Писатель, переводчик и журналист, Андрей Наврозов, родившись и проведя детство в Москве, умудрился не проучиться в советской школе ни дня. Попав в 1972 году за границу, закончил Йельский университет, после чего приобрел литературный журнал The Yale Literary Magazine и успешно издавал его в течение шести лет. Страсть к литературному творчеству оказалась определяющей: Наврозов — один из немногих русских эмигрантов, профессионально пишущих на английском языке и зарабатывающих себе этим на жизнь. Часто он это делает в компании с Александром Гусовым в составе творческого дуэта Гусонавр. Сотрудничал со множеством изданий от The Wall Street Journal до The Guardian, выпустил четыре книги и перевел стихи Пастернака на английский. Исповедует философию просвещенного эпикурейства, интересуется историей дамского костюма, любит старинные усадьбы с фруктовыми садами и разговоры на кухне, не выносит мелочности, чванства и фанфаронства. Жить предпочитает в Лондоне и Палермо — на просвещенном Cевере и сибаритствующем Юге. Участник проекта «Сноб» с июля 2009 года.

Биография взята отсюда

Этрусский язык, перед тем как бесследно исчезнуть в пучине времени, оставил в латинском языке сувенир в виде немаловажного слова persona, восходящего к этрусскому phersu, означавшему «маска» или, точнее, надевший ее человек, шаман или дух.

Семантическая концепция ясна. «Хочешь стать личностью? Тогда надень на себя личину, оденься, цивилизуйся. В голом, первобытном виде, in naturalibus, ты не индивидуален и неинтересен, какими бы личными качествами ты ни обладал и какими бы индивидуальными достижениями ты ни хвалился перед всем честным народом. Иными словами, если ты не соблюдаешь приличий, ты не представляешь собой личность».

Будь я правоверным евреем по убеждениям и крови, — а не так, дрянь, серединка на половинку, — и назначь мои соплеменники меня верховным пиар консультантом, я бы дал им следующий совет.

Ведите себя прилично. Не выделяйтесь. Ассимилируйтесь, растворитесь в других народах, смешайтесь с общим человеческим потоком мировой истории. Смените ваши фамилии на Иванов, а потом смените их опять — на Петров или Сидоров. Смиритесь, ибо у вас есть одна черта, обретенная вами еще в древности, которую вы всеми силами должны попытаться стереть, и эта черта — самодовольство.

Путь от богоизбранности до зазнайства можно пройти, оказывается, всего за несколько тысячелетий. А что такое несколько тысячелетий в вековой толще мироздания? Спросите у этрусков. Спросите у ацтеков. Многие народы, считавшие себя богоизбранными, сгинули без следа, подобно лучам солнца в сыром подземелье, и не различить теперь российскому олигарху ионийский прищур Гомера в ухмылке таксиста, везущего его из аэропорта Элефтериос Венизелос на виллу, арендованную любовницей в Вульягмени.

Явление Христа было предупреждением. Лицемерие, к тому времени прикрывавшее ваше самомнение, как струпья — тело прокаженного, было основной чертой характера, к которой Спаситель обращался в своих проповедях и притчах. Ваше лицемерие выгораживало вас, освобождая вас от ответственности и создавая социальный микроклимат, в котором неблаговидное и нелепое могло слыть богоугодным и разумным. Этот лживый микромирок Спаситель пришел разрушить.

Но предупреждение не помогло. За последовавшие за ним два тысячелетия ваше самомнение только выросло, в пандан сюжету русской народной сказки о Колобке, ушедшем от бабушки и дедушки. В наступившую за тем эпоху буржуазной толерантности, либеральной демократии и экономической свободы оно приняло поистине одиозные формы, и тогда вы уже совсем без устали бахвалились перед простым людом от Нью-Йорка до Веймара, что вы — самые богатые, самые умные, самые влиятельные. Кстати, так называемые антисемиты — в свою очередь, от Нью-Йорка до Веймара, — со всем этим с радостью соглашались, только со знаком минус вместо знака плюс.

Впрочем, именно такое положение вещей было предсказано вашими же пророками, когда «Дух Святый сказал отцам нашим»:

Пойди к народу сему и скажи: слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите.

Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их.

Итак да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат.

В этом смысле нашествие Гитлера было уже не предупреждением, а наказанием. Я знаю, что сегодня благодаря вашим усилиям ни в одной цивилизованной стране я не имею юридического права усомниться, что в гитлеровской Германии вас морили в газовых камерах. Однако коли я уж занялся вашим пиар, позвольте мне повернуть вопрос в несколько неожиданную сторону. На вашем месте я бы приложил все возможные усилия, чтобы «катастрофа мирового еврейства» была забыта, а еще лучше — чтобы повсеместно считалось, что таковой не было и в помине. Зачем бахвалиться якобы самым страшным несчастьем в истории человечества, если как раз ваше бахвальство и выделило вас из среды прочих народов как жертву этого несчастья? Не «отрицающие катастрофу» должны мотать срок, а, наоборот, утверждающие, что мировое еврейство пострадало от десницы тоталитаризма больше других народов.

Но не помогло и наказание. Всего за несколько десятилетий, истекших от «катастрофы мирового еврейства» до наших дней, вам удалось вполне возродить тот дух бесстыдного чванства, что висел накануне Второй мировой войны над простыми, серыми, заурядными гражданами от Нью-Йорка до Веймара, а с ним — и ваше оглушительное лицемерие. Вы опять самые богатые, самые утонченные и самые талантливые, однако теперь вы еще и арбитры политического дискурса, как два тысячелетия тому назад были арбитрами дискурса нравственного. В частности, вы запрещаете мне по закону говорить «ниггер», чтобы не дай Бог я не сказал «жид», и, опять-таки по закону, навязываете мне милость к самого разного рода павшим — от калек до мужеложцев, — чтобы не дай Бог бразды социальной справедливости не выскользнули из ваших рук. Ибо не в том назначение политкорректности, что она защищает слабых, а в том, что под видом защиты слабых вы упрочняете ваш контроль над политическим компонентом современной массовой культуры.

А все ради чего? Ради того, чтобы создать все более подходящие социальные условия для эксгибиционистического навязывания собственного самомнения каждому встречному и поперечному. Именно поэтому идея современного Запада вам импонирует, так как в условиях либеральной демократии всякий имущий может навязать как свое мнение, так и свое самомнение широким слоям населения — точно так же, как навязывают их потребителю компании Кока-Кола и Дженерал Моторс.

«Отнимите от русской культуры ее западную составляющую — Пушкина, Толстого, Чайковского или Павлова с Сахаровым — останутся лишь дикость и варварство. И никаких достижений», уверял тут один из вас на прошлой неделе. Я не говорю о том, что подобное высказывание исторически безграмотно. Не говорю и о том, что его автор — нахал, чья слепящая наглость позволяет ему забыть, что для выражения ее он пользуется алфавитом, придуманным византийцами. Я говорю о всеподавляющем желании автора цитаты прилепиться к Западу, о котором он знает лишь то, что там — хорошо евреям, походя отшвырнув от себя дикость и варварство всех прочих, таинственных и недружелюбных, скорее всего погрязших в антисемитизме, но уж во всяком случае Богом не избранных народов.

Не стал бы увещевать вас понапрасну из-за глупости, которую сморозил случайный человек с улицы, не будь она типична для вашего мировоззрения — нет, простите, мировоззрение здесь ни при чем. О мировоззрениях, типичных для тех или иных рас, рассуждают расисты, а я не расист. Я хотел сказать, «не будь она типична для того дурацкого, саморазрушительного пиара, который вы создавали себе на чуть ли не протяжении всей вашей истории, во всяком случае, пока не пригласили меня в консультанты».

Итак, мой совет в двух словах: будьте скромнее. За предупреждением, которому в вашем лицемерии вы не вняли, и наказанием, которое лишь сделало вас еще более оголтелыми в вашей похвальбе, следует апокалипсис. Противодействие, которое будят в умах людей ваши действия, направленные на наглое самовозвеличивание в ущерб другим культурам, религиям и народам — подспудно, зачастую невидимо и неслышно, но от этого, уверяю вас, ничуть не менее страшно в своих последствиях.