В 1978 г. в Израиле «Центром исследования тюрем, психтюрем и концлагерей СССР» был издан сборник «Поэзия в концлагерях». Составитель Авраам Шифрин. Раздел украинской поэзии в нём представлен без переводов на русский язык. В 2010 г. редактор этого сборника, вдова Авраама Шифрина – Элеонора Шифрин –Полтинникова осуществила второе дополненное издание этого сборника в Иерусалиме. Получив от нее в подарок этот сборник, я с ее позволения сделал переводы.
ИВАН СВЕТЛИЧНЫЙ
ШМОН*
Ищие и обрящете.
(Святое Писание)
Стою – в чём мать меня родила:
Без трусиков, без панталон.
Точнёхонько, как Аполлон,
Безликий. А сержант без мыла
Полез мне в рот и афедрон**.
Следит, зараза, чтоб бацилла
Антирежимности не свила
Гнезда крамолы. Шмон есть шмон.
Сержант шмонает* по порядку
Заплатку каждую и складку,
И каждый рубчик, каждый шов,
Штаны, трусы – всё из вещей,
Словно, пардон, он ищет вшей,
Да чёрта лысого нашёл!
*Шмон(феня) – обыск, шмонать – обыскивать .
**Афедрон(греч.) - задница (одно из значений).
ВЕЧНЫЙ ШМОН
Не ты, сержант, меня шмонали,
Ты против них - сопляк и тля,
Спецтренировки шнобеля*
Вынюхивали криминалы.
Редакторы – режима псы,
И с ними цензоры – шакалы,
Не в заднице, в мозгах искали,
Еще аматоры** красы.
В гражданском… Только зря, однако.
Собачий труд под хвост под хвост собакам.
Нет там бациллы ни черта,
Зря нас на понт берут*** умело.
Вдруг скажут: «Тёмное тут дело,
Слать некуда, - тюрьма пуста».
*Шнобель (феня) – нос, как правило - большой, от идишского существительного шнобл, буквально нос, клюв.
**Аматор - любитель ( лат. amator, от лат. amo — люблю, благоволением, имею склонность) — непрофессионал.
***Брать на понт (феня) - действовать по отношению к кому либо обманом, хитростью, угрозами.
МОЯ СВОБОДА
Дайте мне свободу
Или дайте мне умереть.
Свободу быть готовым к бою,
Свободу честности в бою,
Любить лишь то, что сам люблю,
А не подсказано тобою.
Свободу за любовь мою,
Пускай расстаться с головою,
Но всё же быть самим собою
Не променяю на твою.
С лакейством, нищетой и ленью,
Вертляво грязную, как деньги,
Свободу хама, холуя
Несу из-за решёток в суд.
Свою не дам, не отберут.
Пусть сдохну, а она – моя.
ИРИНА СЕНЫК
***
Лица квадратны,
Шали красны.
Мчатся по нашим
Сердцам скакуны.
По нашим сердцам
Копыта, копыта…
Твердят, наша правда
В Тайшетах зарыта,
Твердят, наша правда
В Мордве и в Норильске.
А тут ежедневно
Насилье, убийства.
Палачи Шевченко,
Косынки и Курбаса*
Клеймом на их лицах
Позорные ужасы.
*Косынка Григорий (1901-1934), Курбас Лесь (1887-1937) – украинские литераторы, репрессированные и погибшие в сталинских лагерях.
ЕВГЕНИЙ СВЕРСТЮК
И ВНОВЬ ЭТА КАМЕРА
И вновь эта камера и стены нелепые,
И вновь пятно на сырой стене,
И кислозастойный запах, как в склепе,
Тошнотно где-то висит на дне.
И за голым окошком вокруг
Возвращается тёмный круг.
Вновь эта лампа, холод постылый,
Из угла в угол ночью и днём.
Где-то житейское море застыло
И занемело жирным пятном.
И вас пронзает насквозь собою
Время – самое в нас дорогое.
Драма закончилась и померкла.
Кто тут выиграл, кто проиграл?
И на заплёванной лестнице в пекло
Кто-то разбитый фонарь украл.
И превращается крови дурман
Просто в холодный туман.
Желтая камера, желтые стены,
Желтая лампа и желтые сны.
Вянет память про белые тени
И зелёные ветры весны.
Тяжесть испепелённых дней –
Как холодный кристалл на дне.
***
Далека, одинока - вот ужас,
В целом свете одна,
Дни и ночи, в жару и стужу
Летит ко мне птицей она.
Как песнь в колыбели близка,
Как праздник волынский тиха.
Готова всегда на страдание.
На горе, боль и утраты,
Последнее отдала бы мне,
Терпела б сама стократно,
Чтоб счастье меня ласкало,
Чтоб зло меня миновало.
Однако в бессонные ночи все,
Когда гудят руки и ноги,
Гнетут её сны-пророчества
О ждущей тернистой дороге.
Что я не такой, как все люди,
И счастья мне в жизни не будет.
И на коленях в молитве,
Страдалица и святая,
От всех невзгод защитить меня
Она небеса умоляет.
А после свои заботы
Топит в вечной работе.
Разогнаны тучи темные,
Ложатся в тюремные сны,
Но мне так милы обломки их –
То образ её меж них.
Что, только страданья без края?
Бессмертна любовь – я знаю.
ВАСИЛИЙ СТУС
БЛАЖЕН
Блажен, кто потерять умеет,
Когда приходит час утрат,
Чтоб жить надеждою своею
И вырастить её стократ.
Ведь белый свет, он вечно белый,
Он добр, а не на оборот,
Хотя ты в нём лишь сын несмелый,
Кого прошиб цыганский пот.
Поскольку жизнь твоя – полёт,
И в нём спасенья жребий твой,
Суть – что поэт в тебе живёт,
А остальное – перегной,
Что кормит корень. Золотеет
Под осень яблоневый сад.
Блажен, кто потерять умеет,
Когда приходит час утрат.
***
Как славно то, что смерти не боюсь я,
Не спрашиваю, тяжек ли мой крест.
Не кланяюсь, не льщу лукавым судьям,
В предчувствии недобрых дальних мест.
Что жил-любил и не набрался скверны,
Проклятий, злобы, навыков зверья.
Народ мой! Я вернусь к тебе, наверно,
И в смерти обернулся к жизни я.
Своим незлым обличьем и страданьем,
Как сын, тебе я низко поклонюсь,
С тобой мы честно встретимся глазами
И я с землёй родною породнюсь.
***
Небо надо мной синее взгляда,
А земля, могилою черна,
Обнимает душу. Так и надо,
Лопнула последняя струна,
Перенатянувшись ожидая.
Хватит, нет терпенья. Твой конец
Просит тебя, учит, умоляя,
Сгинуть, если можно, наконец.
Будет пусто пусть, что не прожито,
Что ж, теперь со смертью брак мне люб,
Ведь не всходит на каменьях жито
И сухой не расцветает дуб.
***
Неужто народился ты на свет,
Чтоб в камеру заглядывать мою?
И интереса к жизни своей нет?
Дорогу жизни уж познал свою
В том страшном, люциферовском труде,
Где никуда от мук людских не деться?
Стоишь ты в моей скорби и беде,
Своим несчастье полнишь моё сердце.