«Каждому свое»

Второй год государство пытает 12 невинных людей
20.09.2013


Суд над узниками Болотной идет уже три месяца. Число заседаний суда приближается к сорока. Это более двухсот часов, проведенных в двух судебных залах, двести долгих и утомительных часов, наполненных сотнями вопросов адвокатов, монотонной бубнежкой прокуроров в коротких юбочках, унылыми показаниями так называемых пострадавших, которые то ничего не помнят, то ничего не знают, болью родных и ледяной издевкой судьи Никишиной, которая проявляет острый ум, быструю реакцию, административную четкость, несомненную спайку с обвинением... И еще все что угодно, кроме человеческого сочувствия людям, взятым властью в заложники и сидящим в клетке.

Ни разу за все двести часов процесса судья Никишина не обратилась ни к одному из узников по имени или имени-отчеству, а всегда только по фамилии и в основном в тоне окрика: «Кривов, хватит! Полихович, надо меньше переговариваться, больше будете слышать!» В этом казенном обращении звучат подковками сапоги тюремщика и лязгающие двери автозака.

Я дурею от этого суда, который все больше и больше напоминает суд сумасшедших, тайно захвативших власть над живыми людьми, меня мутит от этого многомесячного скрупулезного рассмотрения дела о двух царапинах и трех перевернутых туалетах, от всей этой мелочной формальной процедуры, за правильностью которой так строго и даже истово следит судья в черной мантии. Но плотная ткань формальных процедур — только драпировка пустоты. Обвинения нет, оно пусто, пусто в мозгах у двух полненьких девочек-прокурорш, выращенных в государственном инкубаторе для специальных целей подобных процессов, пусты правила, на которых настаивает судья, холодным голосом и невидимым ножом по сто раз за заседание обрубающая вопросы адвокатов и ходатайства подсудимого Кривова. Но это чувствую я, который сидит в зале на скамейке, ходит зрителем в суд по доброй воле и уходит из него на свободу, на улицу, домой. А подсудимые? Им-то как? Как они выносят весь этот так называемый суд в своих клетках?

Второй год в тюрьме за то, что пришел на разрешенный митинг в центре Москвы. Второй год без нормальной еды, без нормального сна, без нормального воздуха, без общения с близкими (его запретила судья на время процесса), без свободы выйти в город и выпить кофе в кафе, без катания на велосипеде по дорожкам, которые так заботливо прокладывает для нас мэр, без интернета, без любимого кресла и расслабляющего дивана, без душа и сигареты, выкуренной в родном доме в створку окна, без телефонных разговоров, без цветов на подоконнике, без всего того, что составляет нормальную человеческую жизнь. Второй год идет пытка двенадцати невинных людей лишением их нормальной человеческой жизни. Машина власти, захватившая их в заложники и запихавшая в мясорубку процесса, периодически вдруг делает железные реверансы и прикладывает к харе сталинского палача картонную масочку гуманности. Вот вы сидели все в одной тесной клетке, а теперь сидите в двух! Задыхались, а теперь мы вам воздух дали! И даже кипяток для сухпайка государство вам не пожалело, а это же стоит целых 3 копейки литр! Так они говорят или могли бы сказать, но вся эта так называемая гуманность разлетается вдребезги, когда узника Кривова, больше всех докучающего судье вопросами и ходатайствами, вдруг берут из камеры и в понедельник, когда суда нет, все равно привозят в суд и девять часов подряд держат в тесном темном пенале...

Один за другим выходят давать показания омоновцы и говорят то о царапине на руке, то о моральном ущербе, полученном оттого, что кто-то взял их за руку с дубинкой, которой они, конечно же, никого не били. А кто же тогда бил? На видеозаписях, показанных в суде, видно, что били, да и сам я, бывший на той площади с начала и до конца, видел, что били. И что противопоставить царапине на руке омоновца? Исполосованную дубинками, всю в длинных красных вмятинах, спину Дениса Луцкевича, сидящего в клетке? Разбитую в кровь полицейскими дубинками голову Виктора Захарова, второй год ищущего и не находящего суд, который принял бы дело по избиению гражданина полицией на митинге 6 мая 2012 года к рассмотрению?

Некоторые узники молчат все сорок заседаний и двести часов. Они просто сидят в клетке молча, час за часом, день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, словно из этого зала и бреда перешли уже в какое-то другое пространство и измерение. Я ни разу не слышал голос Степана Зимина, он молчит, молчит и Алексей Полихович, а Андрей Барабанов в черной майке и черных шортах на моих глазах вдруг проваливается в сон в клетке.

Я смотрю на его лицо с закрытыми глазами и понимаю, что его сон подобен обмороку, его сознание просто не выдерживает уже этого монотонного, повторяющегося изо дня в день надругательства над смыслом слов и временем жизни. Его сознание отказывается здесь присутствовать, сознание хочет ускользнуть, убежать из ловушки, в которую его запихнули. Потом он вдруг просыпается, и с удаления в десять метров я снова вижу его глаза — глаза человека с зашитым ртом, онемевшего, потому что слова лишились смысла, глаза узника, молча испытывающего дикую, убийственную тоску. Он вернулся из краткого сна, и все по-прежнему: клетка, великие адвокаты на портретах, черная птица судьи на возвышении, монотонные процедуры и похабная ложь, все длящаяся и длящаяся в ярко освещенном торжественном зале.

Но не все из заложников молчат. Владимир Акименков говорит, но говорит, не когда судья даст ему слово и не в узеньких рамочках формальных процедур, а когда захочет и вообще о другом. Это его свобода, он уже обрел ее в этом зале. Говорит он глухим голосом, без волнения и даже несколько расслабленно, как человек, знающий цену и предвидящий конец всей этой игры и уже давно вышедший из нее. Омоновцев он спрашивает не о том, где они были, где стояли, куда бежали, что запомнили, хотя любая малейшая деталь их показаний может повлиять на его судьбу, а о том, чем их наградили и нравится ли им бить людей. Некоторые вопросы этого левого активиста с бритым черепом звучат как библейский глас вопиющего в пустыне. «А третий прокурор почему не приходит на процесс? — вдруг ни с того ни с сего интересуется Акименков. — Ему стыдно?» Вопрос, с которым он вклинивается в монотонный ход суда, обращен к двум сидящим прямо напротив него прокуроршам. Они делают вид, что не слышат. Судья на своем возвышении тоже старательно не слышит. Все представители суда, охраны и обвинения делают вид, что не слышат этот глухой голос слепнущего заложника, тринадцать месяцев сидящего в тюрьме ни за что, потому что такой простой и короткий вопрос они не хотят, не должны, не могут себе позволить услышать.

Не слышит этого вопроса президент страны, благодушно рассказывающий нам в своем очередном телеявлении, что нечего ругать наш суд, в Италии суд еще хуже. И мы видим в его лице абсолютное, сытое безразличие к двенадцати узникам, которые сидят в тюрьме, в том числе и по его воле. По Конституции президент является гарантом прав человека, но его почему-то больше занимает защита прав сирийского диктатора Асада, чем двенадцати граждан России. Не слышит вопроса Акименкова и господин Собянин, который после побоища, устроенного полицией 6 мая 2012 года на Болотной площади, трогательно навещал пострадавших омоновцев и торжественно награждал их квартирами, так, словно они победили великого врага, а не избили мирных сограждан, но до сих пор не нашел времени прийти на суд и поддержать двенадцать жителей города, где он работает мэром. Не слышит этого вопроса и премьер-министр, который вообще-то у нас юрист и прекрасно понимает, что в высоком торжественном зале, на глазах у всей страны, день за днем и месяц за месяцем происходит уничтожение суда как такового.

Дело, которое следовало закрыть в первые десять минут рассмотрения, дело, в котором пострадавшие просят судью перевести их в свидетели, а судья их не отпускает, тянется месяцами. Люди, которые не сделали ничего, сидят в тюрьме. Прокуроры симулируют обвинение. Но говорить об этом премьер-министру не с руки, потому что в узкоспециализированном, профессиональном сообществе власти один отвечает за финансы, другой за дороги, третий за связь, четвертый за поддержку Асада, пятый за контакты с Европой, а за стыд и позор страны не отвечает никто.

«Каждому свое» — надпись над входом в лагерь смерти Бухенвальд.

Алексей Поликовский

" A chacun son "La deuxième année de l' État tente 12 personnes innocentes20.09.2013Le procès des prisonniers du Marais est déjà trois mois. Nombre de réunions du tribunal est proche de la quarantaine . C'est plus de deux heures en deux salles d'audience , deux heures longues et fastidieuses , rempli de centaines de questions des avocats, des procureurs bubnezhkoy monotones en jupes courtes, triste témoignage de la soi-disant victimes, qui ne peut donc pas se souvenir de rien , vous ne savez pas, la douleur de la famille et de la glace raillerie juge Nikishyna qui présente un esprit vif , une réponse rapide , clarté administrative , le pic évident avec la poursuite ... Et d'autres que l'empathie humaine pour les personnes à prendre en otage le pouvoir et assis dans une cage rien .Pas une seule fois dans l'ensemble de deux heures, le juge Nikishin pas adressée à l'un des prisonniers par nom ou par nom patronymique, mais toujours par son nom et surtout dans le ton de réprimande " la courbe , ça suffit ! Polihovich , ont moins de discours , plus sera entendu ! " Ce sommaire exceptionnel sonore fers bottes geôlier et les bruits des portes paddy wagon.Je dureyu de cette Cour , qui de plus en plus comme un tribunal fou, secrètement a pris le pouvoir sur les êtres humains , j'ai été écoeuré par ce nombre de mois d'examen minutieux de l'affaire de deux ou trois rayures de toilettes inversées de toute cette procédure formelle petite , dont la précision est donc strictement et même religieusement suivi le juge dans une robe noire . Mais le tissu dense de procédures formelles - il suffit de draper le vide. Charges non , il est vide , vide dans les cerveaux des deux avocat des filles dodu cultivées dans l'incubateur public à des fins particulières tels processus sont des règles vides exigées par le juge , la voix froide et invisible couteau d'une centaine de fois par session ébranchage des questions des avocats et des pétitions de l'accusé Krivova . Mais je peux le sentir , assis sur un banc dans la salle , le public va à la cour volontairement et de sa liberté , dans la rue , à la maison . Et les accusés ? Ils sont quelque chose comme ? Comment font-ils tout cela soi-disant procès dans leurs cages ?Deuxième année en prison pour avoir venu au rassemblement autorisé dans le centre de Moscou. La deuxième année, sans nourriture adéquate, sans sommeil suffisant, sans l' air normal , sans communiquer avec ses proches ( il a interdit le juge au procès ) , sans la liberté d'aller dans la ville et prendre un café dans un café, sans le vélo sur les chemins qui sont si soigneusement pour le pavage nous maire, sans Internet , sans chaise préférée et de confortables canapés , sans douche et cigarettes fumées dans la maison dans les fenêtres à guillotine , pas de téléphone , pas de fleurs sur le rebord de la fenêtre , sans tout cela est une vie humaine normale. La deuxième année est de douze torture des innocents de leur privation de la vie humaine normale. Puissance de la machine , saisi en otage et se blottit dans un processus de hachoir à viande , périodiquement rend soudain fer ouvertures et s'applique à la hara stalinien boucher carton masochku humanité. C'est tout ce que vous êtes assis dans une petite cage , et maintenant assis en deux! Étouffement, et maintenant nous vous avons donné un air ! Et même de l'eau bouillante pendant État suhpayka ne vous a pas épargné , mais il vaut la peine autant qu'un centime de 3 litres ! C'est ce qu'ils disent ou peuvent dire , mais tout ce que l'on appelle l'humanité se brise quand une Krivova prisonnier , la plupart sont gênés par le juge questions et motions, soudainement sortis de la chambre et le lundi , lorsque le tribunal n'est pas , il est toujours portée devant les tribunaux et les heures de neuf droites suivre de près crayon sombre affaire ...Un par un, viennent témoigner police anti-émeute et dire quelque chose sur une égratignure sur sa main, puis pour dommages moraux reçus parce que quelqu'un les a pris par la main avec un bâton , qui eux, bien sûr , personne n'a été touché . Et puis, qui t'a frappé? Les vidéos présentées au tribunal, il est clair qu'ils battaient , et moi-même, le premier sur la zone du début à la fin , j'ai vu ce coup . Et qui s'opposent à une égratignure sur son bras policier anti-émeute ? Criblé de clubs , tout en bosses rouges longues , dos Dennis Lutskevich assis dans une cage? Cassé en sang matraques tête Viktor Zakharov , la deuxième année du demandeur et qui ne peuvent pas trouver la cour, qui prendrait l'affaire à la police battant d'un citoyen à la réunion du 6 mai 2012 au envisager ?Certains prisonniers étaient silencieux pendant quarante sessions et deux heures . Ils ont juste assis dans une cage en silence, heure après heure, jour après jour, semaine après semaine, mois après mois, comme si sortir de cette pièce et le délire ont déménagé dans un espace et une dimension différente . Je n'ai jamais entendu la voix de Stepan Zimin , il est silencieux, silencieux et Alexei Polihovich , et Andrew batterie dans un T -shirt noir et un short noir en face de moi tombe soudainement endormi dans la cellule.Je regarde son visage avec les yeux fermés et me rends compte que c'est comme un rêve s'évanouir, son esprit ne peut tout simplement pas résister c'est monotone , répétitif abus au jour le jour de la signification des mots et durée de vie . Son esprit a refusé d' être présent ici , l'esprit veut s'éloigner , à sortir du piège dans lequel il est enfoncé. Puis il se réveille soudainement , et avec la suppression de dix mètres , j'ai encore voir ses yeux - les yeux de l'homme avec sa bouche cousue , bouche bée , parce que les mots ont perdu leur sens , aux yeux du prisonnier , connaît silencieusement sauvage , la dépression meurtrière. Il revient d'un bref sommeil, et tout est toujours : la cellule, les portraits des grands avocats , les juges oiseau noir sur une colline , la procédure monotone et mensonges obscènes, tous durables et durables dans une salle de cérémonie lumineux.Mais pas tous les otages sont silencieux. Vladimir Akimenkov dit , mais il dit que le juge ne ​​lui donne pas le sol et non dans les procédures formelles encadrées étroites , et quand il veut , et en général de l'autre. C'est sa liberté, il l'a trouvée dans la chambre. Il a dit à voix basse, sans émotion , et même plus détendu, comme un homme qui connaît le prix et prévoit une fin à tout ce jeu pendant une longue période et en est sorti . La police antiémeutes il n'a pas demandé d'où ils étaient, où il y avait , où aller , n'oubliez pas que même si tous les moindres détails de leur témoignage pourrait influer sur son destin, et de ce qu'ils ont reçu , et si ils aiment à frapper les gens . Parmi les questions laissées en militant avec un rasées sons du crâne comme une voix biblique de celui qui crie dans le désert. «Un tiers procureur pourquoi ne pas venir à ce processus? - Tout d'un coup , sans aucune raison du tout Akimenkov intéressé. - Il a honte "La question à laquelle il est coincé dans un cours monotone de la cour, face aux deux assis juste en face de lui l'avocat ? . Ils font semblant de ne pas entendre . Le juge de son estrade , trop diligence de ne pas entendre . Tous les membres de la cour , et les charges de faire semblant de ne pas entendre cette voix profonde slepnuschego otage , de treize mois assis en prison sans raison , parce qu'une telle question simple et bref, ils ne veulent pas , n'ont pas besoin , ne peuvent pas se permettre d' entendre .Ne pas entendu cette question le président , nous raconte complaisamment dans son prochain teleyavlenii qu'il n'y a rien à critiquer notre cour , le tribunal en Italie est encore pire. Et nous pouvons le voir dans son visage indifférence absolue pour les bien nourris douze prisonniers qui sont en prison , y compris sur son propre . Selon la Constitution, le Président est le garant des droits de l'homme, mais il est plus raison est la protection des droits de dictateur syrien Assad de douze citoyens de la Russie . Akimenkova pas entendu la question et M. Sobianine , qui , après le massacre , la police a organisé le 6 mai 2012 à Bolotnaya , touchant les victimes visités de la police anti-émeute et solennellement donné leur appartement , comme si elles avaient battu le grand ennemi , ne bat pas des citoyens pacifiques , mais jusqu'à maintenant, jamais trouvé le temps de venir à la cour et à soutenir douze habitants de la ville , où il travaille maire. De ne pas entendre la question et le premier ministre , qui ont en fait un avocat et est bien conscient que dans la salle de cérémonie de haut, en face de tout le pays , jour après jour , mois après mois , il ya une destruction de la cour en tant que tel .L'affaire, qui devrait fermer dans les dix premières minutes de recherche , dans le cas où les victimes a demandé au juge de les transférer vers les témoins et le juge ne ​​les laissera pas , dure depuis des mois. Les gens qui n'ont rien fait en prison . Les procureurs chargés semblant. Mais parler du Premier ministre sans les mains , parce que dans très spécialisé , le gouvernement de la communauté professionnelle est le seul responsable de la finance, un autre pour la route, et le troisième pour le lien, la quatrième pour le soutien des Assad, le cinquième des contacts avec l'Europe, et pour la honte et le déshonneur du pays ne personne n'est responsable ." A chacun son " - inscription au-dessus de l'entrée du camp d'extermination de Buchenwald.Alexei Polikovsky