Поскольку очень многие задают мне вопрос: что произошло, когда я была госпитализирована, я нашла время, чтобы описать пятый день своей голодовки. История показательная.

С утра я почувствовала себя достаточно плохо, и дежурившие рядом со мной помощники тут же вызвали "скорую".
Приехала довольно интересная доктор-хохотушка, сказала, что бригад у них нет, ездят по-одному, а там, как Бог пошлет. Сначала она пыталась понять зачем мне голодовка. Между расспросами несколько неудачно пропорола мне вены в нескольких местах на кистях руки. Поскольку простреленные вены надо как-то зажимать, в качестве ассистента был приглашен Будников Александр, держащий голодовку вместе со мной, у которого глаза лезли на лоб после каждой неудачной попытки доктора попасть в вену. Он потом признался, что был в шоке от того, что видит. Сашка старался честно зажимать новые "раны" на моих руках.
Тем временем доктор все-таки нашла нужный сосуд и также под хохоток струйно запустила лекарство, которое надо было вводить очень медленно и долго. У этого препарата есть одно свойство - ронять" в ноль" давление при быстром введении внутривенно.
- Вот и ладненько, - сказала она.
Я обалдела:
- Вы ввели струйно - Тут до нее дошло, что сейчас я получу полное падение давления или остановку сердца.
- Ну, может тогда в больничку? - с надеждой в голосе спросила она.
Собственно, деваться было уже некуда, почти теряя сознание, я согласилась. Ребята срочно побежали в машину за носилками. Пока они носились, доктор позвонила в больницу, чтобы нас ждали.


Водрузив меня в мягкие носилки ребята понесли меня к лифту, который по своим габаритам способен вместить не более 3х человек. Ну, строят у нас так все.
 Как они меня в этот лифт утрамбовывали - отдельная история. Быть может этот момент и стал важным (нет худа без добра), поскольку помог мне развеселиться и приподнять уже почти совсем опущенное давление. Мы уместились в лифт, но этажом ниже он остановился, дверь открылась и на нас глянула соседка с ребенком, которая сама чуть не потеряла сознание: трое парней держат женщину "в сложенном состоянии". Дверь лифта закрылась. Мы все вдруг захохотали, представив себя на ее месте. Понятно, что хохот был нервным.

Пока меня загружали в машину скорой помощи, спустилась и доктор. Дима Коротков поехал меня сопровождать.
В приемный покой ввезли с третьего раза - пороги не приспособлены для въезда каталок. До сих пор не пойму, зачем между дверьми приемных покоев большие пороги, если туда людей в основном привозят?
Лечащий доктор забрал меня сразу наверх, внимательно осмотрев, назначил лечение. Я предупредила его, что уже 5е сутки на голодовке. Что у меня есть определенная реакция на некоторые препараты. Поставили капельницу. И я с ужасом поняла, что мне "капают" именно то, что вновь может уронить давление.

В палате сердобольные бабушки попытались накормить меня обедом. Спас Дима, который реализовал тарелку супа с быстротой молнии.
От второй половины капельницы я отказалась.
И поняла, что "уплываю". Соседка по палате подскочила со своим тонометром. Меряем давление: 90 на 80, пульс 146. Она помчалась в ординаторскую за врачом. Пришла другая доктор, ушла, примчалась медсестра, впендюрила укол, умчалась.
Лежу. Проходит пара часов. Стараюсь не закрывать глаза и понимаю, опять "уносит". Опять соседка по палате летит за врачом. Приходит третий доктор. Меряет давление: 90 на 60. Говорит, что ничего сделать не может, уходит. На нашем тонометре давление опускается до 70.
- Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. - С этими словами моя предприимчивая соседка куда-то убегает и проносит мне кружку горячего сладкого кофе.
Обжигаясь пью его, потому что хоть что-то надо выровнять, пусть не пульс, то давление.
Пока пью кофе, звоню ребятам, чтобы срочно купили определенное лекарство и принесли мне его. Надо успокоить разбушевавшееся сердце.
Вроде начинаю видеть людей вокруг не расплывшимися - это почему-то радует.

Приносят ужин. Каждая из обитательниц палаты пытается меня накормить. Отказываюсь. Объясняю в сотый раз - голодовка.
- Ну хоть корочку хлеба белого - мы ни кому не скажем...
Улыбаюсь про себя, но терпеливо отказываюсь и разъясняю суть голодовки.

Прибегает Дима - приносит лекарство. Быстро съедаю его, предварительно полностью разжевав. Проходит еще полчаса и мой организм восстановлен.
Состояние невесомости... Страх, что умру от заботы докторов - ушел. Пронесло... При таких врачах ни каких киллеров не надо.

- Дим, далеко курилка?
Бабушки начинают: зачем курить, полежи, покушай творожку, чаю горячего, пару яичек суют.

- Дим - курить.
Выходим в курилку. И тут я понимаю, что уже действительно опасность миновала.
Возвращаюсь в палату. Бежит медсестра:
- Больная, завтра утром не кушать, будет УЗИ.
Я расхохоталась:
- Обещаю, есть не буду.

Ночью не спалось. Благодарила свои знания, которыми регулировала и "держала" свой организм, и друзей, которые принесли нужные препараты. Было грустно, потому что реформа здравоохранения ничего кроме обратного результата не дала. Больницы не укомплектованы нужными лекарствами. Все на уровне 50х годов 20го века. Все вокруг разваливается. Вспомнила, как сквозь полуобморочное забытье и врачи и сестры, и больные без конца ругали власть, в чем ни коснись.

Утром пока сдавала анализы и проходила обследование, сердобольные бабушки-соседки поставили на мою тумбочку большую тарелку с кашей и бутерброды.
- Спасибо родные, но у меня голодовка.
- Ну пострадала, порадела ты за нас, хватит. - уговаривали они меня поесть.
- Нет - это принцип.
Написала заявление об отказе в дальнейшем лечении, что о последствиях отказа предупреждена. Эту последнюю фразу писала с каким-то внутренним злорадством, остервенением. Действительно, сколько сил надо иметь, чтобы не поддаться на такое лечение, которое тупо угробило бы. И ведь они искренне хотели помочь, блин.

 Когда уходила, бабули в палате крестили вслед, просили помочь поменять хоть что-то в стране.

Добравшись домой, приняв душ, я поняла, что каждый в нынешней России должен, вызывая "скорую помощь", иметь при себе реанимационный набор нужных лекарств, и знать, как им пользоваться.

Доктор Юля забрала нас в Москву. Голодовка продолжается под ее бдительным наблюдением.

Оригинал