Андрей Кунников сегодня предложил подняться на плато. «Час где-то, - говорит, - будем подниматься…» Ну да, это без учета – ой, маки, ой, какой вид на Тихую, ой, сейчас подползу к дурик.. люрикам, вон, сидят, смотрят»…
Захватили с собой Мари – ландшафтного дизайнера из Эстонии, которая очень счастлива, что посмотрит на ЗФИ еще что-то.
- Ирина, вы куда? – А мы уже чуть ли не в спасжилетах.
– На плато, - говорю.
- Возьмите с собой, я за 3 минуты соберусь.
И собралась, а тут все строго, опоздаешь и лодка тю-тю без тебя.
На берегу уже Андрей с ружьем, из-за туч проглядывает что-то отдаленно напоминающее солнце. Через 5 минут я начинаю жалеть о надетом втором комплекте термобелья, потом о флиске, потом складываю в рюкзак шапку и перчатки. Даже Андрей прячет свой треух. Коля комментирует:
- Ого, сразу на десятку моложе! Ты специально его носишь? Для солидности?
Подъем нельзя сказать, что крутой, но камни под ногами – живые, что мелочь с ладошку, что гигантские валуны. И все с острыми гранями. След в след идти нельзя – иначе рискуешь устроить обвал на голову соседа. Стараемся разойтись цепочкой и каждые 2 минуты что-нибудь снимать – непривычным горожанам требуются привалы. Но мы ближе к оптимистичному прогнозу Андрея. И фотографировать успеваем, и видео я делаю, только руки уже потряхивает. Эх, будет у меня позор телевизионщика: «любительская картинка». А штатив тут как в сказке у Писахова «на воду лестницу не поставишь», так и треногу на стенку обрыва. Перед последним рывком над тобой нависает целый вал и думаешь: может, я это, того, лучше вниз… Что я, плато не видела? Вон, в Перу плато так пл… А, кто это?: Серо-дымчатый с белой окантовкой юлой проносится мимо меня: ребята, песец, arctic fox!!! От радости прыгаю на склоне, съезжаю вниз на пару метров, а песец уже метрах в пятидесяти. Его видит уже Коля. Остальные кричат: где-где? Но хвостик последний раз мелькает где-то внизу, взбудораживаются люрики, стаи так и носятся. Утрированный Хичкок в действии. От радости не замечаю, как буквально взлетаю на край… и попадаю на другую планету.
Серое с вкраплениями зеленоватого пространство без конца и края. Хотя вот он, край, и море, и вид на Рубини и даже шум базара с нее доносится, а все равно без края. Чувство – шаг сделаешь вперед, и тебя закружит, унесет и не выпустит. Вдалеке ледник. Глаз цепляет пару ориентиров: там, похоже, бочки, там еще, а там что-то подозрительно белое. От белого надо держаться подальше и быть настороже.
Идем сначала вдоль кромки – скала, перемычка ледника каждую секунду меняют цвет и невозможно оторваться от камеры. Но … время ограничено. Конечно, мы забрались сюда в первую очередь ради этого прекрасного вида, но ограничиваться только им – маловато будет!
Собираемся кучкой, отправляемся вглубь. Каждые полминуты хочется обернуться назад и зацепиться взглядом за Рубини, как за маяк, иначе теряешь ориентировку и проваливаешься в пространстве.
Андрей рассуждает о местных названиях: вот кто был этот Чюрлёнис? Литовский художник и композитор. Участнику экспедиции Седова, тоже художнику Пинегину в 1913 году понравилась его картина – и пожалуйста, имя на карте.
Решаем дойти до бочек. Пока болтаем, слегка забираем влево. Проваливаясь по щиколотку в грязь, форсируем мелкий, но широкий ручей. В очередной раз извлекая с чавканьем сапог из смеси глины и капкана, вижу странный камень. Вот они, куски окаменевших деревьев, по которые орнитолог Юрий говорил на корабле. Правда, ему они попадались внизу. Отлично, теперь можно не искать тот ручей в окрестностях станции. Собрали несколько образцов. Нет, наверно, я не имею права так говорить. Мы же не ученые, пусть будут кусочки окаменевшего дерева.
Добираемся до бочек, часть из них еще полные. Есть версия, что на этом плато мог существовать аэродром, и когда-то тут произошла авария – упал самолет. Действительно, попадаются обгоревшие доски, какие-то фрагменты конструкций, даже что-то похожее на окно. Андрей извлекает из грязи узорную металлическую посудину. Вокруг в большом количестве валяются керосиновые лампы. Похоже, кто-то вез сюда их целую партию, но по назначению светильники не доехали.
Белое пятно продолжает белеть в том же месте. Если мы пойдем к следующей куче бочек, нам дорога через него. Всматриваемся через фотоаппараты и прицел, но что это – понять не можем.
Страхи оказались напрасными. Вблизи стало понятно, что на порожке ручья скопилась обильная пена и сидит себе, никуда не двигается. По плато ходим уже больше полутора часов. И с ужасом понимаю, что будь я одна, я понятия бы не имела, куда возвращаться. Ледник как ориентир почему-то в моей голове не работает. Плато по сравнению с краями слегка вогнуто, поэтому ни Рубини, ни, тем более, моря, отсюда не видно. А еще Андрей рассказал, как в прошлом году их на этом плато внезапно накрыл туман, такой, что в метре ничего не было видно. Медведю-то в таком раздолье.
Но получилось с точностью до наоборот. Когда показалась вершина Рубини, на нее и ледники брызнули лучи солнца. Стало жарко, как в настоящем июле. На обратном пути у меня в объективе застыло и задышало арктическое лето.
Но лето продолжалось только до обеда. Коля отправился с группой орнитологов на вершину Рубини, когда всё затянуло, начался мерзкий мелкий дождяра. Коля вернулся расстроенный – еще бы, залезть на вершину по качающимся камушкам и птичьему помету, не сделать ни одной панорамы, а половину обратного пути проехать на заднице, потому что невероятно скользко.
Несмотря на дождь, уезжаю на берег. Там еще работают геодезисты, и, кажется, французы наблюдают за люриками. Обхожу постройки, дождь продолжается, такой же мелкий и противный. Подставляю ему спину, чтобы не заливало объектив. Часа полтора брожу так по станции. Наконец, меня ловят и загоняют пить чай. На чашке нарисован заяц. Геодезисты уговаривают уже, похоже, пятую кружку. Одно из окон в домике, где живут волонтеры, сделано из стекла аквариума. Дождь усилился, хлещет в аквариумное окно, волны вносят свою лепту в интершум, люрики, похоже, вообще никогда не затыкаются… Рыбе в аквариуме, наверно, спокойнее. Ребята говорят, что лодку с корабля обещали час назад, и это было полтора часа назад. Я робко замечаю, не стоит ли напомнить о себе. Переговоры по рации – это увлекательно. У всех тут позывные: Чайка, Айсберг, Тундра, Сильвер, Водяной, кто-то просто по фамилии. До прихода лодки рассказываю телевизионные байки и придумываю позывной себе – вдруг когда-нибудь пригодится. В голову лезут прекрасные варианты: птица-говорун, Арктика (тьфу), ледник… А можно мне остаться с собственным именем?
Наконец-то лодка приходит, идет к кораблю и глохнет на полпути. Нас поливает со всех сторон: хочешь, водичка морская, хочешь – пресная. Наконец, мотору тоже, похоже, надоела неопределенность
В баре Андрей Каменев включил на компе Бандераса и спросил: кто это? – с ходу угадываю, роняя на пол штатив. Настроение резко улучшается.