Шарль де Бац де Кастельмор, он же д’Артаньян

д’Артаньян на постаменте памятника Дюма


Люблю читать исторические повествования об известных событиях. Менять художественное восприятие на что то поближе к исторической правде. Хотя как оно там было на самом деле ... Может кто то еще не знает этой истории, а я оставлю себе на память. Читаем ...
 

Предполагаемый портрет д'Артаньяна, написанный ван дер Мюленом

Так поступали тысячи молодых французов из провинций. Дома они не могли найти службу, славу и богатство, поэтому отправлялись завоевывать Париж. Некоторые действительно хватали удачу за хвост и делали карьеру. Другие слонялись без дела по узким парижским улочкам: «грудь колесом, ноги циркулем, плащ через плечо, шляпа до бровей, клинок длиннее голодного дня», – так описал Теофиль Готье этих молодцов, готовых обнажить шпагу за весьма скромную плату. Благодаря рекомендательным письмам, Шарль поначалу определился кадетом в одну из гвардейских рот. Но кто из кадетов не мечтал впоследствии перевестись в роту «мушкетеров королевского военного дома», или, проще говоря, стать мушкетером короля! Мушкеты – тяжелые фитильные ружья – появились у стрелков французской армии еще в предыдущем столетии. О приближении мушкетеров всегда можно было узнать не только по тяжелой поступи, но и по характерному звуку: на кожаной перевязи у них висели патроны с порохом, при ходьбе они ритмично стучали друг об друга. Позднее фитильные мушкеты сменили кремневые, но все равно перезарядка мушкета была долгой и сложной – девять операций! Позднее стрелки-мушкетеры составляли отдельные роты и полки. Но это были, так сказать, «просто» мушкетеры.



Генрих IV /Henry IV King of France./


А в 1600 году король Генрих IV создал для своей личной охраны элитную роту «тех самых» мушкетеров. В ней служили только дворяне, во дворце они несли караульную службу, а в бою сражались верхом, следуя за государем. Их вооружение составляли укороченный нарезной мушкет (его приторачивали к седлу стволом вверх, чтобы пуля не выпала из дула) и, разумеется, шпага. В особых случаях, в зависимости от характера задания, мушкет заменялся парой пистолетов. Но настоящее возвышение королевских мушкетеров началось при Людовике XIII.

Рубенс. Портрет Людовика XIII

В 1634 году государь сам возглавил роту – разумеется, формально. Фактическим командиром мушкетеров был Жан де Пейре, граф де Труавиль – так на самом деле звали капитана де Тревиля из «Трех мушкетеров». Будем и мы именовать его де Тревилем. Людовик XIII высоко ценил мушкетеров, а их командиру мог доверить любое дело. Однажды король, указав на Тревиля, сказал: «Вот человек, который избавит меня от кардинала, как только я этого захочу». Речь шла о всесильном кардинале Ришельё (так правильно звучит его фамилия, к слову, удивительно красноречивая: riche означает «богатый», lieu – «место»). Но будем впредь называть его привычно – Ришелье. В ту пору королевские мушкетеры были, пожалуй, самым элегантным военным подразделением Франции. Они носили голубые накидки с золотой каймой, нашитыми крестами с королевскими лилиями на концах из белого бархата, в обрамлении золотых языков пламени. Высокие отложные воротники были не только модным украшением, но и защищали шею от рубящих ударов шпагой. Кстати, и широкополые шляпы с пышными перьями сберегли немало ушей и носов своих владельцев. Несмотря на элитарность, королевские мушкетеры не были паркетными шаркунами: рота участвовала едва ли не во всех военных кампаниях, и мушкетеры короля заслужили славу отчаянных храбрецов. На место убитых товарищей приходили новобранцы. Так, через два или три года после приезда в Париж в роту королевских мушкетеров был зачислен Шарль де Бац – он записался в мушкетеры под именем


д’Артаньян. 
Портрет д’Артаньяна с фронтисписа «Мемуаров...» Куртиля

Однако «блеск и нищета мушкетеров» были всем известны. Мушкетерского жалованья катастрофически не хватало. Деньги – и немалые – были необходимы и для продвижения по службе. В то время военные и придворные должности во Франции покупались. Чин присваивал король, а соответствующую должность, приносившую реальный доход, кандидат выкупал у предшественника. Ну, точно так же, как сейчас перекупают доходный бизнес. Однако король мог не утвердить кандидата, назначить другого; он мог уплатить требуемую сумму за кандидата из казны; он мог, наконец, даровать чин и должность за особые заслуги. Но в основном чинопроизводство было поставлено, так сказать, на коммерческую основу. Состоятельные кандидаты, выслужившие определенный срок, отличившиеся в нескольких кампаниях, покупали должность – сначала знаменосца, затем лейтенанта и, наконец, капитана. На высшие должности и цены были запредельные. Знатные и состоятельные господа встречались и в роте королевских мушкетеров. Но большая часть мушкетеров были под стать д’Артаньяну. Взять хотя бы Атоса – его полное имя было Арман де Силлег д’Атос. Он приходился троюродным племянником самому капитану де Тревилю и поэтому легко вступил в его роту примерно в 1641 году. Но недолго носил он шпагу – от нее и погиб в 1643 году.

Поскольку тяжелое ранение Атос получил не в походе, а в Париже, ясно, что это была дуэль, или стычка буйных молодцов, либо сведение счетов между противоборствующими кланами. Не богаче был и Портос – Исаак де Порто, выходец из протестантской семьи. Он начинал службу в гвардейской роте дез Эссарта (Дезэссар в «Трех мушкетерах»), воевал, получил ранения и вынужден был выйти в отставку. Вернувшись в Гасконь, он занимал в одной из крепостей должность хранителя боеприпасов, которую обычно поручали инвалидам. Таков был и Арамис, точнее, Анри д’Арамиц, двоюродный брат де Тревиля и дальний родственник Атоса. Он служил в роте мушкетеров в те же годы, затем по неизвестной причине оставил службу и вернулся в родные края, благодаря чему прожил довольно спокойную и долгую (для мушкетера) жизнь: женился, воспитал троих сыновей и мирно скончался в своем поместье около 1674 года, когда ему было немногим за пятьдесят. Эти славные господа были сослуживцами д’Артаньяна, и только. Близким другом ему стал Франсуа де Монлезен, маркиз де Бемо, тоже гасконец. Друзья называли его просто Бемо. Д’Артаньян и Бемо были неразлучны в караулах и в походах, на веселых пирушках и в опасных переделках. Но в 1646 году судьбы двух друзей круто изменились. В 1642 году скончался кардинал Ришелье, первым министром стал его доверенный помощник кардинал Джулио Мазарини. На следующий год почил и король Людовик XIII. Наследник был еще мал, Францией правила королева-регентша Анна Австрийская, во всем полагаясь на Мазарини.

Бушар. Портрет кардинала Мазарини

Оба кардинала предстают в исторических романах как настоящие злодеи. Действительно, пороков и недостатков у них хватало. Но правда и то, что Ришелье с редким упорством создавал единую, сильную Францию и абсолютную монархию, притом в ослабленной, непрерывно воюющей стране при слабом короле. Политическую линию Ришелье в основном продолжил Мазарини, но ему приходилось, пожалуй, еще труднее – продолжалась изнурительная Тридцатилетняя война, королевская власть практически отсутствовала. А ненавидели Мазарини больше, чем предшественника, потому что он был «варягом» и пригрел немало чужаков. Мазарини очень нуждался в смелых и верных помощниках. К этому времени мушкетеры д’Артаньян и Бемо были уже замечены, и не только непосредственным начальством. И однажды Мазарини позвал их на аудиенцию. Проницательный политик сразу заметил, что эти лихие бойцы имеют еще и головы на плечах. И пригласил их к себе на службу для особых поручений. Так д’Артаньян и Бемо, оставаясь мушкетерами, вошли в свиту дворян Его Преосвященства. Их обязанности были весьма разнообразны, но всегда требовали секретности и мужества. Они доставляли тайные депеши, сопровождали неблагонадежных военачальников и сообщали об их действиях, наблюдали за передвижениями противников. Жизнь в постоянных разъездах, почти без отдыха, вскоре превратила их в живые мощи. Вдобавок надежды мушкетеров на щедрую оплату не оправдались – Мазарини оказался скуп до неприличия. Да, они пока не выиграли, но и не проиграли, как другие мушкетеры – по указу короля их рота вскоре была распущена. Формальным предлогом послужило «тяжелое бремя расходов» на содержание элитной части, на самом деле на роспуске настоял Мазарини. Мушкетеры казались ему слишком буйной и неуправляемой частью, от которой неизвестно чего можно было ожидать. Мушкетеров охватило уныние, и никто не предполагал, что через десятилетие рота возродится в еще большем блеске. А пока д’Артаньян и Бемо носились по стране и благодарили судьбу за то, что имеют хоть какой-то заработок.

Известия, которые доставлял д’Артаньян, бывали столь важными, что его имя стало появляться то в «Газете», первом периодическом издании Франции, то в донесениях высших полководцев: «Г-н д’Артаньян, один из дворян Его Преосвященства, прибыл из Фландрии и сообщил…» «Г-н д’Артаньян сообщает, что имеются данные из Брюсселя, о скоплении неприятеля в Генилгау в количестве около трех тысяч человек, которые готовят нападение на наши приграничные крепости…» Первый министр отвечал в государстве за все, при этом охотников разделить ответственность не находилось, а проклятия неслись отовсюду. Иногда кардиналу буквально приходилось затыкать дыру, и он бросал своих доверенных «дворян» в самое пекло. Например, Бемо в 1648 году сам повел в атаку отряд легкой конницы Его Преосвященства, и в этом бою неприятельская пуля раздробила ему челюсть. Тем временем всеобщая ненависть к Мазарини вылилась в протестное движение – Фронду (в переводе – «праща»). Началось восстание в столице, поддержанное в некоторых провинциях. Мазарини вывез из города малолетнего Людовика и начал осаду Парижа. Фронде нужны были вожди, командиры, известные в войсках, и они тотчас явились – вельможи, аристократы, на деле стремившиеся к переделу высших должностей и привилегий. Демократическая Фронда сменилась «Фрондой принцев» (отсюда выражение «фрондировать» – протестовать, но без особого риска). Главным вождем «фрондеров» был принц Конде. 

Эгмонт. Портрет принца Конде 

В этот период многие сторонники Мазарини переметнулись к его противникам. Но не д’Артаньян. К тому времени в полной мере проявились основные качества его характера – исключительная верность и неизменное благородство. Вскоре королевская семья вернулась в Париж, но кардинал остался в изгнании. Д’Артаньян и теперь не покинул его, только поручения мушкетера стали еще опаснее – он осуществлял связь Мазарини с Парижем, доставлял тайные послания королю и сторонникам, в частности, аббату Базилю Фуке, можно сказать, главе кардинальской администрации. Нетрудно представить, что стало бы с нашим гасконцем, если бы его миссия оказалась раскрыта. Ведь на Новом мосту в Париже был вывешен сатирический листок «Тариф наград для избавителя от Мазарини»: «Камердинеру, который удушит его меж двух перин, – 100 000 экю; брадобрею, который перережет ему бритвой горло, – 75 000 экю; аптекарю, который, ставя ему клистир, отравит наконечник, – 20 000 экю»… Неподходящее время для благодарностей, но именно тогда Мазарини послал письмо одному из верных ему маршалов: «Поскольку королева некогда позволила мне надеяться на присвоение Артаньяну чина капитана гвардии, я уверен, что ее расположение не изменилось». На тот момент вакантных должностей не оказалось, только через год д’Артаньян стал лейтенантом в одном из гвардейских полков. Около года затем он воевал с отрядами Фронды. Силы сопротивления таяли, Мазарини постепенно возвращал себе власть над страной. 2 февраля 1653 года кардинал торжественно вступил в Париж. Его кортеж с трудом прокладывал путь сквозь толпы парижан, с восторгом встречавших Его Преосвященство. Это были те самые французы, которые еще недавно готовы были растерзать его. За спиной Мазарини скромно держался лейтенант д’Артаньян.

Пределом мечтаний всякого дворянина была нехлопотная должность при дворе. А таких должностей хватало. Ну какие обязанности могут быть, к примеру, у «капитан-консьержа королевского вольера» в саду Тюильри? Он занимает маленький замок XVI века в двух шагах от дворца и получает свои десять тысяч ливров в год: поди плохо! Такая вакансия как раз открылась, стоила она шесть тысяч ливров. Вряд ли д’Артаньян сумел скопить такую сумму, но под будущие доходы можно было и занять. Казалось, большие господа должны были побрезговать столь ничтожной должностью, и все-таки конкуренты у лейтенанта нашлись. И какие! Жан Батист Кольбер, левая рука кардинала (правой был Фуке), написал своему патрону: «Если бы Ваше Преосвященство благосклонно предоставили мне эту должность, я был бы бесконечно обязан». 

Лефевр. Портрет Кольбера 

Отказать Кольберу было непросто, однако Мазарини отвечал: «Я уже ходатайствовал об этой должности для д’Артаньяна, который просил ее у меня». Кольбер, будущий премьер-министр, впервые испытал неприязнь к д’Артаньяну. Между прочим, теплое местечко получил и Бемо – его назначили ни много ни мало комендантом Бастилии. Тоже работа не пыльная, вот только, как учит мать-история, тюремщики подчас меняются местами с теми, кого стерегут. Итак, бедный гасконский дворянин зажил наконец как настоящий сеньор. Но недолго д’Артаньян сторожил свой вольер. В 1654 году юный монарх Людовик XIV короновался в Реймсе, д’Артаньян присутствовал на этой грандиозной церемонии. А вскоре после этого снова в бой: принц Конде перешел на сторону испанцев и возглавил их тридцатитысячную армию. В одной из первых битв этой кампании д’Артаньян с несколькими удальцами, не дожидаясь подхода основных сил, атаковал бастион противника и был легко ранен. Через год он уже командовал отдельной гвардейской ротой, еще не получив капитанского чина. Опять проклятые деньги: чтобы выкупить патент капитана, пришлось продать придворную должность. Да черт с ней! Кстати, д’Артаньян так и выражался, часто не только устно, но и письменно.

Личный секретарь Его Преосвященства сообщал д’Артаньяну: «Я прочитал все Ваши письма кардиналу, впрочем, не целиком, поскольку у Вас постоянно проскакивают фразы вроде «черт побери», однако это неважно, поскольку суть хороша». Наконец, в 1659 году был заключен мир с Испанией. А незадолго до этого Людовик XIV решил возродить роту королевских мушкетеров. Должность лейтенанта была предложена д’Артаньяну. Его радость омрачалась только тем, что начальником, капитан-лейтенантом, назначили племянника кардинала Филиппа Манчини, герцога Неверского – ленивого, избалованного юношу. Оставалось надеяться, что он не станет вмешиваться в дела мушкетеров. И вот д’Артаньяну сорок пять (в XVII веке это уже весьма немолодой человек), он добился прочного положения, пора бы обзавестись семьей. Романтические увлечения и амурные приключения остались позади, зрелые люди старались жениться на дамах знатных и богатых. Чаще всего оба эти достоинства сочетали в себе вдовушки. Избранницей д’Артаньяна стала Анна-Шарлотта-Кристина де Шанлесси, из древнего гасконского рода, владевшая имениями мужа-барона, погибшего на войне, и прикупившая еще несколько поместий. Вдобавок она была хороша собой, хотя «уже носила на лице следы неизбывной печали», как писал человек, видевший ее портрет, впоследствии утраченный. Однако у вдов есть еще одно свойство: они опытны и расчетливы. Вот и Шарлотта ничего не предпринимала, не посоветовавшись с адвокатом. Брачный контракт напоминал длинный трактат по имущественному праву: пункт за пунктом оговаривались условия, которые защитили бы вдову от разорения, в случае если «господин будущий супруг» окажется мотом (как в воду глядела). Но вот формальности улажены, и 5 марта 1659 года в малом зале Лувра, в присутствии важных гостей (из друзей был только старина Бемо) состоялось подписание контракта. Такого рода документы составлялись «от имени всемогущего монарха Людовика Бурбона» и «светлейшего и достойнейшего монсеньора Жюля Мазарини» – их собственноручные подписи скрепляли сей документ. Нечасто доводилось лейтенанту мушкетеров наслаждаться теплом семейного очага. Он продолжал жить в седле – то во главе своих мушкетеров, то выполняя поручения кардинала, а потом и молодого короля. Жена, естественно, ворчала, к тому же д’Артаньян, после долгих лет унижающей бедности, тратил деньги без счета. У супругов вскоре родилось двое сыновей-погодков.

Людовик XIV женился в конце того же года. Этот брак французского короля с испанской инфантой Марией-Терезией обещал долгий и прочный мир. Кардинал Мазарини сделал свое дело и вскоре удалился – в мир иной. Свадебные торжества были грандиозны. Рядом с королем все время находились его мушкетеры во главе с д’Артаньяном. Испанский министр, увидев роту в полном блеске, воскликнул: «Если бы Господь спустился на землю, ему не нужно было бы лучшей гвардии!» Король давно знал д’Артаньяна, верил, что на него можно всецело положиться. Со временем командир мушкетеров занял то место подле короля-сына, которое прежде капитан де Тревиль занимал при его отце. А в это время два политических наследника Мазарини, два члена Королевского совета копали друг под друга. Главный интендант финансов Фуке был могущественнее, но беспечнее. Кольбер оказался опытнее, он победил, потому что атаковал. Он открыл королю глаза на многочисленные злоупотребления Фуке, на его роскошную жизнь, оплаченную из государственной казны.

Эдуард Лакретелле. Портрет Николя Фуке 

7 августа 1661 года Фуке устроил в своем дворце и в саду праздник для королевской четы и всего двора. На нескольких сценах одно за другим игрались представления, в том числе труппа Мольера показала новую пьесу «Докучные». Пиршество готовил повар-кудесник Ватель. Фуке явно хотел угодить государю, а вышло наоборот. Людовик оценил искусство, с каким организован праздник, но испытал досаду. Его двор был еще скромен, король остро нуждался в деньгах. Уезжая, он сказал хозяину: «Ждите от меня новостей». Арест Фуке был предрешен. Однако это было очень рискованное предприятие. Фуке обладал огромными связями и влиянием, у него был укрепленный военный лагерь с гарнизоном в постоянной готовности, он командовал всем флотом Франции, он был, наконец, вице-королем Америки! Свержение такого гиганта можно сравнить, пожалуй, с арестом Берии в 1953 году. В таком деле требуется верный и любимый солдатами военачальник. Король без колебаний поручил операцию д’Артаньяну. Операция готовилась в такой тайне, что писцов, написавших приказ, держали взаперти до ее завершения. Чтобы усыпить бдительность Фуке, на день ареста была назначена королевская охота. Он ни о чем не подозревал и даже сказал приближенному: «Кольбер проиграл, и завтрашний день станет одним из счастливейших в моей жизни». 5 сентября 1661 года Фуке вышел с заседания Королевского совета и сел в носилки.

В это время д’Артаньян с пятнадцатью мушкетерами окружил носилки и предъявил Фуке приказ короля. Арестованный воспользовался минутной заминкой, чтобы передать известие о случившемся своим сторонникам. Те решили поджечь дом Фуке, чтобы уничтожить улики. Но их опередили, дом был опечатан и взят под охрану. Затем д’Артаньян доставил Фуке в Венсенский замок, а несколько позже повез в Бастилию. И всюду он лично проверял надежность помещений и охраны, в случае необходимости расставлял там своих мушкетеров. Предосторожности не были излишними, однажды разъяренная толпа окружила карету, и Фуке едва не растерзали, но д’Артаньян вовремя приказал мушкетерам конями оттеснить горожан. Наконец, арестант был сдан в Бастилию на попечение друга Бемо. Д’Артаньян надеялся отойти от этого неприятного дела, но не тут-то было! Король приказал ему и дальше оставаться с узником. Только через три года, после суда и королевского приговора, д’Артаньян доставил осужденного в замок Пиньероль на пожизненное заключение и завершил свою печальную миссию. Надо сказать, что все это время он вел себя с арестованным благороднейшим образом. Например, он присутствовал на всех встречах Фуке с адвокатами, был в курсе всех дел арестанта, но ни одно слово не вышло за стены тюрьмы. Знатная дама из числа друзей поверженного вельможи написала о д’Артаньяне: «Верен королю и человечен в обращении с теми, кого ему приходится держать под стражей». Король был доволен лейтенантом мушкетеров. Даже сторонники Фуке уважали его.

Только новый интендант финансов Кольбер и его окружение затаили злобу: они считали, что д’Артаньян был слишком мягок с узником, и даже подозревали, что он помогал Фуке. Д’Артаньян доказал, что он верный слуга королю, а теперь мог проявить отеческую заботу о своих мушкетерах. За десять лет его правления численность мушкетеров увеличилась со 120 до 330 человек. Рота стала совершенно самостоятельным подразделением со своим казначеем, священником, аптекарем, хирургом, шорником, оружейником, музыкантами. При д’Артаньяне же рота получила собственное знамя и штандарт, на котором был начертан грозный девиз мушкетеров: «Quo ruit et lethum» – «С ним атакует смерть». Во время военных действий рота королевских мушкетеров включалась в состав других войсковых частей, но один отряд всегда оставался при короле, только этот отряд всегда выступал под знаменем роты. Наконец, в 1661 году начали строить большую казарму «Отель Мушкетеров», а до этого мушкетеры жили на съемных квартирах. Д’Артаньян лично ведал набором мушкетеров, хорошо знал каждого, у некоторых крестил детей. К нему приезжали такие же, как он когда-то, юнцы из провинции с рекомендациями от благородных семейств. Порядок, установленный лейтенантом, был строже, чем при де Тревиле. Лейтенант не только отдавал приказы, распределял патенты на низшие должности, ходатайствовал о присвоении дворянства и назначении пенсий; он ввел особые свидетельства о достойном и недостойном поведении, чтобы пресечь случаи неповиновения и провоцирование ссор. Все это и сделало роту королевских мушкетеров не только элитарным, но и образцовым подразделением. Постепенно королевские мушкетеры стали своего рода офицерской академией – лучшие кадеты из дворян проходили здесь первые годы службы, а потом назначались в другие гвардейские полки. Даже в других европейских государствах монархи начали создавать мушкетерские роты для своей охраны и посылали офицеров учиться в «школу д’Артаньяна». Когда у короля блестящая армия, ему так и хочется бросить ее на смерть. В 1665 году началась война между Англией и Нидерландами. Франция была союзницей Голландии и поддержала ее экспедиционным корпусом. Во главе отряда мушкетеров отправился на север и д’Артаньян.

При осаде крепости Локен мушкетеры проявили себя не только храбрецами, но и тружениками войны: таскали на себе тяжелые фашины, засыпая глубокий ров, наполненный водой. Король был в восторге: «Я и не ожидал меньшего рвения от роты старших мушкетеров». В Париже д’Артаньяна никто не встречал. Незадолго до похода г-жа д’Артаньян пригласила нотариуса, забрала все имущество, принадлежащее ей по брачному контракту, и с двумя детьми уехала в родовое имение Сен-Круа. Впоследствии д’Артаньян наезжал туда по необходимости, чтобы уладить кое-какие домашние дела. Надо думать, без всякого удовольствия. С годами практицизм Анны-Шарлотты превратился в скупость, она сделалась сутягой, судилась то с братом покойного мужа, то со своим кузеном… И д’Артаньян с радостью вернулся к своей семье – семье мушкетеров! Сразу после возвращения из похода состоялись трехдневные маневры, на которых королевские мушкетеры снова показали себя в полном блеске. Король был так доволен, что пожаловал д’Артаньяну первую же освободившуюся должность при дворе – «капитана маленьких собачек для охоты на косуль». 

Портрет Людовика XIV 

Только придворная карьера как-то не задалась, д’Артаньян всего три недели возился с маленькими собачками и подал в отставку. К счастью, король не обиделся, а д’Артаньян даже выиграл. Должность собачьего капитана была упразднена и заменена двумя лейтенантскими. Д’Артаньян продал их в розницу и несколько поправил свои дела после бегства жены. А уже на следующий год Филипп Манчини, герцог Неверский, наконец официально отказался от должности капитан-лейтенанта роты королевских мушкетеров. Кому как не д’Артаньяну было занять это место! Наконец, Д’Артаньян купил себе прекрасный дом на углу Паромной улицы и набережной Лягушачьего болота, почти напротив Лувра. Примерно в это время он стал подписываться «граф д’Артаньян». Подписывая некоторые документы, он прибавлял еще и «кавалер королевских орденов», коими никогда не был награжден. Что поделаешь, неуемная гасконская гордость и страсть к присвоению титулов были его наследственной слабостью. Д’Артаньян надеялся, что король строго не взыщет, а в случае чего и заступится. В эти годы особая комиссия проверяла, насколько законно пользуются титулами некоторые господа. И, между прочим, затребовала документы у некоего г-на де Баца. Так вот, одного заявления д’Артаньяна, что это его родственник, было достаточно, чтобы комиссия отстала. Между тем прекрасный дом капитана мушкетеров чаще всего пустовал, а его служанка совсем обленилась. Ее хозяин редко жил у себя на Лягушачьем болоте. В 1667 году началась новая война. Людовик XIV потребовал у Испании ее обширные владения во Фландрии под тем предлогом, что они-де принадлежат его жене, бывшей испанской инфанте, а ныне королеве Франции.

Такой закон действовал в гражданском праве многих европейских стран, но не распространялся на межгосударственные отношения, поэтому Испания, естественно, отказалась. Но известно, что короли спорят не в суде, а на поле брани. В этой войне капитан д’Артаньян в чине бригадира кавалерии впервые командовал армейским корпусом, состоявшим из собственной роты и еще двух полков. Мушкетеры снова бесстрашно рвались вперед. При осаде Дуэ они под градом картечи захватили равелин и, не останавливаясь, с обнаженными шпагами ворвались внутрь города. Наблюдавший эту картину король, чтобы поберечь своих любимцев, даже послал им приказ «умерить свой пыл». Кульминацией всей кампании стала осада Лилля, самой мощной крепости Фландрии. Атаки «бригадира д’Артаньяна», как гласили сводки, «задавали тон». Но в день штурма только 60 человек из его бригады вошли в передовой отряд, а самому бригадиру было приказано оставаться на командном пункте. К вечеру его терпение лопнуло, он бросился в гущу схватки и дрался, пока не получил легкую контузию. Даже король не осудил его за этот самовольный поступок. Напуганные отчаянным натиском горожане Лилля сами разоружили гарнизон и сдались на милость победителя. По странному стечению обстоятельств, в 1772 году д’Артаньян был назначен губернатором этого города и одновременно получил звание генерал-майора (или бригадного генерала). Мушкетер был польщен, однако новая служба ему не понравилась. Гарнизонные офицеры – это совсем не то, что настоящие воины. Д’Артаньян перессорился с комендантом и инженерами, устал отбиваться от кляуз, отвечал на них запальчиво и бестолково. Он и говорил-то с неистребимым гасконским акцентом, на письме же выходило сплошное «черт побери!». Словом, он вздохнул с облегчением, когда ему нашлась замена и он смог вернуться к своим мушкетерам.

Лучший способ восстановить душевное равновесие для старого солдата – снова понюхать пороху. Так оно и вышло. В 1773 году король во главе войска отправился осаждать голландскую крепость. Штурмовым отрядом, куда входили и королевские мушкетеры, командовал генерал-майор от инфантерии де Монброн. 25 июля мушкетеры выполнили поставленную перед ними задачу – захватили равелин противника. Но Монброну этого показалось мало. Он хотел соорудить дополнительные укрепления, чтобы противник не отбил равелин обратно. Д’Артаньян возражал: «Если сейчас послать людей, то их увидит неприятель. Вы рискуете тем, что множество народу погибнет ни за что». Монброн был старшим по званию, он отдал приказ, и редут был возведен. Но тут же разгорелся бой за равелин. Уставшие французы были опрокинуты и начали отступать. Увидев это, д’Артаньян не стал дожидаться чьего-либо приказа, собрал несколько десятков мушкетеров и гренадеров и бросился на подмогу. Через несколько минут равелин был взят. Но много атакующих полегло. Убитые мушкетеры продолжали сжимать погнутые шпаги, залитые кровью по рукоять. Среди них нашли д’Артаньяна с простреленной головой. Мушкетеры под шквальным огнем вынесли своего капитана из-под обстрела. Вся рота скорбела. Один офицер написал: «Если бы от горя умирали, я был бы уже мертв». Людовик XIV очень горевал о гибели д’Артаньяна. Он велел отслужить по нему заупокойную службу в своей походной часовне и никого не пригласил на нее, молился в скорбном одиночестве. Впоследствии король так вспоминал капитана мушкетеров: «Это был единственный человек, который сумел заставить людей любить себя, не делая для них ничего, что обязывало бы их к этому». Д’Артаньяна похоронили на поле боя, у Маастрихта. Из уст в уста передавались чьи-то слова, произнесенные над его могилой: «Д’Артаньян и слава почили вместе».

Если бы д’Артаньян жил в средневековье, его называли бы «рыцарем без страха и упрека». Возможно, он стал бы героем эпоса, вроде английского Ланселота или французского Роланда. Но он жил в «эпоху Гуттенберга» – печатного станка и зарождающейся профессиональной литературы и поэтому был обречен стать героем романа. Первым это попытался сделать Гасьен Куртиль де Сандр. Этот дворянин начинал военную службу незадолго до гибели д’Артаньяна. Но вскоре был заключен мир, армия распущена, и Куртиль остался без службы и средств к существованию. От нужды или по душевной склонности он сделался литератором. Писал политические памфлеты, недостоверные исторические и биографические книги со скандальным привкусом. В конце концов за какие-то резкие публикации Куртиля арестовали и посадили в Бастилию на целых шесть лет. Комендантом Бастилии все еще оставался старый Бемо, друг д’Артаньяна. Куртиль ненавидел своего главного тюремщика, впоследствии писал о нем довольно зло.

Неудивительно, что с его подачи и Александр Дюма изобразил коменданта Бастилии в истории с «железной маской» глупым и трусливым. В 1699 году Куртиль вышел на свободу, а в следующем году вышла его книга «Мемуары мессира д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты мушкетеров короля, содержащие множество вещей личных и секретных, произошедших при правлении Людовика Великого». Историчности в этих придуманных «Мемуарах» содержалось немного, а герой представал перед читателем не воином, а исключительно тайным агентом. Интриги, дуэли, измены, похищения, побеги с переодеванием в женское платье и, конечно, любовные похождения – все это было изложено довольно тяжеловесным слогом. Тем не менее книга имела успех. Затем Куртиль еще раз надолго оказался в тюрьме и умер в 1712 году, через несколько месяцев после освобождения. «Мемуары д’Артаньяна» ненадолго пережили автора и были забыты более чем на столетие. Пока книгу не обнаружил Александр Дюма. В предисловии к «Трем мушкетерам» Дюма писал: «Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке… я случайно напал на «Воспоминания г-на д’Артаньяна»...» Но далее он переходит на множественное число: «С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен…» Это не ошибка Дюма, а невольная оговорка. За ней скрывался соавтор Дюма – Огюст Маке, историк-самоучка и посредственный литератор, который поставлял патрону сюжеты, сценарии и черновые тексты некоторых романов и пьес. Среди соавторов Дюма (только установленных имен насчитывается около дюжины) Маке был самым способным. Кроме «Трех мушкетеров», он участвовал в создании других шедевров Дюма, среди которых «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон», «Королева Марго» и «Граф Монте-Кристо».

Именно Маке принес Дюма рыхлое и скучное сочинение о д’Артаньяне и рассказал про старинную книгу Куртиля де Сандра. Дюма загорелся этой темой и захотел сам прочитать «Мемуары д’Артаньяна». В библиотечном формуляре есть отметка о выдаче ему этой ценнейшей книги, но нет отметки о ее возвращении. Классик ее попросту «заиграл». История «Трех мушкетеров» – сама по себе роман. В 1858 году, через 14 лет после первой публикации романа, Маке подал на Дюма в суд, утверждая, что он является автором, а не соавтором «Трех мушкетеров». Поступок трудно объяснимый, потому что между Дюма и Маке был заключен договор, автор неплохо платил соавтору, Дюма даже разрешил Маке выпустить под собственным именем инсценировку «Трех мушкетеров». Судебный процесс наделал много шуму, всплыли и более ранние обвинения Дюма в эксплуатации «литературных негров». (Кстати, это выражение возникло именно применительно к соавторам Дюма, потому что он и сам был внуком рабыни-негритянки.)

Наконец, Маке представил в суд свою версию главы «Казнь», но это «доказательство» стало для него роковым. Судьи убедились, что текст Маке не идет ни в какое сравнение с блестящей прозой Дюма.
Сергей МАКЕЕВ