Сделавши дело, отчалили мавры,
Вексель погашен и выписан чек.
Вырастет из небольшого кадавра
Суперкадавр – а не сверхчеловек…
«Любим бить людей… и бить баклуши»
А начиналось все так хорошо и мило…
Маленький кадаврик, прикидываясь телятей, ласковым и пушистым, запросился в ручки. Империя зла распалась, и люмпен-интеллигенция, впоследствии голосившая всеми четырьмя конечностями за нечленораздельное «Яблоко», вырвала из рук Гайдара мандат на продолжение экономических реформ, в две недели накормивших страну до отвала. Беда пришла откуда не ждали: вдруг обнаружилась странная вещь - товар, запрудивший прилавки, оказался отнюдь не бесплатным (как в грезилось им в четвертом сне Веры Павловны), и служителям муз доходчиво объяснили, что теперь придется не «получать», а зарабатывать – и не на рынке идеологических мифотворческих услуг, а на самом что ни на есть настоящем, священном, с невидимой, но жесткой рукой. Умели ли делать это советские люмпен-интеллигенты? Увы, ни разу. За 70 лет «протягивания лапы за кислым исполкомовским рублём» и обслуживания притязательной до интима Софьи Власьевны оказались растеряны даже те немногие навыки, коими обладали дореволюционные мастера культуры. Что ни говори, университеты там были неплохие: в юности Горький, Куприн, Зощенко, Грин зарабатывали на жизнь не только пером и проповедями, но и гораздо более прозаическими вещами. Помните ироничное – «графа Монте-Кристо из меня не получилось, придётся переквалифицироваться в управдомы»?
После 91-го творческое культсо (здесь и далее – «культурное сообщество»), обнаружив, что рот продолжает автоматически и регулярно открываться, а за написанную польку или повестушку более не получить ни путевки в здравницу, ни гаражного кооператива, ни лишнего окорока в буфете, лихорадочно заметалось в поисках того, к кому бы обратить свою хроническую молитву «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Но здесь произошла пренеприятная вещь: со временем оказалось, что конвертировать в кэш им до обидного нечего. Идеологическая шелуха опала и исподволь расточилась, яко дым, а моральным авторитетом и профессионализмом эти дельцы никогда не обладали, и кроме сочувственного вздоха уже ни у кого ничего не вызывали. Тогда и был извлечен из нафталинного советского сундука последний ресурс – полукриминальная гопническая метода корпоративного фандрейзинга под названием «а хошь дерьмом оболью?» (в другом варианте – «хошь кровяным шприцом ширну?»). Покойный Юрий Алексеевич, конечно, не был философом на троне, но и разогнать чумную стаю не решился – возможно, в надежде на то, что, подкармливая дурака отрубями, можно превратить его со временем в мудреца. А может быть, попросту из гигиенических соображений, памятуя об известной народной рекомендации, гласящей, что лучше воздержаться от контактов с определенными органическими веществами.
Со временем эти креатуры стали здорово напоминать нищих Брехта, о милостыни уже не молящих, но требующих ее с кастетом в руке. Эта традиция продуктивного «творческого» шантажа властей предержащих укоренилась и благополучно пережила и сердобольного губернатора, и его преемника, и дожила доднесь, принеся «деятелям от культуры» немалые дивиденды.
Интрига как экзистенция
В Большом театре мне рассказывали, что там все статисты, чтобы создать шум на сцене, говорят фразу: "О чем говорить, когда говорить не о чем". И культсо заговорило. Сначала робко, как бы попискивая из предбанника, затем все увереннее. И глас этот стал обретать черты твердости по мере того как «деятели» в своих притязаниях становились все более похожими на старуху из пушкинской сказки. «Не хочу быть черной крестьянкой!» - и летит министерская голова национального кадра из гимназии искусств. «Не хочу быть столбовой дворянкой!» - и бывший оперный певец, похожий на гоголевского персонажа, разом вышибается из кресла. «Хочу быть вольною царицей!» - и уже опытный аппаратчик «из бывших» уходит на покой, досадливо разводя руками. Не угодил и он…
Мало-помалу интрига из технического способа решения утилитарных проблем стала для культсо особым видом энергии и особым модусом творческого бытия, если не сказать источником экзистенциального самостояния – как для Сизифа понимание обреченности своей миссии.
Сегодня минотавр проголодался, и ему нужна очередная жертва. Ведь так хочется поймать свою золотую рыбку в мутной воде бесконечной кадровой минкультовской чехарды! Однако рыбка упорно не желает ловиться – министры уходят, а культсо по-прежнему остается у разбитого корыта и без новой избы, но зато с всевозрастающими аппетитами и запросами.
От литании - к доносу
На днях, по-видимому, старт гону очередного министра был дан, и объемной статьей от бремени раздражения разродился Михаил Львович Герцман – блогер и по совместительству ум, честь и совесть республиканского культурного сообщества. Статья явно не проходная, концептуальная, замышленная, вероятно, в качестве этакого залпа крупного калибра. Это и не удивительно: ведь Михаил Львович - выдающийся коми-композитор и вообще великий во всех отношениях человек, прославившийся стародавней дружбой с эксцентричной и талантливой Людмилой Исакович и ее супругом, автобиографическим романом «Тупица», а также мюзиклом «Кошкин дом» и балетом «Три поросенка». Да, было еще душераздирующее эссе десятилетней давности, написанное композитором в пароксизме ярости благородной – после того, как США отказали последнему во въездной визе. Выдающийся представитель коми интеллигенции назвал тогда Джорджа Буша-младшего дауном (черт знает, может и впрямь именно недальновидный Буш наложил вето на визу коми Гершвина). Кому ж, как не этому гиганту мысли позволить выступать рупором рассерженной «культурной общественности»?
Итак, начинает Михаил Львович с весьма пессимистичного и глобального тезиса: «Нашу культуру вязкой паутиной охватила стагнация. Главная причина - сегодня в Министерстве культуры РК отсутствует стратегия развития отрасли». Отчего же у нас нету в наличии этой волшебной палочки, способной в мановение ока разрешить все творческие проблемы региона? Г-н Герцман в этом вопросе по-пастернаковски доходит до самой сути – весь ужас, оказывается, в том, что «профильное республиканское ведомство возглавили, в лучшем случае, дилетанты». Далее композитор делает почти что открытие: «Ничто так не вдохновляет служителей муз, как ощущение перспективы. Писатель мечтает напечататься, драматург – увидеть свою пьесу на сцене, художник – выставиться, композитор – прозвучать. Неспособность Министерства объединить культурное пространство республики хоть какой-то внятной идеей порождает потухшие глаза, опущенные руки и раздражение». Вот это бетиз! Оказывается, это безыдейные враги-дилетанты из министерства сожгли родную хату, отнимают последнее перо у писателя, партитуру у композитора и мольберт у художника! Вот кто повинен в том, что глаза потухли, руки опущены, а «деятели от культуры» хронически раздражены!
В том, что на Михаила Львовича более не желают нисходить капризные музы, виноват, конечно, дилетант Рудольф, но что-то подсказывает мне, что это далеко не просто безобидное брюзжание не очень хорошего танцора. В связи с этим мне вспомнился диалог в позднесоветской очереди, подслушанный и записанный Наумом Коржавиным:
- Попова повесить надо!
- Зачем?
- Чтоб мясо было.
- А разве из-за этого появится мясо?
- Появится.
- А раз так, не подскажете ли Вы, кого надо повесить, чтобы появился сыр?
Культура в шопе
Поиск разрухи в клозетах - банальный трюизм, но именно этим два десятилетия занимается за государственный счет республиканское культсо, споро структурировавшее себя в многочисленные и разномастные «творческие союзы», «дома творчества», «центры культуры» , которые так и не смогли стать ни ячейками гражданского общества региона, ни драйверами брендового продвижения Республики на федеральном уровне. Но зато удалось им другое - стать тромбами, закупорившими артерии трансляции и концептуализации национальной культуры (и вообще какой бы то ни было культуры), союзами «ничего не предпринимающих предпринимателей» от искусства, занимающихся производством только двух видов товаров – бесконечных литаний и ламентаций. Сегодня люди, привыкшие получать ассигнования из бюджета лишь за факт бытия, обвиняют министра культуры в невежестве и неэффективности, заявляя, что культура-де в кризисе. Да не в кризисе она, а в шопе (Григорий Тульчинский), и уже давно. Понимание этого – первый шаг к успеху на рынке услуг, о чем постоянно говорит не только Артур Рудольф, но и Владимир Мединский. Но уши культсо демонстративно заткнуты ватой, эффективными акторами на рынке услуг становиться ужасно не хочется, а хочется нападками на, быть может, лучшего и успешнейшего управленца за всю историю министерства, замаскировать свою «failed reputation». Прием стар как вселенная – бей своих, чтоб чужие боялись. Ведь это только против овец молодец, а против молодца – и сам овца.
Но где же выход? Нельзя же просто вот взять – и не бить, и тихой сапой не скручивать в три руки шею очередному не угодившему министру? Ведь тогда придется в образовавшейся тишине отвечать на подспудно накапливающиеся вполне резонные вопросы: где, к примеру, профит от вложенных в творческие союзы средств? Где плоды грантов, дотаций, госзаказов и госзаданий? Написана ли членами герцмановского союза хоть одна мазурка, способная заинтересовать хотя бы кировчан или вологодцев, не говоря о москвичах? Создан ли в недрах Союза писателей РК хоть один роман, вошедший хотя бы в лонг-лист, к примеру, Русского Букера (о лауреатстве уже промолчим). Блеснула ли сыктывкарская театральная труппа на столичных подмостках своей сакраментальной «Свадьбой с приданым»?
Пусть плох и «воинствующе невежественен» Рудольф (правда, я слышал о нем совсем иные отзывы от сонма самых разных людей - от Сергея Капицы и Михаила Швыдкова до Галины Вишневской и Эльдара Рязанова – но, возможно, они были льстецами, в отличие от бесстрастного рефери Герцмана). Но вот этот «неэффективный» менеджер привлекает беспрецедентное по объему федеральное инвестирование в фестивальные проекты Республики, а на выходе последние категорически не желают отличаться от тех, что проводились ранее на основе самофинансирования. И на этом фоне не прекращаются укоризны республиканского культсо в адрес министерства культуры, что, дескать, мало фестивалей проводится. Замечательно! Даешь прибавку к Усть-Цилемской горке в виде республиканского фестиваля джаза! Да что там джаза – коль Остапа понесло, так и фестиваль циркового искусства нам подавай! И плевать, что в Коми нет и никогда не было ни одного цирка или джаз-банда – главное поспеть за «легкостью мысли необыкновенной» - а там хоть не шей матушка красный сарафан.
Что скрывать - реноме Республики на федеральном уровне в последнее время, мягко говоря, оставляло желать лучшего (для того, чтобы почувствовать это, вовсе не нужно допрыгивать до аппарата Володина и Морозова): в любом столичном кабинете с «доступом к телу энной степени» говорилось (естественно, со множеством эвфемизмов и реверансов) примерно одно и то же: Коми - лениво дремлющая интеллектуальная периферия, с удручающим бэкграундом и сомнительной стратегией регионального брендинга. С приходом на министерский пост креативного управленца Артура Рудольфа о Коми заговорили в Москве – причем на самых разных уровнях: от Президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека до РОСНАНО. И не просто заговорили (разговорами сыт не будешь), но и подкрепили заинтересованность в Республике материальными денотатами. «И это тоже плохо!» - тут же не преминуло возопить культсо. Инициирован механизм много лет чаемого госзаказа – «Так он же неправильный!» А правильный – это такой, когда ты приходишь в арт-кафе, пьешь пиво и катаешь сигареты по столу, но пятого и двадцать пятого – умри, но дай мне достойную «получку».
Это та точка зрения, которую, как мне кажется, можно назвать точкой зрения свинства. Смотришь и глазам не веришь: как будто какая-то Каллипсо поиздевалась на умными, одаренными и немолодыми уже людьми. Поначалу мне казалось, что это суть зримое подтверждение правоты Ольги Михайловны Фрейденберг , писавшей о склоке как о методологической основе интеллигентской рефлексии. Но нет – ведь даже распоследняя склока имеет какой-то оттенок рациональности.
Поведение нашего культурного истеблишмента напоминает скорее корчи собирательной Парани из одноименного рассказа Владимира Тендрякова, описавшего атмосферу ужаса 30-х годов, когда судьба любого человека решалась движением перста юродивой сельчанки, нарекшей себя «невестой Сталина» («вижу сверженье-покушенье»). Но ведь юродство нынешнего культсо совсем иного характера. Юродивый непременно разделяет с теми, кого он критикует, систему ценностей и язык - правда, этот язык он использует нестандартно. Республиканское же культсо поступает принципиально иначе, юродствуя весьма отрефлектированно и обязательно с кистенём в длани – что лишь создает иллюзию хаотического тычка перстом.
Однако управляемый хаос, кем бы и с какой целью он ни управлялся, дело далеко небезопасное. Разжигание зарвавшейся левой интеллигенцией анархических, антигосударственных настроений, может послужить детонатором гуманитарной дестабилизации республики – что в выборный год едва ли уместно. Если бы начальником республики был я, мне бы скорее всего пришло в голову указать «деятелям от культуры» на их очень почетное место – инженеров человеческих душ – благо на сем плодотворном поле конь только копытцем и поскреб. Все-таки республика худо-бедно входит вслед за страной в век компетентности, когда тромбонист должен играть (желательно на тромбоне, а не на нервах начальства), а формировать «стратегию развития культуры» – опытный менеджер, доказавший многолетним трудом свою эффективность и нанятый государством для этих целей. Такой менеджер у Республики, к счастью, есть. Заиметь такого сегодня – наверное, не мудреное дело, а вот уберечь - почти бином Ньютона, как ни крути.