Уже второй день нахожусь в Вологде. Все не получается. Хотим провести семинар для местных ребят, которые бы хотели защищать деревянные дома. Увы, все плохо. Дел в том, что ребята есть, помещения есть, желание есть, но вот огромное сопротивление со стороны местных экспертов. На них идет давление. Кто давит? Догадайтесь сами. Просто этим людям на работе говорят, чтобы они с нами не связывались. Что, мол, нельзя на иностранные деньги защищать старые деревянные дома в городе. При этом формулировка звучит так: "Не могут эксперты, работающие в государственных структурах, участвовать в АГИТАЦИИ на иностранные деньги".
По-моему, паранойя достигла космических высот. Люди для защиты древних деревянных домов в своем городе нашли деньги, деньги нашли за рубежом. Там дают на это, в России на это деньги не дают, а просто сносят дома и строят на их месте супермаркеты. Так вот, люди нашли деньги, а им говорят, что любая защита домов от сноса — это опасная для общества деятельность, и она не может осуществляться на иностранные деньги.
Т.е. привлечь иностранные деньги для сноса деревянных домов в центре Вологды и строительства на иностранные деньги супермаркета на месте исторического памятника — это можно, это не антиобщественная деятельность, а вот защищать исторические памятники на иностранные деньги — это тяжелая антиобщественная деятельность. Бред какой-то. И при этом все понимают, что это бред. Все ректоры, проректоры, все директора, все начальники и чиновники понимают, что это бред, Тихонько шепчут нам об этом, но громогласно -— сдвинут брови, говорят об иностранных деньгах и об интересах государства.
Ну ведет государство войну с политической деятельностью на иностранные деньги, но зачем с водой-то и ребенка выкидывать. Зачем подчиняться этой конспирологической хрени. Зачем развивать паранойю. Зачем закрывать-то все на свете. Зачем препятствовать любой общественной деятельности на иностранные деньги. Зачем препятствовать полезной общественной деятельности на иностранные деньги. Люди и так не хотят думать о сохранении провинциальной истории, не хотят думать о сохранении провинции удобной для проживания, привлекательной провинции для жителей России. И так все бегут из провинции в центры, готовя Россию к уничтожению. Нашлись люди, которым не пофиг, которые хотят, чтобы провинция вспомнила свою силу, чтобы поднялась, чтобы жизнь в провинции стала удобной и привлекательной, чтобы люди возвращались. Нашлись люди, нашли деньги, пусть иностранные, и что им говорят?
В общем, я в полном трансе и в полном пессимизме. Если те, кто принимает решения в России, совсем свихнулись, если власти своими руками убивают провинцию, Москва не собирается вкачивать деньги в восстановление деревянных домов в Вологде и никому из-за границы не позволит вкачивать в это деньги, то возникает одно чувство, последовательное чувство любого пессимиста — отказ от деятельного стремления к справедливости, стремление к усугублению ситуации. Пусть Россия теряет свой самобытный облик в провинции. Пусть то, что не успели совершить большевики, теперь довершат алчные новые русские. Пусть молодежь бежит из провинциальной России, люмпенизируясь на окраинах непрерывно разрастающейся, как монстр, Москвы. Может быть, в какой-то момент власти страны заметят, что все очень плохо, и хоть когда-нибудь примут правильное решение. Схватятся за голову и успеют спасти то, что можно еще спасти. А пока, пусть бред и паранойя побеждают, пусть страхи держат в своих тисках умных и сильных людей. Что я говорю?
Вы, слышите, там наверху? Здесь все плохо. Может быть, у кого-то там вдруг пришло осознание, что надо подавать населению разумные сигналы. Может, стоит контролировать, как здесь, на местах, реализуют те или иные федеральные сигналы, чтобы паранойя не побеждала?