Марат Гельман выступил против замены деревянного «красного человечка» на «красного человека» из красного и белого мрамора. И правильно сделал. У Марата Александровича - хорошее чутьё на пертурбации в пространстве «символического». Он сразу понял, что «красный человек» из мрамора уже не будет памятником «пермской культурной революции», он будет памятником пермского отношения к ней (пермское отношение к культуртрегерской оккупации – это, пока не оценённая даже нами самими, гремучая, но жизнеутверждающая смесь провинциального вандализма и шовинизма нескольких меньшинств с прагматизмом и веротерпимостью большинства). Марат Гельман понял и засуетился. 

Лишённый своей прежней драматичной подожжённости и фанерной беззащитности, «мраморный красный человек» остановит внедряемый нашими страдальцами-коллаборационистами культ «вечно возрождающегося Гельмана-Осириса» («Феникса» в прочтении самого идола пермских «людей-девушек»). И, в конечном счёте, новый памятник выбьет мемориальную платформу из-под городской памяти о чиркуновско-гельмановской авантюре. 

Я не против хорошего современного искусства, хоть и старомодного, я против оккупационных эксцессов хамского фаворитизма Марата Гельмана и его клиентелы. Поэтому я - за мраморного «красного человека». Я - за самоопределяющуюся Пермь и против всякой колонизации, какими бы масками она своё мурло ни украшала. 

«Красный человек» из мрамора поставит жирный символический крест на культуртрегерской оккупации Перми, но столь же мощно и символически поддержит современное художественное творчество в нашем городе. А это важно.

Источник