Жителям поселка шахты "Северная" посвящаю
Духовой шахтовый оркестр, на помятом самоварном золоте в фойе одноэтажного, довоенной постройки, клуба, нестройно гремел вальсом. Редкие молодые пары танцевали, шаркая по бетонному полу подошвами начищенных туфель. Девушки в ярких платьях, стайками, стояли, у колонн, постоянно перешептываясь. Молодые ребята в черных костюмах и белых нейлоновых рубашках, посмеиваясь, оглядывали танцующих. Все вокруг пахло свежей побелкой и олифой, а из буфета аппетитно пахло пивом и рыбой. Сам буфет гудел мужскими голосами, а семейные пары, стоявшие у входа в буфет, тихонько переругивались. Поселковые пацаны, струйкой просачивались в зал. Короче праздник был в самом разгаре, и приближалась кульминация. Кульминацией, для этих людей, было как всегда награждение победителей и концерт. Оркестр стих, и тетя Маша буфетчица матом, вежливо пригласила мужиков в зал. Потихоньку, стуча сиденьями, все расселись по местам и в тишине как всегда стали раздаваться редкие кашляющие звуки. Начало.
Под жидкие аплодисменты из - за кулис на сцену выходят ведущие. Над ними лозунг про уголь и страну, за ними экран, свет в зале медленно гаснет. Сценарий построен так, что каждый из них говорит по фразе. Текст очень красивый и пафосный, про черное золото, про могучих богатырей шахтерской земли. Они красиво и с выражением это говорят, но все время как- то пугливо оглядываются. Как будто за ними следят, или грозят им с висящего за их спиной экрана. Наконец ведущий, остановившись и покраснев, объясняет, что параллельно тексту должны были идти кадры, но кадров нет. Они и после объяснения, почему то не появляются. Тем не менее, зал добродушно молчит. Всем нравятся ведущие. Подтянутый в черном костюме, белой рубашке и галстуке, профорг по фамилии Кобзарь и секретарь Шмакова, высокая блондинка в красном кримпленовом платье, с огромным не по размеру платья декольте, откуда постоянно вываливаются арбузные груди. Начинается представление награждаемых. Задумка была такая, вызывают на сцену по одному, на экране кадры трудового подвига героя, после представления всех троих, выносят конверты с премией, и какая ни будь знаменитость, их вручает. Для процедуры вручения вызывают на сцену заведующего клубом Чехальского. Небольшого роста толстый и рыжий, он идет, постоянно запинаясь, между рядами в светлом костюме с оттопыренными замасленными карманами в синей рубахе с неприличным рисунком на мятом галстуке. От него пахнет луком и водкой. По факту, трехдневный запой. На экране начинают идти картинки. – Забойщик Александр Мозговой - произносит Кобзарь. И на экране появляются кадры с проходчиком Андреем Степановым. Под рассказ Кобзаря о доблестном труде Мозгового, мы видим, как упирается на своем рабочем месте Степанов. В зале начинаются смешки. Чехальский выйдя на сцену и делая неприличные жесты зрительному залу, дергает за рукав Кобзаря. – Мозговой - протягивает руку к экрану Кобзарь, и вдруг тупо уставившись на экран, начинает смотреть сам. - Это не Мозговой - произносит после долгой паузы смущенный и пораженный Кобзарь. Потом вглядывается в первый ряд, находит сидящего там живого Мозгового и спрашивает – Сань это не ты? Что отвечает пунцовый от смущения Мозговой, не слышно. У него нет микрофона. Кобзарь берет ситуацию в руки и объясняет, кто есть кто, говорит, что все сделано специально, чтобы рассмешить всех. Всем действительно очень смешно. Всем кроме героев. И тут третий герой праздника. – Проходчик Сергей Кудряшов - произносит Кобзарь, со страхом оглядываясь на экран. – Его, то уже ни с кем не перепутаем - И оказывается абсолютно правым, так как экран остается бессмысленно белым. Нет кадров ни минуту, ни две, ни три. Секретарь Шмакова чернеет и не знает, куда деваться со сцены, Чехальский сел на стул у кулис и с интересом стал наблюдать за происходящим, демонстративно почесывая ногу в сандалиях. Лысина директора шахты Елисеева сидящего на первом ряду покрывается крупными каплями пота, заметными всему залу. Зал рыдает от смеха. - Посмотрите – говорит Кобзарь, указывая на корчащегося от смеха. – Какие у нас прекрасные зрители, мы переживаем, а вы нас поддерживаете радостным смехом, спасибо за понимание.
Продолжаться так долго не может и Кобзарь со Шмаковой в очередной раз пытаются переломить ситуацию удавшегося, на взгляд, зрителей, вечера. Они в два голоса произносят – Несмотря на все накладки сегодняшнего вечера, сейчас вынесут конверты с премией, и произойдет награждение победителей - Кобзарь улыбается, Шмакова подозрительно смотрит за кулисы – Конверты на сцену! Они делают вид, что ничего особенного до их слов на сцене не происходило, но абсолютно напрасно. Кобзарь, срываясь на петушиный фальцет, повторяет – Конверты на сцену. Шмакова подходит к, задремавшему на стуле Чехальскому и теребит за неприличный галстук. Он, с спросонья демонстрируя огромное желание вручать конверты, обегает, сцену, постоянно падая. Зал ревет. Мальчиков и девочек в пионерских галстуках, стоявших у сцены в начале, нет. Никто на сцену не выходит. Кобзарь громко кричит в отчаянии – Конверты на сцену – чем вызывает дополнительный приступ хохота в зале. Лицо Кобзаря белеет, Чехальский стоя у кулис и икая, выворачивает карманы, показывая зрителям, что у него лично никаких конвертов нет. Но страшнее всего выглядит, лысина директора Елисеева капли пота испарились, и она стала иссиня черного цвета. Он привстает со своего места и машет руками всем присутствующим на сцене. На сцене, тем не менее, ничего не происходило, зал замер в ожидании действа. Кто - то в зале со стоном, сквозь смех, произносит – Неужели я это вижу? мне никто не поверит! Тишину на сцене разрывает гортанный выкрик Шмаковой – ***! – на весь зал, она разворачивается и быстро уходит. Если Вы думаете, что через минуту на сцене что-то изменилось, Вы ошибаетесь. Постояв в одиночестве, Кобзарь вдруг нашелся – А Вы знаете, что наш зав клубом хорошо поет! Гаврюша спой! Гаврюша, смущаясь, отказывается. - Гаврюша пой - приказывает Кобзарь - не одному же мне здесь пропадать! Что будешь петь? - Молодого коногона. Подойдя к микрофону Чехальский вытирает пот со лба неприличным галстуком, засовывает руки в карманы пиджака и начинает молча и медленно раскачиваться с пятки на носок, с пятки на носок, лицо при этом он делает такое, как будто хочет доплюнуть до входных дверей зала. Зрители с восторгом и ужасом следят за происходящим, оборачиваясь и гадая в кого он метит. В момент когда амплитуда качения Гаврюши стала угрожающей в притихшем зале раздался детский плачь. - Ну - нетерпеливо прервал Гаврюшин полет , Кобзарь. Гаврюша вздрогнул и запел. После второго куплета заунывного пения Гаврюши всем стало, до слез, жаль себя и зал проникся ненавистью к молодому коногону. Вдруг Кобзарь прервал Гаврюшино пение, увидев в руках запыхавшейся, вбежавшей из за кулис Шмаковой три конверта. С видом победителя, раскрасневшись, они подходят к микрофону и сообщают – Дорогие друзья просим прощения за небольшую заминку в процессе вручения премий сейчас все вопросы улажены и мы переходим к самому приятному, процессу вручения премий –Нет, не переходим- вдруг на весь зал заявляет обиженный Гаврюша Чехальский. Ты обиделся за песню? Тихонько говорит Шмакова – Вечером мне допоешь. Нет – заявляет упрямый зав. клубом - не потому, у Вас конверты не те! Шмакова рвется за кулисы. Кобзарь начинает истерически хохотать и оседает на сцену. Сквозь смех он хрипит – Гаврюша пой. Чехальский вновь подходит к микрофону и самозабвенно, засунув руки в засаленные карманы, продолжает. Окончание истории о молодом коногоне зал принимал овациями, рыдая от смеха. Минуты через три на сцене появляется стайка пионеров, подгоняемая Шмаковой и героев труда насильно вытащив на сцену все - таки награждают. Теперь Кобзарь в микрофон объявляет, что будет нам петь, но не для того, чтобы закрыть паузу, а по сценарию, и пройдя по краю сцены, показывает всем сценарий. Все довольны тем, что это будет не зав. клубом и были готовы поверить ему на слово. - Пантеев - крикнул он за кулисы. Вышел Пантеев учитель музыки из поселковой школы худой и в очках. В руках он держал ноты и табурет. Кобзарь мрачно смотрит на центр сцены, потом в глубь зала и посмеиваясь, объясняет – Вот сейчас на сцену должен был опустится рояль, но вы же помните историю с награждением? Окончание фразы совпало со страшным грохотом и скрежетом. Посреди сцены в полуметре от Пантеева сверху с колосников рушится клубное пианино, проламывает пол и уходит под сцену по самую крышку. К пролому с воем бросается пьяный и заплаканный Чехальский. Все видят, что случилось, но не в силах поверить в увиденное. В сцене черный пролом, а на краю его стоит тихий и серьезный Пантеев с табуреткой и нотами. Реакцию зала описать невозможно. Этот звук был похож на бреющую атаку реактивного самолета. В яму тут же бросились люди в халатах и касках. К краю ямы подошел Кобзарь и тихо и многозначительно произнес – Товарищи не расходитесь, это еще не вся программа. Видимо пресытившись картиной, и с намерением помешать яркому продолжению праздника, на сцену вдруг выскочил директор шахты Елисеев. Как только он подскочил к зияющему пролому, Кобзарь предостерег - Вы бы поосторожней, мало ли, что? Зал затих, понимая, что директор не уйдет, не сказав своего слова по поводу происходящего. - Знаешь, что Вася - обращается он к Кобзарю – Я тебе сейчас скажу! – Пожалуйста, помните в зале женщины и дети - прерывает его элегантный Кобзарь. - Тогда я буду петь - говорит Елисеев - Но Вы поете в конце – напоминает, глядя в сценарий Кобзарь. – Нет я буду петь сейчас - спокойным стальным голосом заявляет Елисеев. – И ты будешь, и он - показывая в сторону пролома, где на краю сидит заплаканный Гаврюша Чехальский. Рабочие в проломе тем временем, пытались достать то, что осталось от бедного пианино. Они встают втроем у микрофона, Елисеев чуть поодаль. - Что будем петь, может, что из современного? В голосе Кобзаря была слышна попытка как то разрядить ситуацию шуткой. Попытка не удалась. – Молодого коногона. - Может Пантеев на баяне подыграет - напоминает Шмакова. Но Елисеев останавливает ее - Будем петь без музыки - И они запели. Елисеев стоял, поодаль сложив руки на животе, и отбивал такт ногой. В зале стояла звенящая тишина. Они пели как молодогвардейцы перед казнью. Залу передались чувства певцов и со второго куплета они пели вместе с залом, тихо и вдумчиво. Певцам аплодировали долго, Елисеев улыбался. – Завтра у меня некоторые работники культуры разделят судьбу коногона - закончил Елисеев. Зал даже не рассмеялся. – Если сегодня не успеют на магаданский поезд – спустившись, он вытер пот с загривка и сел на свое место с явным намерением досидеть до конца вечера.
Кобзарь продолжал программу – А сейчас артисты балета покажут нам отрывки из балета «лебединое озеро» - бодро заявил он. Зал ахнул, а как же пролом на сцене. Но Шмакова, выйдя из за кулис, грустным голосом произнесла – Не волнуйтесь, все равно артисты заболели. Кобзарь не унимался, и глядя на арбузные груди коллеги, заявил - Маруся, нам никто, ничего не показывает, может Вы нам, что ни будь, покажете? В ответ крашеная блондинка Шмакова с тоскливой прямотой заявила - Уж лучше я сама в яму брошусь. Тишину нарушило неловкое движение стоявшего на краю пролома Гаврюши и останки пианино, с таким трудом поднятые рабочими со дна пролома и стоявшие на краю со скрежетом и гулом рухнули обратно.
- А сейчас заключительный номер нашего вечера – произносит Кобзарь - песня «спят курганы темные» на сцену приглашаются наши герои. Выходят герои и Елисеев. Они готовы петь. Но Шмакова не уходит – Вы с нами петь будете? - спрашивает успокоившийся Елисеев. – Нет - Отвечает она, мне нужно закончить сценарий. Елисеев, в истерике покидая сцену – Заканчивайте! Шмакова в микрофон - Дорогие жители поселка шахты «Северная» дорогие горняки с праздником вас, с днем шахтера! Музыка!