Как относился к науке Наполеон I
Сегодня идет много споров об отношении к науке и об управлении ею в нашей стране. Поэтому хочу предложить вниманию читателей и пользователей интернета статью нашего замечательного ученого-кораблестроителя, академика Алексея Николаевича Крылова. Думаю, что нашим властям надо чаще читать интереснейшую и поучительную книгу его воспоминаний, выпущенную ленинградским издательством «Судостроение» в 1984 году под редакцией А.П. Капицы, в которую входит и эта статья:
«Наполеон I в его отношении к науке
5 мая 1821 года на острове Святой Елены скончался один из величайших гениев, когда-либо бывших.
Разбирать злой или добрый гений — это дело историков и политиков. Они сопоставляют дела и их последствия, но эти дела и эти последствия скоропреходящи. То, что сохраняется веками, это запечатленные пером, резцом или кистью слова и мысли, как непосредственные проявления ума, постигшего вечные истины или олицетворившего недостижимые идеалы.
Давно исчезли с лица земли древние римляне и греки, следов не осталось от стен сиракузских, законы же Архимеда и его сфера и цилиндр запечатлены неизгладимо, не на той мраморной колонне, которую через сто лет после его смерти свалившеюся в бурьяне нашел Цицерон, а в его бессмертных творениях.
Сто лет не прошло, как «за жизненные интересы народов» на полях Ватерлоо англичане в союзе с немцами сражались с французами, а в 1914 г. те же англичане в союзе с французами на тех же полях бились с немцами.
Наполеон, прошедший в юности хорошую школу, всю свою жизнь ценил науку, а так как он ломал и устанавливал вновь государственный строй в половине Европы, то мне казалось не лишним припомнить некоторые подлинные его слова, относящиеся к науке и ее деятелям. Источником для этого я взял тридцать томов «Correspondance de Napoléon 1-er publiée per orde de l'Empereur Napoléon III». Здесь в хронологическом порядке без всяких комментариев приведены все письма, приказы, декреты, резолюции и пр., написанные или продиктованные Наполеоном лично или же им подписанные и написанные от его имени.
Само собою разумеется, что в этой корреспонденции наилучшим образом сохранились взгляды ее автора в соответствии со столь изменчивыми временем и обстановкой.
Кому известен первый приказ, когда он принял в конце марта 1796 г. командование над итальянской армией, приказ, начинающийся словами: «Солдаты, вы голы, вас плохо кормят, правительство много вам должно, оно ничего не может вам дать»… «я вас поведу в самые плодородные долины мира, богатые провинции, большие города будут в вашей власти, вы там найдете честь, славу, богатство». «Солдаты итальянской армии, неужели у вас не хватит храбрости или выдержки?» Ясно, что голодные и голые солдаты с полуслова поняли этот приказ, и самому же Бонапарту пришлось чуть не каждый месяц отдавать приказы о прекращении грабежа завоеванных областей и мирных их жителей, при этом он неоднократно напоминает о необходимости сохранять предметы науки и искусства. Он заставляет их собирать, и, наконец, 18 мая 1796 г. он отправляет в Париж при подробной ведомости «предметы наук и искусств», большею частью картины великих мастеров, посылая вместе с тем и «по меньшей мере на два миллиона драгоценностей и серебра в слитках, происходящих от разных контрибуций».
19 мая 1796 г. он отдает следующее распоряжение: «Милан 20 флореаля IV г. (19 мая 1796 г.). Главнокомандующий итальянской армией и комиссар Директории при ней, принимая в соображение важность надежного обеспечения сохранности предметов науки и искусств, которые окажутся в завоеванных городах, предписывают: 1) при армии будет находиться агент, который должен изымать и препровождать на территорию республики предметы искусств, наук и пр., которые окажутся в завоеванных городах, причем выбор и число этих предметов предоставляется главнокомандующему или комиссару».
Затем следуют пункты, определяющие обязанности агента и возлагающие на него ответственность за целость предметов, ему порученных или переданных.
5 прериаля IV г. (24 мая 1796 г.) он пишет следующее письмо: «Гражданину Ориани, астроному. Науки, которые доставляют честь человеческому уму, искусства, которые украшают жизнь и передают потомству великие деяния, должны быть особенно чтимы свободными правительствами.
Все гениальные люди, все, кто занял почетное место на поприще науки, суть французы, какова бы ни была та страна, где они родились.
В Милане ученые не пользовались тем уважением, которое им принадлежит. Уединенные в глубине своих лабораторий, они почитали себя счастливыми, если короли и папы благоволили не причинять им зла.
Не то теперь, мысль стала свободной — в Италии нет более ни инквизиции, ни нетерпимости, ни деспотов.
Я приглашаю ученых объединиться и представить мне свои соображения о мерах, которые надо принять, или о нуждах, которые они испытывают, чтобы придать наукам и искусствам новую жизнь и новое существование.
Все те, кто пожелает отправиться во Францию, будут приняты правительством с отличием. Французский народ придает большую цену приобретению ученого математика, известного живописца, всякого выдающегося человека, в какой бы области он ни работал, нежели богатого и многолюдного города.
Будьте, гражданин, выразителем этих чувств перед выдающимися учеными, находящимися в Милане. Бонапарт».
Надо помнить, что во время итальянского похода, тогда еще генерал, Бонапарт был выразителем истинно республиканских учений.
В тот же день он отдал следующий приказ: «Муниципалитетам Милана и Павии. Я желаю, господа, чтобы университет в Павии, знаменитый во многих отношениях, возобновил свои занятия. Объявите поэтому ученым профессорам и многочисленным студентам этого университета, что я приглашаю их немедленно прибыть в Павию и представить мне те мероприятия, которые они считают полезными, чтобы способствовать восстановлению еще более блестящего существования знаменитого университета в Павии».
Обратим внимание, что в этом приказе он призывает к выражению соображений о мерах и нуждах не только профессоров, но и студентов. Заметим здесь же, что приказом от 24 прериаля, т. е. через две недели после этого письма, он передал муниципалитет Павии военному суду за соучастие в вооруженном восстании в этом городе. По приговору суда весь муниципалитет был расстрелян.
2 мессидора IV г. (21 июня 1796 г.) в донесении Директории он, между прочим, пишет: «Двадцать картин, которые нам должна была доставить Парма, отправлены. Знаменитая картина «Св. Иероним» настолько ценится в этой стране, что за нее предлагали выкуп в миллион.
Картины из Модены также отправлены. Гражданин Бертелеми занят теперь отбором картин в Болонье, он рассчитывает выбрать около полсотни и среди них Св. Цецилию, про которую говорят, что она представляет величайшее из произведений Рафаэля.
Монж, Бертоле и Туен (натуралисты) находятся в Павии и заняты обогащением нашего Ботанического сада и Зоологического кабинета. Я думаю, что они не забудут полной коллекции змей, которая мне показалась достойной сделать путешествие в Париж. Я рассчитываю, что послезавтра они будут в Болонье, где им предстоит также богатая жатва.
Я виделся в Милане с знаменитым Ориани. В первый раз, когда он пришел ко мне, он был смущен и сперва не мог отвечать на мои вопросы. Наконец, избавившись от своего изумления, он сказал: «Простите, я в первый раз вхожу в эти роскошные палаты, мои глаза не привыкли»… Он не подозревал, что этими немногими словами он наводил горькую критику на правление великого герцога. Я поспешил приказать уплатить следуемое ему жалованье и доставить ему необходимые поощрения».
Тот упрек, который Бонапарт делает герцогу, он сам, став императором, сумел избежать. Монж, Лаплас, Лагранж, Фурье, Вольта и пр. бывали не только на его официальных общих приемах, но и как частные его гости.
В донесении IV мессидора он пишет Директории: «Комиссары-художники, вами присланные, ведут себя очень хорошо и весьма прилежны в своем деле. Ими взято картин: 15 в Парме, 20 в Модене, 25 в Милане, 40 в Болонье, 10 в Ферраре. Итого 110.
Эти ученые, кроме того, собрали обильную жатву в Павии.
Меня весьма озабочивает то, что нам должен доставить Рим. Статуи можно перевозить лишь морем, и было бы неблагоразумно на него положиться; поэтому надо их упаковать и оставить в Риме, но и это решение не без недостатков; было бы хорошо, если бы вы мне дали ваши приказания на этот счет».
4 брюмера V г. (25 октября 1796 г.) Наполеон в донесении Директории пишет: «Было с нашей стороны неблагодарностью не доставлять им (ученым) все, что им необходимо, так как они служат Республике с таким же рвением, как и успехом; и я прошу вас верить, что с своей стороны я ценю более, нежели кто другой, действительные услуги, оказываемые государству наукою и искусством».
15 фримера V г. (5 декабря 1796 г.) он пишет астроному Лаланду, директору Парижской обсерватории: «Я получил, гражданин, ваше письмо от 28 октября и поторопился передать миланскому астроному то, которое к моему было приложено. Всякий раз, когда я могу быть полезен науке и людям, ею занимающимся с таким успехом, я следую своей склонности и чувствую, что этим приношу себе честь.
Из всех наук астрономия есть та, которая была наиболее полезна разуму и торговле; вместе с тем она наиболее нуждается в дальних сношениях и в существовании научного общения.
Счастливое общение, где люди, подобно тому как и в других, хотя и находятся во власти страстей и зависти, но где слава предоставляется заслуге и гению, которые и получают ее безраздельно.
Разделять ночь между красивой женщиной и прекрасным небом, днем же сопоставлять свои наблюдения и вычисления представляется мне счастьем на земле. Приветствую вас. Бонапарт».
Лаланду в это время было 67 лет, Бонапарту 27, и к нему только что приехала Жозефина, с которой он перед самым отъездом в армию повенчался. Едва ли Лаланд, который оставил после себя столько наблюдений 50 000 звезд, что их обработка была закончена Парижской обсерваторией лишь ровно через сто лет после его смерти, уделял много ночей «красивым женщинам».
6 июня 1797 г. Наполеон запрашивает министра внутренних дел по поводу дошедших до нас слухов, что отправленная им редкая рукопись на папирусе историка Иосифа Флавия не дошла по назначению; он обращает внимание на научную важность этой рукописи и просит сообщить, получена ли она Национальной библиотекой.
Министр представлял объяснения. Оказалось, что рукопись была упакована в один ящик с печатными произведениями, что и дало повод к предположению о ее утрате.
10 июня 1797 г. он пишет Лаланду: «Как только я получил Ваше письмо, я приказал принять все необходимые меры, чтобы обеспечить за Веронским ученым обществом пользование его фондами и неприкосновенность его помещений. Если знаменитый астроном Каньоли или кто-либо из его коллег были обижены при печальных событиях, происшедших в этом городе, я прикажу возместить их убытки.
Я воспользуюсь всяким случаем, чтобы сделать все, что Вам может быть приятно, чтобы убедить Вас в высоком уважении, которое я к Вам питаю… Прежде чем кончить, я должен Вас поблагодарить, что Ваше письмо, может быть, доставит мне случай исправить одну из тягостей войны и оказать покровительство столь почтенным людям, как Веронские ученые».
Затем 6 июля было приказано выдать 4000 франков астроному Гарручио и 10 000 франков Веронскому ученому обществу в возмещение их убытков.
Забежим теперь несколько вперед. Старик Лаланд, в цветущие годы своей жизни заставший самый расцвет славы энциклопедистов и Вольтера, конечно, твердо верил, что астрономия призвана «светом разума устранять предрассудки». Принципы 1789 г. его в этом еще более укрепили, и, созерцая неизменность движения светил небесных, он упустил из виду изменчивость воззрений светил земных, чем и навлек на себя гнев императора.
Вот что в 1805 г., т. е. через восемь лет после столь любезных писем Лаланду, Бонапарт, ставший к этому времени императором, писал своему министру Шампиньи: «Шенбрунн. 13 декабря 1805 г. С чувством грусти узнал я, что один из членов Института, знаменитый своими познаниями, но впавший ныне в детство, не имеет мудрости пребывать в молчании, а заботится, чтобы о нем говорили то путем объявлений, недостойных его прежней репутации и того учреждения к которому он принадлежит, то явно проповедуя атеизм — учение, разрушающее всякий общественный строй и отнимающее у человека всякое утешение и всякую надежду.
Мое намерение состоит в том, чтобы Вы призвали к себе председателей и секретарей Института и поручили им оповестить это знаменитое учреждение, быть членом которого я считаю за честь, что г-ну Лаланду должно быть внушено от имени Института ничего более не печатать и не опорочивать в свои старые годы то, что в годы своей силы он делал, чтобы заслужить уважение ученых. Если эти товарищеские увещания окажутся недостаточными, я буду вынужден вспомнить, что первою моею обязанностью является препятствовать отравлению нравственности моего народа, ибо атеизм есть разрушение всякой нравственности, если не в отдельных лицах, то по крайней мере, в нациях».
Само собою разумеется, что увещание подействовало, за что 3 января 1806 г. Наполеон выразил министру свое удовольствие. Лаланду в это время было 74 года, и в апреле 1807 г. он умер.
Вернемся опять ко времени итальянского похода.
26 июня 1797 г. Наполеон пишет инспекторам Консерватории в Париже: «Я получил, граждане, ваше письмо от 16 мессидора с приложенным к нему докладом. В настоящее время во всех городах Италии заняты снятием копий и приведением в порядок всех музыкальных произведений, о которых вы спрашиваете.
Верьте, что я приму все меры к тому, чтобы ваши желания были исполнены и чтобы Консерватория обогатилась всем, чего ей недоставало.
Из всех искусств музыка оказывает наибольшее влияние на страсти, и законодатель должен ее наиболее поощрять. Пьеса нравственной музыки, мастерски исполненная, непременно трогает чувство и оказывает гораздо большее влияние, нежели хорошее сочинение по морали, которое убеждает разум, но не влияет на наши привычки».
Здесь необходимо пояснить, что многие монастыри и богатые церкви имели свои мессы и хоралы, ноты которых они хранили в тайне, чтобы не лишаться дохода от паломников, во множестве стекавшихся на те церковные торжества, когда эти мессы служились. Вот копии с этих-то нот Наполеон и приказал снять и отправить в Париж, конечно, не брезгуя и подлинниками.
6 августа 1797 г., узнав, что венецианское правительство прекратило уплату пенсии скульптору Канова, он приказывает ее возобновить.
Монж, бывший главным комиссаром по выбору предметов науки и искусства, ввиду массы сокровищ в Риме требует усиления своей комиссии, и по его представлению ему в помощь назначаются три живописца, скульптор, музыкант, секретарь и агент.
Наполеон хвалил их «работу», которая сказалась в том, что к Толентинскому договору приложена занимающая семь страниц мельчайшего петита в два столбца ведомость художественных и научных предметов, подлежащих отправлению во Францию.
Конфискуя, реквизируя, накладывая контрибуции на папу римского, герцогов, подест, дожей и пр., обирая их дворцы и хранилища, он в то же самое время приказывает купить за 4000 франков инструменты астронома Каньоли и выдать 10 000 франков в пособие веронскому ученому обществу и оказать всемерное содействие к перемещению его в Милан для более успешной деятельности, мотивируя свое распоряжение словами: «ибо труды общества заключают много для нас полезного в области точных наук».
Подобным же образом, став императором, в течение своих войн он «обогащал» музеи Франции за счет музеев Вены, Дрездена, Мюнхена, Берлина и пр. Но не пошло впрок награбленное: в начале октября 1815 г., по требованию союзников, занимавших тогда Париж, все взятое было вновь отправлено туда, откуда было взято, и памятью «пленения остались лишь штемпеля парижской Bibliotéque Nationale на обложках рукописей и штемпеля Лувра на изнанке картин.
Препровождая 18 октября 1797 г. мирный договор, заключенный с Австрией, он пишет Директории: «Граждане директоры, генерал Бертье и гражданин Монж доставят вам окончательный мирный договор, заключенный между императором и нами. Генерал Бертье, коего отличные способности, равняющиеся его храбрости и патриотизму, является одним из столпов Республики и одним из самых ревностных защитников свободы. Нет ни одной победы итальянской армии, которой он бы не способствовал. Я не опасаюсь, что дружба делает меня пристрастным, когда упоминаю здесь про оказанные этим храбрым генералом услуги отечеству — история примет на себя эту заботу, мнение же всей армии послужит свидетельством для истории.
Гражданин Монж один из членов комиссии наук и искусств знаменит своими познаниями и своим патриотизмом. Он заставил своим поведением в Италии уважать французов; он занимает видное место среди моих друзей.
Наука, которая открыла нам столько тайн и уничтожила столько предрассудков, призвана, чтобы оказать нам еще большие услуги; новые истины, новые открытия обнаружат нам тайны, еще более существенные для блага человечества, но необходимо, чтобы мы любили ученых и чтобы мы покровительствовали науке.
Примите, прошу вас, с равным отличием выдающегося генерала и ученого физика. Оба прославляют отечество и делают знаменитым имя француза. Я не могу вам препроводить мирный договор с двумя более выдающимися людьми, хотя и в двух различных областях».
Через 17 лет Бертье, тогда герцог Невшательский, не последовал за Наполеоном, вновь на «сто дней» воцарившимся во Франции, и был зверски убит бандою оставшихся неизвестными «брави». Многие историки подозревают в этом корсиканскую вендетту.
26 декабря 1797 г. Наполеон пишет президенту Института (Академии наук): «Избрание меня выдающимися людьми, составляющими Институт, оказывает мне честь. Я хорошо чувствую, что ранее чем стать с ними равным, я долгое время буду их учеником. Если бы был более разительный способ показать им мое уважение, я бы им воспользовался.
Истинные завоевания, единственные, которые не оставляют сожалений, суть те, которые делаются за счет неведения. Наиболее почетное занятие, как и наиболее полезное для наций, это способствовать распространению человеческих идей. Истинная мощь Французской Республики должна с этих пор состоять в том, чтобы не было ни одной новой идеи, которая бы ей не принадлежала».
С этих пор, покуда он не стал императором, во всех случаях к своему полному титулу он прибавлял слова: «Membre de l'Institut» (член Академии наук).
В 1798 г., составляя план и все распоряжения по экспедиции для завоевания Египта, он образует при армии научную комиссию в составе: астрономов — Данго и Дюка Лашапеля; математиков — Коста, Фурье, Монжа, Молларда; воздухоплавателя Конте; натуралистов — Туена, С. Иллера, Делиля; минералога Доломье; химика Бертоле; археолога Дюпюи. Поручает литератору С. составить ему походную библиотеку из отделов: точных наук, географии, истории, поэзии, романов, политики и морали.
Захватив по дороге в Египет о. Мальту, Наполен приказывает Монжу и Бертоле осмотреть хранилища ордена Иоаннитов и выяснить, что в них есть ценного, а затем поручает Бертоле переплавить все золото и серебро в слитки.
В Египте он поручает Монжу, Бертоле и начальнику инженеров оборудовать в Каире здание, в котором помещались бы французская и арабская типографии, химическая и физическая лаборатории, библиотека, зала для заседаний, и если окажется возможным, то и обсерватория.
Приказом от 22 августа 1798 г. Наполеон образует Академию, давая в этом приказе ее устав, сам становится во главе ее математического отдела.
23 августа лично открывает первое заседание этой академии и предлагает ей следующие вопросы или темы: 1. Употребляемые при армии хлебопекарные печи могут ли быть улучшены в смысле расхода топлива и каким образом.
2. Есть ли в Египте способы заменить чем-нибудь хмель при пивоварении.
3. Какие применяются способы для очистки и освежения нильской воды.
4. При имеющем место положении дел в Каире, что выгоднее — построить ветряную или водяную мельницу.
5. Находятся ли в Египте средства для выделки пороха и какие именно.
6. Какое состояние в Египте юриспруденции порядка гражданского и уголовного судопроизводства и народного образования. Какие здесь возможны улучшения и какие желательны для блага народа».
Для решения этих вопросов образуются отдельные академические комиссии.
В Каире он образует для местного управления собрание из почетных граждан — «диван» и назначает Монжа и Бертоле комиссарами — руководителями его, торопит академика Конте с устройством мастерских и мельниц, привлекает Монжа и Бертоле к составлению проекта больницы для бедных на 400 коек. Когда араб, смотритель при водомерном столбе, служившем с незапамятных времен для отметки стояния воды в Ниле, жалуется на порчу ограды солдатами, он приказывает начальнику инженеров генералу Кафарелли: «Обратить на этот предмет самое серьезное внимание и донести, что сделано».
Вернувшись 15 октября 1799 г. в Париж, он уже 1 октября пишет Лапласу: «Я получил с благодарностью экземпляр вашего превосходного труда, который вы мне послали (первый том «Небесной механики»). Первые шесть месяцев, которые я буду иметь в своем распоряжении, я употреблю на прочтение его. Если вам не предстоит ничего лучшего, будьте любезны зайти завтра ко мне отобедать. Почтительный привет г-же Лаплас».
Через несколько дней Наполеон, будучи уже первым консулом, назначает Лапласа министром внутренних дел и 15 ноября 1799 г. возлагает на него следующее поручение: «Консулы Республики поручают мне, гражданин министр, предложить Вам заняться изысканием способов образовать группу комедиантов для Египта. Было бы хорошо, чтобы она заключала и несколько танцовщиц. Морской министр предоставит вам средства перевозки».
С каким успехом исполнил Лаплас это поручение, из дальнейшей переписки не видно, но можно думать, что с неменьшим, как если бы оно было возложено на наших знаменитейших сочленов Александра Михайловича Ляпунова или Андрея Андреевича Маркова, работы коих столь тесно примыкают к творениям Лапласа.
Насколько помню, труппа «комедиантов и танцовщиц» не попала в Египет, так как корвет или транспорт, на котором она была отправлена, был захвачен эскадрою адмирала Сидней Смита, но подбор труппы, особенно танцовщиц, заслужил, судя по запискам адмирала, одобрение английских моряков.
Затем Лапласу поручается составить расписание дней национальных праздников, но вскоре Наполеон его уволил, так как Лаплас в свое управление слишком много вносил «бесконечно малых», как сказано в «Записках» Лаказа, писанных со слов Наполеона на Св. Елене.
В 1801 г. он приказывает написать благодарственные письма застрявшим в Египте, вследствие тесной блокады английским флотом, членам ученой комиссии Конте, Фурье и Шампи и выдать в утешение их женам по 3000 франков не в зачет, выдать Фултону 10 000 франков на опыты с подводной лодкой «Наутилус», выдать Вольте, находившемуся в бедственном положении, 6000 франков.
Посетив «пританей» (учебно-воспитательное заведение) Ст. Сира в Париже, Наполеон 14 мая 1801 г. обращает внимание министра Шапталя на найденные им беспорядки в администрации и устройстве этого учебного заведения, на отсутствие библиотеки и пр. и предписывает разработать ряд мер к общему улучшению учебных заведений. Представленный проект он не одобряет. 11 июня испещряет его целым рядом замечаний и подробных указаний для его переработки.
19 мая он благодарит Карно за поднесенный ему экземпляр «Геометрии положения» и добавляет: «Я прочту Вашу книгу с тем интересом, который я питаю к математическим наукам и к Вам лично», но до самых последних месяцев своего правления, когда, после бегства с о. Эльбы, он назначил Карно — «организатора победы» революционных армий — комендантом Антверпена, он оставляет его не у дел.
8 мая 1802 г. он издает декрет, которым поручает Институту сделать обозрение успехов науки и искусств за время с 1789 г. и повторять таковое каждое пятилетие, причем этот обзор должен быть представляем консулам Республики в торжественном заседании Государственного совета депутацией из трех членов Института.
Вместе с обзором Институт должен представлять и свои воззрения о новых открытиях и их пользе, о мерах поощрения, способствующих развитию наук, и об улучшении методов преподавания в общественных школах.
15 июня 1802 г. Наполеон устанавливает при Институте ежегодную премию в виде золотой медали ценою в 3000 франков за наилучший опыт по гальванизму и поощрение в 6000 франков тому, кто своими открытиями, подобно Вольте и Франклину, продвинет вперед науку об электричестве и магнетизме, предугадывая великое значение этой, тогда едва только подмеченной величайшей силы природы; он заканчивает свое письмо министру Шапталю пророческими словами: «Моя цель состоит в поощрении, в привлечении внимания физиков на этот отдел физики, представляющий, как мне чувствуется, путь к великим открытиям».
24 ноября 1802 г. он просит Лапласа составить «самую краткую и самую ясную записку» о том, что сделано при Бюро мер и весов относительно монеты, а также сообщить вполне определенно, что делал Ньютон, когда, будучи начальником Монетного двора, он быстро восстановил и упорядочил монетное обращение в Англии за сто лет перед тем.
Как справился Лаплас со второй частью этого поручения, неизвестно, так как о Ньютоне знал лишь, что в течение первого же года своего управления он, не прибавив ни одного нового станка, увеличил выпуск монеты в восемь раз против того, что считалось крайними пределами его предшественниками.
Вероятно, Лапласу было легче решать труднейшие вопросы небесной механики, нежели проникнуть в тайники архивов английского парламента, где хранятся, кажется еще до сих пор, неопубликованные отчеты Ньютона.
3-му тому своей «Небесной механики» Лаплас предпослал следующее посвящение: «Бонапарту, члену Института. Гражданин первый консул! Вы мне разрешили посвятить Вам этот труд. Мне приятно и для меня лестно поднести его герою: умиротворителю Европы, которому Франция обязана своим благоденствием, своим величием и наиболее блестящей эпохой своей славы; ученому покровителю науки, который, будучи ими образован, видит в изучении источник самого благородного наслаждения и в их успехе усматривает усовершенствование всех искусств полезных в общественном строе.
Пусть этот труд, посвященный самой высшей из естественных наук, послужит прочным памятником благодарности, внушаемой Вашим приемом и благодеяниями правительства деятелям науки. Из всех истин, в нем заключающихся, выражение этого чувства будет для меня самою драгоценною.
Привет и уважение Лаплас».
26 ноября 1802 г. Бонапарт в ответ на это посвящение писал Лапласу: «Гражданин Лаплас, сенатор! Все, что я прочел в Вашем труде, показалось мне столь совершенно ясным, что я с нетерпением жду возможности посвятить несколько недель на его прочтение.
Я чувствую сожаление, что не могу посвятить на этот труд столько времени и столько внимания, как он заслуживает. Для меня этим представляется новый повод огорчения, что сила обстоятельств направила меня на другую карьеру, где я нахожусь столь далеко от науки. Благодарю Вас за Ваше посвящение, которое я принимаю с большим удовольствием, и я желаю, чтобы будущие поколения, читая Вашу «Небесную механику», не забывали об уважении и дружбе, которые я испытываю к ее автору».
Предвычислять движения светил небесных Лаплас умел безошибочно, но предвычислить, что только что заключенный Амьенский мир продлится едва несколько месяцев и что «герой — умиротворитель Европы» начнет эпоху нескончаемых войн, ему не удалось.
8 февраля 1803 г. Бонапарт в следующих выражениях поручает члену Института, знаменитому минералогу аббату Гайу, составить элементарный учебник математики для национальных лицеев: «Доверие, которое я имею к Вашему высокому таланту, заставляет меня выразить пожелание, чтобы Вы приняли на себя труд составления элементарного учебника для класса математики национальных лицеев.
Вы заняты важными работами, но я жду от этого труда наибольшую пользу, на которую можно рассчитывать — это распространение ясности в столь важной области человеческих знаний. Я желаю, чтобы Вы всецело занялись этим делом и закончили его к началу будущего года.
Я ожидаю от Вас этого доказательства Вашей преданности и Вашего рвения».
Замечательно, что такое поручение он возлагает не на присяжного математика, как Лагранж, Лаплас, Фурье, Монж, Прони и пр., а на аббата-минералога, сумевшего внести ясность в теорию строения кристаллов, можно сказать, создав ее заново. Ясность же в изложении математики Наполеон ставил в первую голову.
Став императором, Наполеон ассигнует новые средства на расширение политехнической школы и 16 февраля 1805 г. посылает министру Шампиньи руководящую записку о преподавании в лицеях, организации преподавательского состава и привлечении в него наиболее способных людей, обеспечивая их служебное положение и давая им возможность выходить до занятия наиболее почетных должностей и наиболее почетного положения в государстве.
Последующие правительства не посмели ломать установлений признанного гения. Вот почему мы и видим, наряду с сенаторами графом Лагранжем, маркизом Лапласом, баронов Фурье и Коши и пэров Франции Пуансо и Пуассона.
6 июня 1805 г. он благодарит письмом Лапласа за IV том «Небесной механики», но на этот раз уже не обещает его прочесть.
В апреле 1806 г. он пишет маленькую записочку министру Шампиньи: «Когда будет закончен перевод географии Страбона?» Наверное можно сказать, что после этого перевод пошел быстро.
Даже находясь в Берлине во время войны с Россией, Наполеон 21 ноября 1806 г. выражает министру Шампиньи свое неудовольствие по поводу каких-то плохих стихов, пропетых в опере, указывая, что в опере не место импровизациям — на это есть водевиль: «Литература составляет предмет Вашего ведения, я полагаю, что Вам следует на нее обращать внимание, так как, по правде сказать, то, что пелось в опере, слишком позорно». Затем 16 января 1807 г. из Варшавы он приказывает ему выразить благодарность и вручить подарок автору хороших стихов в опере «Иосиф» и об исполнении донести.
1 мая 1807 г. он пишет Бертоле: «Я узнал, что Вы ищете, где бы занять 100–150 000 франков. Я приказал своему казначею предоставить эту сумму в Ваше распоряжение, будучи всегда рад воспользоваться случаем, чтобы дать Вам доказательство моего к Вам уважения и быть Вам полезным. Наполеон».
4 июня он приказывает министру Шампиньи назначить премию в 12 000 франков медику — автору наилучшего сочинения о болезни «круп» и способе его лечения. Перед этим только что умер от крупа его племянник, сын Гортензии, старший брат будущего Наполеона III, тогда еще не родившегося. Когда же министр затруднился выдать (вероятно, как везде и всегда, по отсутствию на сей предмет сметного ассигнования) премию в 6000 франков за открытия по гальванизму, он ему приказывает немедленно уплатить, обещая «уладить дело впоследствии».
Я не буду приводить дальнейших выписок, тем более что они относятся к тому времени, когда Наполеон, уже будучи императором, заботится не столько об истинном благе народа и государстве, сколько об укреплении своего деспотизма и своей династии.
Приведенные выдержки говорят сами за себя, и ни в каких комментариях не нуждаются».
Крылов А.Н. Мои воспоминания. Л.: Судостроение, 1984, с.438-450.
Александр Рашковский, краевед, 2 октября 2013 года.