В понедельник 3 февраля после обеда выехали в первую колонию в Верхнем Чове. Зашли в ПКТ (помещение камерного типа), там заключенный был на голодовке. Был довольно долго. Наша задача понять, что у него за проблемы, и как мы можем ему помочь, чтобы он прекратил голодовку. Зашли. Он находился в восьмой камере. Их было там два человека. Из их объяснения стало понятно, что был обыск, и после обыска некоторые продукты, чай были разбросаны по камере. Обыск производился без присутствия заключенных. Со слов работников, заключенный сделал это сам во время обыска и обвинил во сем работников. Пообещали показать видео, как заключенный это делает. Главное требование заключенных — это приход прокурора. Прокурор приходил к заключенному, но он был из межрайонной прокуратуры. Заключенный хотел, чтобы прокурор был республиканский. Какая-то детская вера в прокурора, что он что-то изменит. Еще обнаружили, что на одной из постелей в камере нет цепи и работники об этом знали, что спать на постели почти не возможно — она прогибается. И опять разговор про широкие просветы в постелях между листами железа, спать очень неудобно. Делали это замечание уже несколько раз. Как об стену горох.
От заключенного узнали, что еще два заключенных голодают в ШИЗО. Зашли к ним. Выяснили, что оба жалуются на одно и тоже. Кстати, эта уже не первая жалоба, таких жалоб мы слышали довольно много. Заключенный чем-то заболевает, просит его везти в тюремную больницу в Ухту, заключенному обещают вывезти и так обещаниями кормят значительное время. Боли обостряются, заключенный объявляет голодовку. Вот оба эти заключенных сидят на голодовке из-за того, что их не вывозят в больницу длительное время.
Ситуация тем интересна, что теперь медицина в тюрьмах выделена в отдельное подразделение, подчиненное Москве напрямую. Интересно, интересно. Как все это теперь будет выглядеть? Как теперь будет решаться вопрос о госпитализации больных?
Из общих жалоб — опять жалобы на свет. Темно. Свет действительно тусклый в камерах. Сколько мы можем делать эти замечания, я не знаю. Свет стал чуть светлее в камерах, но ситуация значительно не поменялась. Еще пожаловались на душ: не работают душевые краны, грязно, и нет скамеек с вешалками. Заходим. Все душевые краны работают. Действительно есть грязь на плитках снизу, возле пола, не понимаю, почему не производятся уборки, в армии уже давно бы все это отдраили. Здесь куча заключенных и грязные стены. Скамеек действительно нет, как нет и вешалок. Нам опять говорят, что заключенные сломали. В тысячный раз говорим, что объяснение "заключенные сломали" не работает. Сломали заключенные, составили рапорт, наказали тех, кто сломал, но скамейка и вешалка должны быть отремонтированы в кратчайшие сроки, и все должно быть в наличии. Пусть даже будет про запас. В тюрьмах сидят асоциальные элементы, а не пионеры, ждать от них социального поведения не приходится, а значит, надо быть готовым к тому, что они будут что-то ломать, но это не значит, что надо прекратить ремонты.
Зашли в штаб, взяли журнал, в журнале написали 9 замечаний. Я все больше становлюсь похожим на заезженную пластинку, которая непрерывно повторяет одно и тоже, но, похоже, всем пофиг, о чем поет эта пластинка. Ну-ну. В замечаниях отметили, что заключенные находятся в ситуации, когда на заключенного приходится менее 4 кв. метров.