истории науки дата. В этот день 100 лет тому назад родился выдающийся ученый, пионер космонавтики Ари Абрамович . В статье приводятся фрагменты из истории жизни и трудов ученого. Лауреат международных премий по астронавтике, заслуженный деятель науки и техники России, почетный доктор наук Нансийского университета, Российской АН, Национального политехнического института Лотарингии, ученый, чьим именем названы кратер на обратной стороне луны и улицы в городах Польши (где он родился) и Израиля, автор многочисленных книг и статей по космонавтике Ари Абрамович отдал служению космической науке 55 лет жизни. Он начал заниматься ею, по собственному признанию, с 20-летнего возраста, и все последующие годы, вплоть до его кончины, были годами упорнейшего труда, сопровождаемого не только пренебрежением к космонавтике как науке со стороны официальных лиц и даже знаменитых ученых, но и многочисленными терниями, которыми был усеян его жизненный путь. Мечта о полетах в межзвездное пространство зародилась у него еще в детстве, когда он впервые увидел пролетавший над городом немецкий дирижабль. Это было в 1914 году накануне Первой мировой войны. В 19 лет, покинув Лодзь, где остались его обедневшие родители и сестры, Ари отправился во Францию для продолжения учебы. Сначала в Париж на заработки, а затем в Нанси для поступления в университет. После трех лет работы в университете, в течение которых студент жил в неотапливаемой комнате, часто недоедая, подрабатывая себе на жизнь и учебу в каникулы, он, наконец, в 1927 году получил долгожданный диплом инженера-механика. В тяжелые годы учебы Ари не оставлял идеи о космических полетах. "Но, - пишет он в своих воспоминаниях, - это была уже не абстрактная мечта, это были конкретные расчеты, которые меня всецело поглощали; мои коллеги, замечая схемы, которые я чертил и в перерывах между лекциями, и в своей маленькой комнатушке, считали меня неизлечимым фантастом, более того - безумцем". Решив писать докторскую диссертацию о космонавтике, будущий ученый переезжает в Париж и поступает в знаменитый университет - в Сорбонну. Одновременно он начинает пропаганду космонавтики как науки, понимая, что широкие круги общества не готовы ее принять. Он начал печатать статьи в газетах и журналах, знакомя читателей с именами русских и советских пионеров космонавтики. Благодаря французские читатели впервые узнали не только о Н.Кибальчиче и К.Циолковском, но и о Ф.Цандере, Ю.Кондратюке, К.Ветчинкине, Н.Рынине, Я.. Он налаживает переписку с Циолковским и для этого изучает русский язык. По просьбе Циолковский послал ему свои фотографии и несколько работ с разрешением использовать их в публикациях. Их переписка длилась несколько лет; Ари Абрамович мечтал о встрече с Циолковским в Калуге, но в сентябре 1935 года получил известие от дочери ученого о смерти отца. Непонимание будущего космонавтики оказалось присуще даже профессорам Сорбонны. Когда подготовительная часть работы над диссертацией была закончена, его научные руководители усомнились в научности тематики о межпланетных полетах и предложили ему заняться… теорией резки металлов. "Впрочем, - приводит их слова Ари Абрамович, - если Вы обеспечите себя материально, то можете заниматься для своего удовольствия чем угодно, даже фантастическими полетами в мировое пространство". Диссертант не прельстился на предложенные ему повышенную стипендию и неограниченный срок защиты докторской диссертации и решил продолжать работу над "фантастическими полетами" на свой страх и риск. Он возвратился к родителям в Лодзь. И снова бессонные ночи, тяжелая изнурительная работа в полутемной комнате, без счетной машины, которую заменял одалживаемый на время арифмометр, и при отсутствии библиотеки. В таких условиях через полтора года рукопись всемирно известного "Введения в космонавтику" была закончена. Но предстояла еще борьба за ее признание. В варшавском университете автора приняли холодно - в реальность космических полетов никто не верил. Директор Парижской астрономической обсерватории Э.Эсклангон, впоследствии президент французской АН, счел идеи ошибочными, назвал его шарлатаном в науке и заявил, что не хочет иметь с ним никакого дела. Однако, молодому автору удалось не только убедить грозного оппонента выслушать его, но и доказать правильность своих идей. В результате в мае 1934 года доложил о своих исследованиях в Сорбонне. Доклад прошел весьма успешно и был опубликован в трудах Академии наук Франции, а автор монографии "Введение в космонавтику" был награжден французским Астрономическим обществом международной премией по астронавтике. Это была первая научная награда, первое международное признание ученого. "Введение в космонавтику" было написано на французском языке, но книга под этим названием впервые появилась не во Франции, а в Советском Союзе. Еще в 1930 году в одной из своих статей в газете "Юманите" писал, что "только социалистическое общество откроет путь к освоению космического пространства", и этим обществом он считал Советский Союз. В начале 1934 года он переслал экземпляр рукописи "Введения в космонавтику" Советскому правительству в полное его распоряжение, а после присуждения ему Международной премии принимает вместе с женой Густавой окончательное решение переехать в Советский Союз. Готовясь к отъезду, , во избежание осложнений с польскими властями, оставил почти весь свой архив у родителей в Лодзи. Архив не сохранился. Родители и сестра Франка, печатавшая "Введение", погибли в лодзинском гетто (младшая сестра Бела скончалась ранее от тяжелой болезни). Из всей семьи, кроме Ари, после войны осталась лишь сестра Ада, которая в начале 30-х годов уехала со своим мужем, ученым-экономистом, будущим академиком АН Польши М.Калецким, за границу. Все трудные годы она поддерживала брата. Через год после отправки рукописи Ари и Густава переезжают в Советский Союз и в 1936 году принимают его гражданство. Сразу после этого Ари Абрамович становится сотрудником Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ). Ему посчастливилось работать с всемирно известными ныне учеными-творцами реактивной техники - С.П.Королевым, В.П.Глушко, М.К.Тихонравовым, Г.Э.Лангемаком и другими. Особенно он подружился с главным инженером РНИИ Георгием Эриховичем Лангемаком, который перевел "Введение в космонавтику" на русский язык. В 1937 году книга впервые была издана в Москве. Отзывы ученых были в высшей степени похвальны. "Введение в космонавтику" сыграло роль своеобразной энциклопедии, посвященной проблеме предстоящего освоения космического пространства… Неудивительно, что по этой книге учились многие из тех, кому в будущем предстояла практическая работа по завоеванию космоса", - писал о книге академик Б.В.. В 1974 году в издательстве "Наука" вышло второе издание "Введения…". Несмотря на то, что со времени первого издания техника бурно шагнула вперед и прошло почти 40 лет, издание вышло в свет без существенных изменений и было лишь дополнено примечаниями и комментариями автора. Все авторы, пишущие о работах Ари Абрамовича, отмечают этот редкий случай в мировой практике. Редкий, ибо книга не только через десятилетия вышла без изменений, но и поныне продолжает оставаться актуальным учебником по космонавтике. Общепризнанный ныне термин "космонавтика" стал таковым после появления его на обложке книги . Переводчик сохранил и другие введенные автором термины, как, например, "космический аппарат", "перегрузка", "скафандр", "космический корабль"; позже возникли "космонавт" и "космодром"… В книге впервые были приведены рассчитанные автором орбиты искусственных спутников Земли, за много лет до появления первого из них. Автором "Введения в космонавтику" были заложены основы новой науки - о космических навигациях, методы которой позволяют рассчитать полет ракеты к заданной цели в космическом пространстве с наименьшими затратами топлива. За исследования многочисленных траекторий космических кораблей об ученом стали писать, как о "штурмане космических трасс". Ученый предсказал, что по мере развития ракетной техники и применения атомных двигателей время взлета сможет быть увеличено, что позволит уменьшить переносимую космонавтами перегрузку, и даст возможность людям совершать космические полеты без предварительной специальной подготовки. Ари Абрамович мог предсказать запуск искусственных спутников, полеты в космос, но не смог предвидеть развязанную сталинским режимом войну с так называемыми врагами народа. В 1937 году он вынужден был уволиться из института, его коллеги были репрессированы, а некоторые из них, в том числе и его друг Лангемак, - расстреляны. Его, как бывшего иностранца, да еще и с такой "неудобной" фамилией не принимали работать ни в один НИИ. Ему предлагали сменить фамилию на Звездин ( в переводе означает "звездное поле"), но он отказался. Несмотря на все его хлопоты, в том числе обращение к Сталину, все последующие 43 года он фактически работал один, без сотрудников и помощников. "Не имея возможности периодами действовать в коллективе, - вспоминал Ари Абрамович, - я работал в одиночку; писал книги, статьи, в которых излагал свои теоретические концепции, касающиеся разных аспектов космонавтики, главным образом орбит и межпланетных траекторий". И по-прежнему сталкивался с непониманием. За год до запуска первого искусственного спутника Земли, в 1956 году, ученый выпускает второй по значению труд - "Искусственные спутники земли", вызвавший настоящую сенсацию. Книга сразу же была переведена на английский язык, а впоследствии имя было занесено в книгу-энциклопедию, вышедшую в США - "Знаменитые личности СССР". После запуска искусственного спутника в СССР выходит в 1958 году второе переработанное и дополненное издание книги, а через год - второе издание другой книги "От искусственных спутников к межпланетным полетам". Их автор по-прежнему продолжал пропагандировать космонавтику в одиночку. Писатель Лев Колодный так писал о нем к его семидесятилетию: "Он - кабинетный ученый. Но стены его кабинета раздвигаются беспредельно. Разумом он проникает в закоулки Вселенной. Хотя ему ни разу не пришлось летать на самолете, в мыслях своих он побывал и на Солнце, и на всех планетах и звездах. Бесстрашный ум постоянно разрабатывает проекты, кажущиеся сегодня фантастикой, как казалась сорок лет назад фантастикой его первая монография". В 1958 году в Нью-Йорке издан сборник "Советские работы по искусственным спутникам и межпланетным полетам". 140 из 230 страниц были заняты переводом трудов Ари Абрамовича. В 1962 году он стал лауреатом второй в его жизни Международной премии Галабера вместе с Юрием Гагариным и Аллой Масевич. Премия была учреждена французским промышленником Анри Галабером и присуждалась "за личный вклад в прогресс астронавтической науки и техники". Несмотря на общепризнанное, как в Советском союзе, так и за рубежом, огромное значение его работ, он не мог получить пенсию по возрасту, так как не имел необходимого стажа работы в государственных учреждениях. Лишь после вмешательства президента АН СССР М.В.Келдыша ему была назначена персональная пенсия республиканского значения. Ни разу не выпускали его за границу для получения премий и званий. Его избирают почетным гражданином города Серадзе (Польша), в котором он родился, Нансийский университет присваивает ему степень доктора физико-математических наук без защиты диссертации, а Академия наук СССР - доктора технических наук "хонорис кауза". До него лишь 11 человек удостаивались этой чести. Книги Ари Абрамовича изданы более 85 раз на 40 языках в 39 странах пяти континентов. В советских и иностранных журналах и газетах с 1930 года опубликованы несколько сот его научных и научно-популярных статей, интервью и комментариев. Среди них новеллы о парадоксах космонавтики, собранные друзьями ученого в одну книгу уже после его смерти. Ари Абрамович был сторонником мира. Опровергая существовавшее мнение, что война способствует развитию ракетной техники и тем самым приближает эру межпланетных путешествий, он утверждал: "Мы убеждены, что человечество, освободившееся от призрака войны, гораздо быстрее достигнет этой своей давнишней и вечно юной мечты". Ари Абрамович умер в июле 1980 года и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. На его памятнике, выполненном скульптором Фаиной Самойловной в виде большой открытой книги, нанесены барельеф головы ученого, даты его рождения и смерти, "штернфельдовская" "обходная траектория с предварительным удалением" и эпитафия по латыни "Через тернии к звездам". В 1987 году в издательстве "Наука" АН СССР вышла книга В.И.Прищепы и Г.В.Дроновой "Ари - пионер космонавтики", являющаяся наиболее полной научной биографией ученого. Ему посвящены публикации в многочисленных отечественных и зарубежных изданиях, статьи в Российской Еврейской Энциклопедии, Большой Советской Энциклопедии… Дважды Герой Социалистического Труда академик В.П.Глушко в предисловии ко второму изданию "Введения в космонавтику" так охарактеризовал судьбу Ари Абрамовича: "Счастлив тот, кто нашел свое призвание, способное поглотить все его помыслы и стремления, заполнить всю его жизнь чувством радости творческого труда. Дважды счастлив тот, кто нашел свое призвание еще в отроческие годы. А.А. выпало это счастье". http://www.sem40.ru/ourpeople/famous/14823/index.shtml?print=1   ШТЕ́РНФЕЛЬД Ари (1905, Серадз, Польша, – 1980, Москва), ученый, пионер космонавтики. Отец, Аврахам Штернфельд, торговец мукой, по семейному преданию, вел свой род от Маймонида. Штернфельд с раннего детства проявил большие способности в области гуманитарных наук, а также в технике. В 1915 г. семья переехала в Лодзь, и Штернфельд, обучавшийся ранее в хедере, пошел учиться, вопреки намерениям отца, не в иешиву, а в еврейскую гимназию. По окончании гимназии в 1923 г. поступил на философский факультет Ягеллонского университета в Кракове, но через год из-за антисемитской политики властей вынужден был оставить университет и уехал из Польши. В 1927 г. окончил Электромеханический институт при университете города Нанси (Франция), работал инженером на промышленных предприятиях Парижа, некоторое время — на автомобильном заводе Рено. Изобретения Штернфельда (главным образом по автоматике) использовались в различных областях техники — от машиностроения до производства искусственных алмазов, однако основным его увлечением стала теория космических полетов. Он выучил русский язык, чтобы читать в оригинале работы К. Циолковского, и вступил с ним в переписку. Докторская диссертация, над которой Штернфельд работал в Сорбонне, была посвящена расчетам орбит космических объектов. Представленные Штернфельдом в рамках этой работы научные доклады — «Траектории, позволяющие подлетать к определенному светилу со стартом с определенной кеплеровской орбиты» и «Метод определения траектории тела, движущегося в межпланетном пространстве, наблюдателем, связанным с движущейся системой» (оба — 1933 г.) — были в том же году удостоены международной премии по астронавтике, однако ученый совет Сорбонны в 1934 г. отверг тему расчета космических орбит как фантастическую, и Штернфельд был вынужден на некоторое время вернуться в Лодзь, где продолжил свои исследования. Нараставшая в Европе угроза фашизма, особенно нацистский переворот в Германии, стимулировали прокоммунистические симпатии Штернфельда; их разделяла жена, Густава (Гитл) Штернфельд (умерла в 1962 г.), член польской секции Французской компартии. В 1932 г. Штернфельд впервые по приглашению Наркомтяжпрома побывал в Москве и был очарован атмосферой индустриализации. Он горячо надеялся на реализацию в Советском Союзе — стране К. Циолковского — планов «завоевания космоса». В 1935 г. Штернфельд с женой эмигрировали в Советский Союз. В Москве Штернфельд был принят на должность старшего инженера в Реактивный научно-исследовательский институт, в котором работали будущие академики С. Королев, В. Глушко, профессор Г. Лангемак. Исследования Штернфельда были высоко оценены, предложенная им терминология определила будущий лексикон советской ракетно-космические техники. В русский язык вошли переведенные Г. Лангемаком с французских текстов Штернфельда слова «космонавт», «космонавтика», «космический полет», «космический корабль», «перегрузка», «скафандр» (из терминологии водолазного дела), «космодром» и др. В 1937 г. в Москве была опубликована книга Штернфельда «Введение в космонавтику», ставшая базовой работой космической индустрии в Советском Союзе (2-е издание вышло в 1974 г.). В конце 1930-х гг. руководители института, в котором работал Штернфельд, были арестованы; сам Штернфельд в конце 1937 г. был уволен из института и никогда больше не работал в области ракетной техники. Он зарабатывал на жизнь чтением лекций, писал и публиковал научные и научно-популярные книги и статьи («Полет в мировое пространство», М.-Л., 1949; «Межпланетные полеты», М., 1955; «Искусственные спутники Земли», М., 1956; «Освоение межпланетных пространств», М., 1962; «Стройплощадка в космосе», М., 1965; и др.), научно-фантастические рассказы, некоторое время преподавал физику и математику в техникуме, разрабатывал противопожарное оборудование. Однако убеждения его радикально изменились, и он несколько раз пытался легально выехать из Советского Союза. В 1946-м и 1956-м гг. Штернфельд просил разрешения вернуться в Польшу, ему оба раза было отказано; в 1957 г. разрешение он получил, но жизненные обстоятельства (отказ дочерей покинуть Советский Союз, получение долгожданной отдельной квартиры) вынудили Штернфельда отказаться от эмиграции, о чем он, по свидетельству близких, впоследствии сожалел. С начала космической эры Штернфельд как один из пионеров космонавтики получил мировое признание. После запуска первого советского спутника (1957) книга «Введение в космонавтику» была переведена на многие иностранные языки. Траектории запущенных в 1959–62 гг. советских и американских искусственных планет «Луна-1», «Венера-1», «Марс-1», «Пионер-4», «Пионер-5», «Рейнджер-3» базировались на расчетах, приведенных в книге Штернфельда. Его избрали почетным профессором университета Нанси, Политехнического института Лотарингии (Франция), то же звание ему присвоила и Академия наук СССР; город Серадз (где Штернфельд родился) избрал его почетным гражданином. В 1962 г. Штернфельд (совместно с Ю. Гагариным) был награжден Международной премией имени Галабера за вклад в развитие астронавтики. В 1965 г. ему присвоили звание заслуженного деятеля науки и техники РСФСР. Научные и научно-популярные работы Штернфельда изданы на 36 языках в 39 странах. В то же время власти знали о настроениях ученого и, оказывая ему почести, за границу не выпускали — даже для получения международной премии (см. выше). Штернфельд был удостоен и посмертных почестей — его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве; в его честь были установлены мемориальные доски. Именем Штернфельда названы кратер на Луне, улица в Лодзи, бульвар в городе Кирьят-`Экрон близ Реховота, где с 1990 г. живет одна из дочерей Штернфельда с семьей. В 1987 г. в Москве в издательстве «Наука» вышла в свет монография В. Прищепы и Г. Дроновой «Ари Штернфельд — пионер космонавтики». http://www.eleven.co.il/article/14939   http://archivsf.narod.ru/1905/ari_shternfeld/index.htm А. Штернфельд с космонавтами А. Николаевым и П. Поповичем, 1962 год Спецштемпель со всепольской космической выставки 1986 года. На рисунке - портрет Ари Штернфельда на фоне Земли и орбиты спутника Мемориальная доска на планетарии в Лодзи В Израиле, в городе Кирьят-Экрон живёт дочь Ари Штернфельда Элла Берман-Штернфельд, которая приехала в страну в 1990 г. Она передала некоторое количество архивных документов в Астрономический музей в Израиле. 15 октября 1996 года в новом здании библиотеки в Кирьят-Экроне прошел научный конгресс, в работе которого приняли участие сотни ученых и послы разных стран (посол Польши Войцех Адамецки, России - Александр Бовин, Франции - Жан-Луи Дюкло). В их присутствии был открыт барельеф Штернфельда, который был создан его другом, знаменитым парижским скульптором Михаэлем Мильбергером. Именем Ари Штернфельда названы кратер на обратной стороне Луны, улицы в Лодзи и Кирьят-Экроне. http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=2282       Эту книгу можно прочесть здесь: http://scilib.narod.ru/Avia/Sternfeld/Paradox.htm Автографы космонавтов П.Р. Поповича и А.Р. Николаева на книге А . Штернфельда. В журнале "Наука и жизнь" не раз печатались статьи А. Штернфельда. А. Штернфельд и космонавты В. Горбатко и В. Аксёнов на встрече, посвященной 120-й годовщине со дня рождения Э. Циолковского. 1977г. В руках у А.А. Штернфельда  диплом почётного доктора наук; это звание присудил ему французский Институт электротехники и прикладной механики города Нанси, который он когда-то окончил. 1960 г.   Сейчас даже трудно себе представить, насколько несбыточными казались мечты Ари Абрамовича Штернфельда о полетах в космос в начале века. Ведь он родился в мае 1905 года в старинном польском городе Серадзе, неподалеку от Лодзи. Его отец хотел воспитать единственного сына в религиозном духе, видел в нем раввина - по родословным книгам семья вела происхождение от выдающегося еврейского теолога и философа Маймонида (1135-1204 годы). Но мальчик взбунтовался против бессмысленной зубрежки. Дорога "к небу" рисовалась в его воображении иначе. Его мыслями завладела идея о космических кораблях, бороздящих Солнечную систему. И он сделал все, чтобы мечта стала реальностью. Покинул родной городок и уехал во Францию, где мог получить соответствующее образование. Деньги на учебу заработал сам. Сначала, устроившись грузчиком в "чреве Парижа" - знаменитом, не раз описанном разными писателями Центральном рынке, потом рабочим на автомобильном заводе "Рено". И уже после того, как поступил в Институт электротехники и прикладной механики в городе Нанси, он постоянно подрабатывал на каникулах в разного рода частных предприятиях. После окончания учебы он получил диплом инженера-механика, какое-то время занимался проектированием промышленного оборудования, конструированием и даже достиг известности "изобретателя, работающего по заказам". Например, придумал автомат для производства искусственного жемчуга; робота, повторяющего движения человека. Наверное, если бы Ари Абрамович продолжал в том же духе, то прожил бы достаточно обеспеченную, сытую, спокойную жизнь. Но мечта звала его за собой. Он решил защитить докторскую диссертацию и поступил в докторантуру Сорбонны (1928-1930 годы). Результатом стала первая рукопись "Введения в космонавтику". Но далась ему эта работа непросто. Дело в том, что никто из профессоров тогда не смог взять на себя ответственность за научность тематики о межпланетных полетах, и отцу даже предложили поменять тему на другую - по резке металлов. Но он отказался и решил, что будет вести вычисления на свой страх и риск, не имея никакой гарантии, что ему позволят защититься. Он вернулся в Лодзь, к родителям, и полтора года писал диссертацию днями и ночами. В Париже, при Сорбонне имелась электрическая счетная машина, на которой он мог проводить все сложнейшие расчеты, а в Лодзи, как он сам вспоминал, "время от времени не совсем легальным путем ко мне перекочевывал арифмометр - каждую субботу его тайком выносил для меня из конторы большого завода один служащий, а в понедельник утром арифмометр опять стоял на своем месте. Даже бумаги мне не хватало: писал я на кусках оберточной бумаги или макулатуры, которую предварительно обрезал до одного размера. Кроме того в комнате было очень мало света, окна открыть было нельзя, солнце туда никогда не заглядывало..." К счастью, скрупулезную работу все же оценили по заслугам. В мае 1934 года доклад под названием "Некоторые новые взгляды в астронавтике" был представлен на соискание Международной премии Комитету астронавтики французского Астрономического общества. И автор оригинального исследования через месяц узнал о том, что ему присудили эту премию. Оказавшись снова во Франции, Ари Абрамович начал печатать статьи в газетах и журналах, чтобы познакомить французскую публику с именами русских и советских пионеров космонавтики. Именно благодаря его настойчивости Франция узнала не только о Н. Кибальчиче и о Э. Циолковском, но и о Ф. Цандере, Ю. Кондратюке, К. Ветчинкине, Н. Рынине, Я. Перельмане.   ***   Отец знал об этих людях и об их трудах не из вторых рук. Книга Э. Циолковского "Исследование мировых пространств реактивными приборами" подтолкнула его к изучению русского языка, как он писал в одном из своих писем к Циолковскому. Первую страницу Ари Абрамович читал по слогам, непрерывно заглядывая в словарь. Можно себе представить, каким упорством надо обладать, чтобы, начав с нуля, дочитать книгу до конца. Но в том, что касалось его мечты, у Ари Абрамовича трудностей не существовало. На такие мелочи, как недоедание, недосыпание он не обращал внимания еще со студенческой скамьи. После того, как ему вручили Международную премию, у Ари Абрамовича появились заманчивые предложения. Он мог выбирать не просто город, но и страну для продолжения научной работы. Либо Америка, либо Россия. Отец решил поехать в Россию. Потому что, - как он написал в одной из своих работ, - именно этой стране будет принадлежать честь запуска первых спутников Земли. И не ошибся в своем прогнозе. Он ошибся в другом. После первой поездки по России (в 1932 году. - Прим. М. Ш.) он сам написал: "я ощутил вокруг себя захватывающую атмосферу строящегося нового мира". Он ясно видел и понимал, что карточная система продолжает существовать, что люди еще бедно одеты, но ему казалось, что здесь ценят новые идеи, что здесь строится справедливый общественный строй и что его ум и талант принесут пользу многим людям. В его выборе, наверное, немалую роль сыграла наша мать, которая была французской коммунисткой и искренне верила в торжество этих идей. Моим родителям выделили хорошую квартиру. Но отец решительно запротестовал. Он хотел жить так, как живет большинство людей, и сам нашел комнату в коммунальной квартире (24 кв. м) в районе Марьиной рощи, где мы - вчетвером - прожили большую часть своей жизни. Отец оборудовал комнату - сказались навыки работы в конструкторских бюро и частных предприятиях. Нам с сестрой он сделал двухэтажную кровать, а кровать родителей днем поднималась и убиралась в стену, благодаря этому в комнате сразу становилось больше места. Угол для работы он отгородил шкафами. Сначала в этом не было необходимости, ведь у него имелся кабинет на работе в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ), который создали осенью 1933 года. Его приняли на должность старшего инженера - тогда это было наивысшее звание. Рядом с ним работали молодые талантливые инженеры и ученые С. П. Королев, М. К. Тихонравов, В. П. Глушко, Ю. А. Победоносцев и другие. Главный инженер и председатель научно-технического совета Г. Э. Лангемак перевел фундаментальную работу отца "Введение в космонавтику", скрупулезно сохранив введенные отцом термины, как ,например, "космонавтика", "космический аппарат", "космический корабль", "перегрузка", "скафандр". Многие специалисты в этой области считают, что появлению в словаре таких понятий, как "космонавт" и "космодром" мы обязаны Ари Абрамовичу.   ***   Несмотря на свои социалистические убеждения, он совершал, наверное, странные поступки. Так, например, через какое-то время он узнал, что прежде все помещения в коммунальной квартире принадлежали женщине, которая ютилась в какой-то каморке. Удивительно, как ее вообще не выгнали. И тогда мой отец стал платить ей квартплату - помимо той, которую он платил государству. Единственный человек из всей огромной коммунальной квартиры. А эта женщина ходила, подслушивала и подсматривала за ним. Но беда пришла с другой стороны. Когда в стране началась борьба с космополитизмом, Ари Абрамович сам подал заявление об уходе. Бывший иностранец уже нигде не мог получить работу. Отныне он был обречен работать в одиночку. Средств к существованию ниоткуда получить было нельзя. Мы жили только на зарплату мамы, которая тоже не без труда нашла работу. В сущности, единственным заработком для отца стали статьи в газетах и журналах, лекции, которые он читал, и, главное - книги, которые он продолжал писать. Это был труд на износ. Я помню, как он вскакивал по ночам и делал наброски, записи - когда его осеняли новые идеи. И все расчеты он вел на арифмометре. Один. А еще неустанно пропагандировал свои идеи.   ***   В конце жизни его не оставляла горечь от сознания, что он мог бы сделать намного больше, если бы работал в коллективе. Жизнь, конечно, была трудной. Денег не хватало. Он сам мастерил для нас игрушки. У нас было две куклы, и он назвал одну Кармен, а другую - Манон; одна была светлой, а другая - темноволосой, и мебель для них, которая нам очень нравилась, он изготовил из фанеры. Из какого-то сплава сделал нам алфавит - русский и французский. Из маленьких кубиков соорудил шахматы и учил нас играть. Для школы сшил портфели из сумок для противогазов, склеил папки для тетрадей. Следил за нашим чтением. Из Ленинской библиотеки, где он проводил много времени, просматривая новые публикации в области космонавтики, приносил книги из мировой классики "Принц и нищий", "Маленький оборвыш", "Саламбо", "Спартак". Посоветовал нам завести карточки прочитанных книг; развешивал иллюстрации известных художников на стенах, чтобы привить любовь к живописи. Очень любил ходить в лес за грибами. Не только мы не чаяли в нем души, но и другие дети очень быстро привязывались к нему. Он умел рассказывать - доступно и понятно - о том, что было интересно ему. Во всяком деле, а не только в любимой области, умел найти свой подход. Так, например, во время войны (в первые же дни он подал заявление, чтобы его взяли добровольцем, но его просьбу не удовлетворили) в эвакуации он преподавал в металлургическом техникуме. Один из студентов написал воспоминания: "Учитель, который никогда не забудется", где приводит пример, как отец выставлял свои собственные оценки по десятибалльной системе. Конечно, не это самое главное было в его преподавательской работе. Главное заключалось в том, что он завораживал всех рассказами о космосе, о том, что скоро наступит эра космических полетов. Его увлеченность заражала других людей. Такие его человеческие качества, как доверчивость, открытость, могли бы только способствовать его славе чудака. Но практический подход к делу доказывал, что он не мечтатель, что он не идеалист. Во всяком случае, главный труд его жизни был сугубо, если так можно выразиться, прикладным: расчет орбит, по которым должны были взлетать космические корабли, - и по сей день остается настольной книгой не только для космонавтов нашей страны. Так что он сочетал в себе качества и мечтателя , и практика-реалиста. Выход очередной фундаментальной работы отца "Искусственные спутники" совпал с запуском первого искусственного спутника Земли. Спрос на книгу сразу необыкновенно возрос. Ее сметали с прилавков магазинов. Она вызвала настоящую сенсацию не только в нашей стране, но и за рубежом. Французский научный обозреватель писал, что на 180 страницах этой книги, купленной свободно в киоске, он прочел о всех "секретах" искусственных спутников. Итальянская газета "Паэзе сера" десять дней подряд отводила целые полосы главам из книги. Но вот парадокс - в России официальные чиновники продолжали "не замечать" Ари Штернфельда. Ни на какие конференции его не приглашали, ни на каких встречах он не бывал. Словно его нет. Но все же нашлись смелые люди, которые не побоялись принять участие в его судьбе. Они долго и упорно хлопотали, чтобы отцу дали пенсию, чтобы признали его заслуги. Это в конце концов произошло. В Нанси вспомнили о своем питомце гораздо раньше, и отца избрали почетным членом Нансийского ученого общества, удостоили его звания доктора наук honoris causa. В 1962 году он стал лауреатом Международной премии Галабера - "За личный вклад в прогресс астронавтической науки и техники", но разрешения на выезд, чтобы принять премию, так и не получил. Спустя три года после этого Академия наук СССР присудила отцу ученую степень доктора технических наук honoris causa. До него лишь 11 человек удостаивались этой высокой чести. Для иллюстрирования этих воспоминаний использованы материалы, хранящиеся в мемориальном кабинете Ари Абрамовича Штернфельда. Кабинет размещается в московском Политехническом музее.   Литература основные труды А. А. Штернфельда: Введение в космонавтику. М. - Л.: ОНТИ, 1937. Полет в мировое пространство. М. - Л.: Гостехиздат, 1949. Межпланетные полеты. М.: Гостехтеориздат, 1955. Искусственные спутники Земли. М.: Гостехтеориздат, 1956. От искусственных спутников к межпланетным полетам. М.: Гостехтеориздат, 1957. Искусственные спутники. М.: Гостехтеориздат, 1958. От искусственных спутников к межпланетным полетам. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Физматгиз, 1959.   Введение в космонавтику. 2-е изд. М.: Наука, 1974. Парадоксы космонавтики. М.: Наука, 1991. См. в номере на ту же тему А. ОСТАШЕВ - Штурман космических трасс.   ← Перейти к рубрике Подробнее см.: http://www.nkj.ru/archive/articles/10907/ (Наука и жизнь, МЕЧТАТЕЛЬ-РЕАЛИСТ) http://www.nkj.ru/archive/articles/10907/ http://www.nkj.ru/archive/articles/10906/   МЕЧТАТЕЛЬ-РЕАЛИСТ М. ШТЕРНФЕЛЬД, младший научный сотрудник Политехнического музея (г. Москва). Сейчас даже трудно себе представить, насколько несбыточными казались мечты Ари Абрамовича Штернфельда о полетах в космос в начале века. Ведь он родился в мае 1905 года в старинном польском городе Серадзе, неподалеку от Лодзи. Его отец хотел воспитать единственного сына в религиозном духе, видел в нем раввина - по родословным книгам семья вела происхождение от выдающегося еврейского теолога и философа Маймонида (1135-1204 годы). Но мальчик взбунтовался против бессмысленной зубрежки. Дорога "к небу" рисовалась в его воображении иначе. Его мыслями завладела идея о космических кораблях, бороздящих Солнечную систему. И он сделал все, чтобы мечта стала реальностью. Покинул родной городок и уехал во Францию, где мог получить соответствующее образование. Деньги на учебу заработал сам. Сначала, устроившись грузчиком в "чреве Парижа" - знаменитом, не раз описанном разными писателями Центральном рынке, потом рабочим на автомобильном заводе "Рено". И уже после того, как поступил в Институт электротехники и прикладной механики в городе Нанси, он постоянно подрабатывал на каникулах в разного рода частных предприятиях. После окончания учебы он получил диплом инженера-механика, какое-то время занимался проектированием промышленного оборудования, конструированием и даже достиг известности "изобретателя, работающего по заказам". Например, придумал автомат для производства искусственного жемчуга; робота, повторяющего движения человека. Наверное, если бы Ари Абрамович продолжал в том же духе, то прожил бы достаточно обеспеченную, сытую, спокойную жизнь. Но мечта звала его за собой. Он решил защитить докторскую диссертацию и поступил в докторантуру Сорбонны (1928-1930 годы). Результатом стала первая рукопись "Введения в космонавтику". Но далась ему эта работа непросто. Дело в том, что никто из профессоров тогда не смог взять на себя ответственность за научность тематики о межпланетных полетах, и отцу даже предложили поменять тему на другую - по резке металлов. Но он отказался и решил, что будет вести вычисления на свой страх и риск, не имея никакой гарантии, что ему позволят защититься. Он вернулся в Лодзь, к родителям, и полтора года писал диссертацию днями и ночами. В Париже, при Сорбонне имелась электрическая счетная машина, на которой он мог проводить все сложнейшие расчеты, а в Лодзи, как он сам вспоминал, "время от времени не совсем легальным путем ко мне перекочевывал арифмометр - каждую субботу его тайком выносил для меня из конторы большого завода один служащий, а в понедельник утром арифмометр опять стоял на своем месте. Даже бумаги мне не хватало: писал я на кусках оберточной бумаги или макулатуры, которую предварительно обрезал до одного размера. Кроме того в комнате было очень мало света, окна открыть было нельзя, солнце туда никогда не заглядывало..." К счастью, скрупулезную работу все же оценили по заслугам. В мае 1934 года доклад под названием "Некоторые новые взгляды в астронавтике" был представлен на соискание Международной премии Комитету астронавтики французского Астрономического общества. И автор оригинального исследования через месяц узнал о том, что ему присудили эту премию. Оказавшись снова во Франции, Ари Абрамович начал печатать статьи в газетах и журналах, чтобы познакомить французскую публику с именами русских и советских пионеров космонавтики. Именно благодаря его настойчивости Франция узнала не только о Н. Кибальчиче и о Э. Циолковском, но и о Ф. Цандере, Ю. Кондратюке, К. Ветчинкине, Н. Рынине, Я. Перельмане.   ***   Отец знал об этих людях и об их трудах не из вторых рук. Книга Э. Циолковского "Исследование мировых пространств реактивными приборами" подтолкнула его к изучению русского языка, как он писал в одном из своих писем к Циолковскому. Первую страницу Ари Абрамович читал по слогам, непрерывно заглядывая в словарь. Можно себе представить, каким упорством надо обладать, чтобы, начав с нуля, дочитать книгу до конца. Но в том, что касалось его мечты, у Ари Абрамовича трудностей не существовало. На такие мелочи, как недоедание, недосыпание он не обращал внимания еще со студенческой скамьи. После того, как ему вручили Международную премию, у Ари Абрамовича появились заманчивые предложения. Он мог выбирать не просто город, но и страну для продолжения научной работы. Либо Америка, либо Россия. Отец решил поехать в Россию. Потому что, - как он написал в одной из своих работ, - именно этой стране будет принадлежать честь запуска первых спутников Земли. И не ошибся в своем прогнозе. Он ошибся в другом. После первой поездки по России (в 1932 году. - Прим. М. Ш.) он сам написал: "я ощутил вокруг себя захватывающую атмосферу строящегося нового мира". Он ясно видел и понимал, что карточная система продолжает существовать, что люди еще бедно одеты, но ему казалось, что здесь ценят новые идеи, что здесь строится справедливый общественный строй и что его ум и талант принесут пользу многим людям. В его выборе, наверное, немалую роль сыграла наша мать, которая была французской коммунисткой и искренне верила в торжество этих идей. Моим родителям выделили хорошую квартиру. Но отец решительно запротестовал. Он хотел жить так, как живет большинство людей, и сам нашел комнату в коммунальной квартире (24 кв. м) в районе Марьиной рощи, где мы - вчетвером - прожили большую часть своей жизни. Отец оборудовал комнату - сказались навыки работы в конструкторских бюро и частных предприятиях. Нам с сестрой он сделал двухэтажную кровать, а кровать родителей днем поднималась и убиралась в стену, благодаря этому в комнате сразу становилось больше места. Угол для работы он отгородил шкафами. Сначала в этом не было необходимости, ведь у него имелся кабинет на работе в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ), который создали осенью 1933 года. Его приняли на должность старшего инженера - тогда это было наивысшее звание. Рядом с ним работали молодые талантливые инженеры и ученые С. П. Королев, М. К. Тихонравов, В. П. Глушко, Ю. А. Победоносцев и другие. Главный инженер и председатель научно-технического совета Г. Э. Лангемак перевел фундаментальную работу отца "Введение в космонавтику", скрупулезно сохранив введенные отцом термины, как ,например, "космонавтика", "космический аппарат", "космический корабль", "перегрузка", "скафандр". Многие специалисты в этой области считают, что появлению в словаре таких понятий, как "космонавт" и "космодром" мы обязаны Ари Абрамовичу.   ***   Несмотря на свои социалистические убеждения, он совершал, наверное, странные поступки. Так, например, через какое-то время он узнал, что прежде все помещения в коммунальной квартире принадлежали женщине, которая ютилась в какой-то каморке. Удивительно, как ее вообще не выгнали. И тогда мой отец стал платить ей квартплату - помимо той, которую он платил государству. Единственный человек из всей огромной коммунальной квартиры. А эта женщина ходила, подслушивала и подсматривала за ним. Но беда пришла с другой стороны. Когда в стране началась борьба с космополитизмом, Ари Абрамович сам подал заявление об уходе. Бывший иностранец уже нигде не мог получить работу. Отныне он был обречен работать в одиночку. Средств к существованию ниоткуда получить было нельзя. Мы жили только на зарплату мамы, которая тоже не без труда нашла работу. В сущности, единственным заработком для отца стали статьи в газетах и журналах, лекции, которые он читал, и, главное - книги, которые он продолжал писать. Это был труд на износ. Я помню, как он вскакивал по ночам и делал наброски, записи - когда его осеняли новые идеи. И все расчеты он вел на арифмометре. Один. А еще неустанно пропагандировал свои идеи.   ***   В конце жизни его не оставляла горечь от сознания, что он мог бы сделать намного больше, если бы работал в коллективе. Жизнь, конечно, была трудной. Денег не хватало. Он сам мастерил для нас игрушки. У нас было две куклы, и он назвал одну Кармен, а другую - Манон; одна была светлой, а другая - темноволосой, и мебель для них, которая нам очень нравилась, он изготовил из фанеры. Из какого-то сплава сделал нам алфавит - русский и французский. Из маленьких кубиков соорудил шахматы и учил нас играть. Для школы сшил портфели из сумок для противогазов, склеил папки для тетрадей. Следил за нашим чтением. Из Ленинской библиотеки, где он проводил много времени, просматривая новые публикации в области космонавтики, приносил книги из мировой классики "Принц и нищий", "Маленький оборвыш", "Саламбо", "Спартак". Посоветовал нам завести карточки прочитанных книг; развешивал иллюстрации известных художников на стенах, чтобы привить любовь к живописи. Очень любил ходить в лес за грибами. Не только мы не чаяли в нем души, но и другие дети очень быстро привязывались к нему. Он умел рассказывать - доступно и понятно - о том, что было интересно ему. Во всяком деле, а не только в любимой области, умел найти свой подход. Так, например, во время войны (в первые же дни он подал заявление, чтобы его взяли добровольцем, но его просьбу не удовлетворили) в эвакуации он преподавал в металлургическом техникуме. Один из студентов написал воспоминания: "Учитель, который никогда не забудется", где приводит пример, как отец выставлял свои собственные оценки по десятибалльной системе. Конечно, не это самое главное было в его преподавательской работе. Главное заключалось в том, что он завораживал всех рассказами о космосе, о том, что скоро наступит эра космических полетов. Его увлеченность заражала других людей. Такие его человеческие качества, как доверчивость, открытость, могли бы только способствовать его славе чудака. Но практический подход к делу доказывал, что он не мечтатель, что он не идеалист. Во всяком случае, главный труд его жизни был сугубо, если так можно выразиться, прикладным: расчет орбит, по которым должны были взлетать космические корабли, - и по сей день остается настольной книгой не только для космонавтов нашей страны. Так что он сочетал в себе качества и мечтателя , и практика-реалиста. Выход очередной фундаментальной работы отца "Искусственные спутники" совпал с запуском первого искусственного спутника Земли. Спрос на книгу сразу необыкновенно возрос. Ее сметали с прилавков магазинов. Она вызвала настоящую сенсацию не только в нашей стране, но и за рубежом. Французский научный обозреватель писал, что на 180 страницах этой книги, купленной свободно в киоске, он прочел о всех "секретах" искусственных спутников. Итальянская газета "Паэзе сера" десять дней подряд отводила целые полосы главам из книги. Но вот парадокс - в России официальные чиновники продолжали "не замечать" Ари Штернфельда. Ни на какие конференции его не приглашали, ни на каких встречах он не бывал. Словно его нет. Но все же нашлись смелые люди, которые не побоялись принять участие в его судьбе. Они долго и упорно хлопотали, чтобы отцу дали пенсию, чтобы признали его заслуги. Это в конце концов произошло. В Нанси вспомнили о своем питомце гораздо раньше, и отца избрали почетным членом Нансийского ученого общества, удостоили его звания доктора наук honoris causa. В 1962 году он стал лауреатом Международной премии Галабера - "За личный вклад в прогресс астронавтической науки и техники", но разрешения на выезд, чтобы принять премию, так и не получил. Спустя три года после этого Академия наук СССР присудила отцу ученую степень доктора технических наук honoris causa. До него лишь 11 человек удостаивались этой высокой чести. Для иллюстрирования этих воспоминаний использованы материалы, хранящиеся в мемориальном кабинете Ари Абрамовича Штернфельда. Кабинет размещается в московском Политехническом музее.   Литература основные труды А. А. Штернфельда: Введение в космонавтику. М. - Л.: ОНТИ, 1937. Полет в мировое пространство. М. - Л.: Гостехиздат, 1949. Межпланетные полеты. М.: Гостехтеориздат, 1955. Искусственные спутники Земли. М.: Гостехтеориздат, 1956. От искусственных спутников к межпланетным полетам. М.: Гостехтеориздат, 1957. Искусственные спутники. М.: Гостехтеориздат, 1958. От искусственных спутников к межпланетным полетам. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Физматгиз, 1959.   Введение в космонавтику. 2-е изд. М.: Наука, 1974. Парадоксы космонавтики. М.: Наука, 1991. См. в номере на ту же тему А. ОСТАШЕВ - Штурман космических трасс.   ← Перейти к рубрике Также в номере: ШТУРМАН КОСМИЧЕСКИХ ТРАСС                       Подробнее см.: http://www.nkj.ru/archive/articles/10907/ (Наука и жизнь, МЕЧТАТЕЛЬ-РЕАЛИСТ) Подробнее см.: http://www.nkj.ru/archive/articles/10907/ (Наука и жизнь, МЕЧТАТЕЛЬ-РЕАЛИСТ)