Мы на пороге полного разрушения системы международных договоров, экономического хаоса и политической диктатуры

Друзья. Мы на пороге. Мы на пороге не включения нового субъекта в состав РФ. Мы на пороге полного разрушения системы международных договоров, экономического хаоса и политической диктатуры. Мы на пороге войны с нашим ближайшим, родственнейшим народом Украины, резкого ухудшения отношений с Европой и Америкой, на пороге холодной, а, возможно, и горячей войны с ними.

Ведь все это уже было. Австрия. Начало марта 1938 г. Нацисты желают округлить свой рейх за счет другого немецкого государства. Народ не очень жаждет этого — никто их не ущемляет, никто не дискриминирует. Но идея великой Германии кружит голову радикалам — местным наци. Чтобы поставить точку в споре о судьбе Австрии, ее канцлер Курт Алоис фон Шушниг объявляет на 13 марта плебисцит. Но наци и в Берлине, и в Вене это не устраивает. А вдруг народ выскажется против аншлюса? Канцлера Шушнига заставляют подать в отставку 10 марта, на его место президент назначает лидера местных нацистов Артура Зейсс-Инкварта, а германские дивизии уже входят тем временем в австрийские города по приглашению нового канцлера, о котором он сам узнал из газет. Австрийские войска капитулируют. Народ или восторженно встречает гитлеровцев, или в раздражении отсиживается по домам, или срочно бежит в Швейцарию. Кардинал Австрии Иннитцер приветствует и благословляет аншлюс… С 13 марта начались аресты. Канцлер Шушниг был арестован еще накануне. Плебисцит провели 10 апреля. В Германии за объединение с Австрией проголосовали 99,08%, в самой Австрии, ставшей Остмарк Германской империи — 99,75%. 1 октября 1938 г. также были воссоединены с единокровной Германией чешские Судеты, 22 марта 1939 г. — литовская область Клайпеды, превратившейся в один день в немецкий Мемель. Во всех этих землях действительно жили большей частью немцы, повсюду многие из них действительно хотели соединиться с гитлеровским рейхом. Повсюду это воссоединение прошло под фанфары и крики ликования обезумевшей в шовинистическом угаре толпы и при попустительстве Запада.

«Мы не должны обманывать, а тем более не должны обнадеживать малые слабые государства, обещая им защиту со стороны Лиги Наций и соответствующие шаги с нашей стороны, — говорил Невилл Чемберлен в британском парламенте 22 февраля 1938 г., — поскольку мы знаем, что ничего подобного нельзя будет предпринять».

И совсем иное говорил Адольф Гитлер 23 марта 1939 г. с балкона на Театральной площади только что присоединенного Мемеля. За два часа до того он театрально вплыл на борту новейшего линкора «Германия» в мемельский порт. «…Немцы не собираются никому в мире делать ничего плохого, но нужно было прекратить страдания, которым в течение 20 лет подвергались немцы со стороны целого мира… Мемельских немцев Германия однажды уже бросила на произвол судьбы, когда смирилась с позором и бесславием. Сегодня мемельские немцы… опять становятся гражданами могучего Рейха, решительно настроенного взять в свои руки свою судьбу, даже если это не нравится половине мира».

И все казалось таким лучезарным. И слава Гитлера сияла в зените. И перед Великой Германией трепетал мир. Присоединение областей и стран к Рейху без единого выстрела, без единой капли крови — разве фюрер не гениальный политик?

А через шесть лет Германия была повержена, миллионы ее сынов убиты, миллионы ее дочерей обесчещены, ее города стерты с лица земли, ее культурные ценности, копившиеся веками, превратились в прах. От Германии были отторгнуты 2/5 территории, а оставшееся разделено на зоны и оккупировано державами-победительницами. И позор, позор, позор покрыл головы немцев. А все начиналось так лучезарно!

Друзья! История повторяется. В Крыму действительно живут русские. Но разве кто-нибудь притеснял их там, разве там они были людьми второго сорта, без права на язык, на православную веру? От кого их надо защищать солдатам российской армии? Кто нападал на них? Ввод войск иностранного государства на территорию другого государства без его разрешения — это агрессия. Захват парламента лицами в униформе без опознавательных знаков — это произвол. Принятие каких-либо решений парламентом Крыма в таких обстоятельствах — фарс. Сначала парламент захватили, премьера сменили на пророссийского, а потом этот новый премьер попросил у России помощи, когда помощники уже тут, уже день как контролируют полуостров. Как две капли воды похоже на аншлюс 1938 г. И даже референдум-плебисцит через месяц под дружественными штыками. Там — 10 апреля, здесь — 30 марта.

Просчитала ли российская власть все риски этой невероятной авантюры? Уверен, что нет. Как и Адольф Алоизович в свое время не просчитал. Просчитал бы — не метался по бункеру в апреле 1945 под русскими бомбами, не жрал бы ампулу с ядом.

А если Запад поступит не как Чемберлен с Деладье в 1938, а введет полное эмбарго на закупки российских энергоносителей и заморозит российские авуары в своих банках? Российская экономика, и так агонизирующая, рухнет в три месяца. И начнется смута здесь, по сравнению с которой майдан покажется райским садом.

А если крымские татары, которые категорически против русской власти, которые помнят, что эта власть сделала с ними в 1944 г. и как не пускала назад до 1988, если крымские татары обратятся за защитой своих интересов к единоверной и единокровной Турции? Ведь Турция не за три моря, а на другом берегу того же Черного. И Крымом владела подольше, чем Россия, — четыре века владела. Турки — не чемберлены и не деладье: они в июле 1974 г., защищая своих соплеменников, оккупировали 40% территории Кипра и, игнорируя все протесты, до сих пор поддерживают так называемую Турецкую Республику Северного Кипра, которую никто не признает, кроме них. Может быть, кому-то хочется иметь Турецкую Республику Южного Крыма? А ведь если горячие головы из крымских татар поднимутся на борьбу, то мусульманские радикалы со всего мира с радостью присоединятся к ним, а в особенности с Северного Кавказа и Поволжья. Не принесем ли мы бурю с крымских разоренных курортов в наш российский дом? Что нам — своих терактов мало?

И наконец, приобретя Крым, раздираемый внутренней распрей, мы навсегда потеряем народ Украины — украинцы не простят русским этого предательства никогда. Что, думаете, не будет, что это уж слишком, перемелется — мука будет? Не надейтесь, дорогие русские шовинисты. В конце XIX века сербы и хорваты считали себя одним народом, только разделенным границами, конфессией и графикой алфавита. Они стремились к единству — сколько книг было об этом написано ими тогда, умных, добрых книг. А сейчас мало найдется народов, столь озлобленных друг на друга, как сербы и хорваты. Сколько крови пролилось между ними, а все за какие-то кусочки земли, какие-то городки и долинки, в которых они могли бы жить вместе богато и радостно. Могли бы, да вот не сумели. Алчность до братской земли из братьев сделала врагов. А в повседневной жизни разве так не бывает? Стоит ли терять братский народ навсегда из-за призрачных вожделений? Да и раскол Русской церкви тогда уже неизбежен. Ее украинская половина отколется от московской навсегда.

Но еще более ужасным поражением обернется успех Кремля в присоединении Крыма. Если все легко получится, то завтра в Россию запросятся населенные русскими области Казахстана, там, глядишь, и Южная Осетия с Абхазией, и Северная Киргизия. За Австрией последовали Судеты, за Судетами — Мемель, за Мемелем — Польша, за Польшей — Франция, за Францией — Россия. Все начиналось с малого…

Друзья! Нам надо опомниться и остановиться. Наши политики втягивают наш народ в страшную, в ужасающую авантюру. Исторический опыт говорит, что ничего не обойдется так. Мы не должны вестись, как повелись в свое время немцы на посулы Геббельса и Гитлера. Ради мира в нашей стране, ради ее действительного возрождения, ради мира и настоящей дружественности на пространствах России исторической, разделенной ныне на многие государства, скажем «нет» этой безумной и, главное, совершенно ненужной агрессии.

Мы потеряли столько жизней в ХХ веке, что единственно верным нашим принципом должен быть принцип, провозглашенный великим Солженицыным: сохранение народа. Сохранение народа, а не собирание земель. Земли собираются только кровью и слезами.

Ни крови, ни слез нам больше не надо!

Автор — доктор исторических наук, профессор Андрей Зубов, ответственный редактор «Истории России, ХХ век»

– Признаться, да. Я не был в этом уверен, и мне было бы очень приятно, если бы ничего подобного не произошло, и это свидетельствовало бы о том, что принципы свободы выражения своих мыслей, свободы слова сохраняются в какой-то степени в России, что любой гражданин имеет право высказывать свои политические суждения. И это нормально, если в них не содержится никаких принципиальных нарушений закона. Поскольку никто не привлекает меня ни по какой статье, и я думаю, что меня не за что привлечь даже при большом старании, то мне было бы приятно убедиться в том, что все нормально. Но ситуация другая, и со свободой слова не все так хорошо, как хотелось бы. Я был к этому готов и догадывался, что в стране ситуация ухудшается, и то, что можно было делать еще три года назад, теперь уже делать невозможно, мне по крайней мере. Скажем, преподавание в высшем учебном заведении и свобода политических суждений становятся несовместимыми. Конечно, для демократического общества это невозможная вещь. Так что это неприятный, но факт, и, скорее, не моей биографии, а биографии нашего политического режима. С другой стороны, поскольку я человек уже немолодой, мне 62 года, половину жизни я прожил в советском государстве, вволю испытал на себе деспотизм, лишение права на свободу самовыражения, я в новой России испытывал наслаждение от того, что я могу говорить то, что думаю. У меня до этого была мысль о том, как сказать то, что я должен, так, чтобы это напечатали, а после 1991 года я искал только, как наиболее адекватно выразить мысли, которые мне хочется выразить, наиболее понятно и ясно. Сейчас наступает время, подобное советскому. Но я взял для себя принцип: пусть страна становится несвободной, я останусь жить в своей стране свободным человеком.

– Вы в МГИМО занимались преподавательской деятельностью?

– Да.

– Как вы полагаете, какой будет реакция ваших студентов?

– Не знаю. Но многие пишут уже не мне, у меня нет эккаунта в Фейсбуке и тому подобного, но моей дочери, которая тоже заканчивала МГИМО, ей многие пишут, сотни людей со всего мира, не только нынешние студенты, я же преподавал в МГИМО с 2001 года, выражают свою солидарность со мной. Многие выражают свое возмущение тем, что произошло. Многие пишут очень хорошие, теплые слова. Конечно, студенты все поймут. Может быть, они не отдают себе отчет в том духе, который сейчас опять появляется в нашем обществе, и для них это будет знаком. А с другой стороны, я думаю, молодежи очень важно видеть примеры того, что ради совести и правды люди готовы поступиться удобством своей жизни, работой и так далее. Они должны эти принципы внутреннего достоинства и чести усваивать. Я считаю, что моя позиция и с этой статьей в "Ведомостях", и с моим изгнанием – это продолжение моей педагогической деятельности.

– Вы думаете, этим закончится реакция государства на вашу статью?

– Ну, кто же это знает... Всю жизнь мы, ученые, ставим эксперименты, и иногда я с удивлением смотрю на процесс собственного старения, это такой физиологический эксперимент. Так же и тут, это эксперимент. Посмотрим, что будет дальше и чем все кончится, не кончится... Поживем – увидим.

"Есть моменты, когда надо подниматься в атаку"

Накануне Радио Свобода взяло у Андрея Зубова другое интервью, в котором попросили его подробнее рассказать об исторических аналогиях нынешних действий России на Украине и спрашивали о том, готов ли он к тому, что статья станет источником неприятностей.

– Вы сравниваете вторжение в Крым с захватом Австрии Гитлером.

– Среди многих аналогий различных захватов, которыми богат 20-й век, аналогии, связанные с германскими бескровными аншлюсами 1938-1939 годов, речь идет об Австрии, Судеты, Моравии, Клайпеды и так далее, – это наиболее близкие аналогии. И там и там этническое большинство на землях, и там и там они жили вполне нормально. В Австрии немцы вообще были основным народом, в Судетах они пользовались внутренним самоуправлением, правом на язык, на школу, на газеты, у них университет даже был. В Мемеле была автономия, был собственный местный парламент, все права. То есть никто немцев совершенно не ущемлял. Но у Гитлера была маниакальная жажда восстановления Рейха, разрушенного после Первой мировой войны, он хотел соединить всех немцев. Его главная цель была – заразить шовинизмом весь немецкий народ, потому что присоединение новых земель, особенно населенных соотечественниками, всегда вызывает невероятный энтузиазм толпы. И именно поэтому был проведены эти аншлюсы, и во всех случаях местный народ не жаждал воссоединения: кто-то хотел, были радикалы, были умеренные люди, но с помощью спецслужб, эсесовцев, нацистской партии общество постепенно раскачивали. Захваты были во всех случаях беззаконными, потому что войска вступали на территорию до того, как соответствующие соглашения подписывались, или же они вступали после, когда это соглашение было просто выламыванием рук. Так что это наиболее близкие аналогии. То же самое произошло в Крыму. Появились люди без опознавательных знаков в полной военной амуниции, с новейшим вооружением, это был спецназ ГРУ России, но официального этого никто не объявлял. Были захвачены основные объекты, в том числе парламент, и потом уже под защитой русских спецназовцев парламент проводит свою сессию, выбирает нового премьер-министра, новый премьер-министр из очень малочисленной русской националистической партии, она на выборах в парламент Крыма получила всего 3 процента голосов. И этот человек просит русской помощи. То же самое было в Австрии, когда немцы сменили канцлера. И, соответственно, эта помощь уже есть, она на месте, задним числом все оформляется, войска все вводятся и вводятся. То же самое абсолютно. Цели, может быть, другие у Путина, чем у Гитлера. Потому что у Гитлера была цель – расширение территории и шовинистическое одурманивание народа, а здесь, в первую очередь, я думаю, цель – это, как прекрасно сказал Андрей Илларионов в своем блоге, сделать украинцев ненавистными для русских, чтобы опыт Майдана не был принят в России как свой опыт, а чтобы это был опыт врага, от которого надо отказаться и отвергать. Поэтому Путину было необходимо, чтобы какие-то силы "Правого сектора" Украины или украинских вооруженных сил начали бы сопротивление, началась бы стрельба, пролилась бы кровь, тогда и ненависть бы возникла. Но украинцы себя ведут потрясающе сдержанно, и украинцы, и крымские татары. И это путает все планы Путина. Идет дезинформация о том, что где-то кто-то захватил что-то, кого-то убили, застрелили, все это потом оказывается полной ложью. И пока оккупация продолжается, но у меня полное ощущение, что сейчас другая мировая ситуация, чем в 1938 году, и тогда Запад боялся Советского Союза и коммунизма, поэтому предпочел Гитлера Сталину, а сейчас нет этой ситуации, сейчас Запад консолидирован, нет другой угрозы, кроме российской угрозы сейчас, поэтому весь мир, вся демократическая часть мира объединится против этой агрессии. И мы здесь, в России, только и ждем, что Путин образумится, может быть, с помощью санкций Запада, и эта агрессия будет прекращена.

– Вы пишете, что России грозят экономические санкции, политическая изоляция, гнев украинцев, может быть, и Турции. Это высокая цена для Путина?

– В "Нью-Йорк Таймс" появилась заметка, что Ангела Меркель сказала президенту Обаме, что, на ее взгляд, как психолога, она же психолог по профессии, "Путин просто сошел с ума". Мне трудно судить, но в этой ситуации ни один политолог не даст никакого серьезного прогноза. Мы всегда даем прогнозы, исходя из умного, рационального, пусть корыстного, пусть жестокого политика, но сейчас это поведение политика, безусловно потерявшего рассудок, это ясно видно. Почему это произошло – я не знаю. Потерян рассудок медицински или политически – я тоже не знаю. Но действия его абсурдны, потому что санкции и уже начавшийся сегодня резкий экономический спад, переходящий просто в развал финансового рынка в России, если он не прекратится, он приведет к обнищанию населения буквально за считаные месяцы и к огромному социальному протесту. Уже не против Украины, не против войны, а против голода и нищеты. И этот социальный протест охватит низы общества и будет страшен для власти, для Путина и всех его приближенных.

– Что побудило вас написать столь резкую критику?

– Просто сознание того, как говорил когда-то Иван Ильин, которого так любит Путин, что есть ситуации, в которых слово уже является делом. Я вспомнил, что в той же Германии было очень мало голосов против этих действий Гитлера в отношении Австрии, Чехословакии, и это было понятно почему, но плохо. И мало было таких голосов в Европе. Надо было сказать правду, во-первых, чтобы образумить моих соотечественников, потому что в интернете, на сайтах я видел, что люди сходят с ума и кричат: "Даешь Крым! Все простим Путину, если он вернет России Крым!" – и так далее. Вторая задача – показать украинцам, что не все в России думают так, как Путин, и как эти люди в интернете, что есть другая Россия. Это моя ответственность как русского гражданина. Есть ситуации, когда надо заниматься политикой, создавать политические партии, писать теоретические статьи, и в какой-то степени я всем этим занимаюсь, но сейчас наступил тот момент, когда надо немедленные действия предпринимать. Я, кстати говоря, очень благодарен газете "Ведомости", которая решилась немедленно поставить этот текст на свой сайт, вечером в субботу.

– А руководство сразу согласилось опубликовать вашу колонку?

– Это вопрос, конечно, не ко мне, я просто не знаю, как реагировали, но знаю, что это было сделано мгновенно. Я послал статью, со мной связались, в газете спросили, не против ли я, чтобы этот текст был поставлен на сайт немедленно, я сказал, что я не против, и текст был поставлен.

– Но текст – это была ваша инициатива?

– Да, моя полностью. Я написал текст, не думая, что его поставят в какую-нибудь газету, а думая, что его надо будет распространить просто в социальных сетях. Я написал этот текст, повинуясь своему долгу, но заодно послал своим знакомым журналистам из "Ведомостей. И вот неожиданно тут же пришло такое предложение.

– Ваша колонка вызвала бурную дискуссию в соцсетях. Вы следите за реакцией?

– Слежу в какой-то степени, но, как говорится, я сделал свое дело и дальше не продолжаю полемику в соцсетях. Теперь пусть люди сами думают, делятся, обсуждают. Мне пришло много писем поддержки, и надо сказать, ни одного письма осуждения. Многие люди звонили, отсюда и из-за границы. Я слышал, что во многих странах хотят этот текст перевести на родные языки. Ну, слава богу. Мне слава тут не нужна, а это важно для того, чтобы было ясно, что не вся Россия думает как Путин.

– Сравнение Путина с Гитлером все-таки в нынешнем российском контексте можно рассматривать как смелый шаг. Вы не боитесь ответных мер?

– Конечно, боюсь. Но в то же время – когда солдат поднимается в атаку, конечно, он боится, что его убьют, но есть моменты, когда надо подниматься в атаку. Так и сейчас. Я старый человек, в атаку я уже с винтовкой пойти не могу, моя винтовка – это мой компьютер.