Он уже не кровавый диктатор, а почти Иисус Христос
| Иосиф Сталин | ||
| фото: ru.wikipedia.org |
Прочитал: кто-то из быстрых разумом депутатов Госдумы, не приходя в сознание после групповых упражнений в ненависти к кровавым американцам, предложил переименовать одну из московских улиц в Сталинградскую. Эти избранники, которые считают гибель ребенка в США ритуальным убийством православного младенца, а отказ от мандата в пользу недвижимости в Майами — проявлением личного героизма, озаботились теперь великими вехами отечественной истории. Когда стало понятно, что идея вернуть г. Волгограду имя Сталина критически завязла, явилась мысль совершить зачетную попытку в Москве. Вроде бы как про Победу. А на самом деле — все про него, родимого. Не мытьем, так катаньем…
Когда где-то в начале 70-х в центральных городах России стали появляться грузовики с фотографиями Сталина на лобовом стекле, это воспринималось как экзотика. Причем экзотика протестная.
Трескучая ложь, двоемыслие, побрякушки на груди у Брежнева, мертвящая, безысходная тоска позднесоветского официоза — все это склоняло молодежь, не обремененную историческими знаниями, к ностальгии по брутальному, аскетичному вождю-победителю.
И среднее, самое опорное партийно-аппаратное звено тоже романтически вздыхало по Сталину. Да и высшее в принципе не возражало, но опасалось: слишком острая тема, интеллигенция против… да ну его вообще к лешему от греха!
Так пираты в «Острове сокровищ», плававшие под гробовым флагом на корабле Флинта, до дрожи боятся его, давно мертвого, — настолько он был страшен живой.
Английского слова «харизма» еще никто не знал, но вот парадокс: чем глубже, безнадежнее окостеневал созданный Сталиным режим, тем харизматичнее в массовом восприятии становился образ самого Сталина, тем востребованнее был миф о нем.
Потом наступила перестройка. Море неизвестной, запрещенной у нас высочайшего уровня литературы, море художественной и исторической правды хлынуло из самиздата в толстые журналы с миллионными тиражами. Мы узнали то, о чем давно уже знал весь мир.
Про ужасы раскулачивания и организованного государством смертельного голода, про разгром Красной Армии перед самой войной, про безумные шашни с Гитлером, про Катынь, про жалкую растерянность летом 41-го и еще более дорогую по последствиям эйфорию после битвы под Москвой, про разврат партийной верхушки в Ленинграде во время блокады.
Про непомерную цену Победы. Про ГУЛАГ — не просто как человекобойню, но как несущую конструкцию всей сталинской индустриальной системы, основу и источник всех его экономических достижений.
В течение некоторого времени поклонники Сталина выглядели, мягко говоря, неубедительно. Полусумасшедшие старушки с портретами «отца народов» вместо икон. Ну и еще программные документы КПРФ, но кто, скажите на милость, читает программные партийные документы?
Однако главная причина маргинализации сталинского мифа состояла не в том, что общество, промыв глаза живой водой свободы, разом прозрело, а в целенаправленной и совершенно определенной линии государства.
Линия эта была не «за» или «против» лично И.В.Сталина, он здесь вообще ни при чем. Линия была на то, что свобода лучше, чем несвобода, причем произносить эту банальную формулу вслух тогда не было необходимости в силу ее абсолютной очевидности.
Законы и президентские указы того времени — удачные или неудачные, решающие проблемы или, наоборот, создающие новые, — были направлены не на запреты, ограничение прав и ужесточение наказаний, а на расширение прав. Экономических, политических, личных.
Однако шли годы.
И вот сегодня Сталин — и в законе, и в тренде, и бренде.
Восторженные пожилые литераторы уже не удовлетворяются требованием канонизации своего кумира, но уверенно ставят его по исторической значимости на одну ступеньку со Спасителем. И, что гораздо важнее, это никого не удивляет. Ну, Спаситель так Спаситель.
Вполне респектабельного вида и молодые еще люди говорят о Сталине с почтением. Его афоризмы, его милые шутки цитируют федеральные каналы. Любое ток-шоу с его именем в заголовке обречено на высокие цифры рейтинга.
Сталин — суперстар.
В нашей стране по этому существенному критерию, критерию популярности он, как ни отвратительно это констатировать, действительно — прости меня, Господи! — не сильно уступит Христу.
Его популярность двоякая.
Внизу, в народных массах, она, как и сорок, и тридцать лет назад, имеет прежде всего протестную природу. Т.е. социальный протест, точнее, социальное возмущение принимает форму посмертного культа.
Коротко этот культурно-исторический феномен, это таинственное состояние народной души сводится к формуле:
«Сталина на вас нет!»
Понятно, что Сталин в данном случае не имеет ровным счетом ничего общего с реальным, умершим 60 лет назад диктатором, а воспринимается как воплощенная суровая справедливость. Но уж очень суровая. Налицо культ с выраженными элементами сатанизма.
Сталин — вуду. Для ненавистного начальства.
Иное дело — наверху. В верхних, разреженных слоях российской бюрократии мысль о восставшем из ада Сталине воодушевления не вызывает. У этих очень сытых, очень обеспеченных господ на лбу горит надпись «жизнь удалась». И у них нет никакого желания жить в обстановке постоянного липкого, инфарктного страха, в пространстве, надежно замкнутом по периметру железным занавесом. Нет, конечно, нет! Если речь идет о настоящем Сталине, о Сталине по полной программе.
Но вот если немножко Сталина... без крайностей, без экстремизма, без кромешного ужаса — совсем другой разговор. Потому что если вывести за рамки кровушку, расстрелы-голодоморы, то в сухом остатке мы получим нечто вполне себе симпатичное.
Ну действительно. Гайки подкручены. Кругом порядок, дисциплинка, уважение к старшим по званию. Народ про свободу и демократию не базарит, больше, чем по трое, не собирается, начальство жрет глазами. Вид при этом имеет, как положено, веселый и слегка придурковатый. Живет от зарплаты до зарплаты, единодушно одобряет и единогласно голосует. Америку ненавидит. Картина маслом.
Сталин-лайт. Для глупого народа.
Никто, из скромности, не хочет Сталина для себя. Все его желают исключительно ближнему своему. От сердца отрывают. Самое дорогое — Отца родного — не жалеют.
материал: Николай Сванидзе
газетная рубрика: СВОБОДНАЯ ТЕМА
23 февраля 2013, 11:02
Игорь Кончаковский
Сталин и Исландия
Сломалась молния на куртке. Почти месяц ходил, застегнутый на кнопки, но сегодня все-таки сподобился сдать в ремонт. Мужичок принял объект и, буркнув "сто рублей", прошествовал в мастерскую. Дверь была прикрыта неплотно, и в зеркале, что висело на стене, я мог наблюдать за его манипуляциями. Уже тогда я заметил, что его внимание привлек значок, подаренный еще осенью паном Серветником.
Вот и куртка готова, я уже собираюсь расплачиваться. Все начиналось как обычно: "А что было в 1937?". И после моего ответа последовала довольно длительная тирада о том, что у нынешнего поколения промыты мозги, что нужно не 37 вспоминать а с коррупцией бороться, что коррупционеры воруют деньги у рабочего люда, а при Сталине за это расстреливали. Короче говоря, заученные клише типичного апологета концепции "сильной руки".
С некоторых пор я имею обыкновения в подобных случаях не тратить свое время и энергию на споры или диспуты. Я сказал, что не могу с ним согласиться, пожелал хорошего дня и пошел по своим делам. И уже на пороге в памяти всплыл случай рассказанный одной моей знакомой из Киева. Её отец большой любитель политических бесед. И однажды, когда речь пошла об общественном благоденствии в различных странах, он сказал нечто подобное:
- Вот смотри, Исландия. У них же там ничего нет, только скалы одни и вулканы. Как думаешь, почему они так хорошо живут? А потому что у них коммунистов не было!
И я так думаю. Ведь вовсе не обязательно учинять массовые расстрелы и строить концлагеря для наведения порядка в стране. Но, к сожалению, большинство населения с этим не согласно и очень радуются новостям из Китая, где опять какой-то чиновник был расстрелян за коррупцию. Сталина на всех их нет!
Владимир Косовский
Пишу из дальней той земли,
Где каторжник ломает спину,
Где кровь, где пот, где мозоли.
Где Правду ключники проклятые
От мира Божьего тайком,
Закованную и распятую,
Замкнули сталинским замком.
Тут марш гремит под ваши струны
И стонет лагерный народ.
ГУЛАГ со сталинской коммуной
Сердца живые в гроб кладёт.
Лелейте вашего Сосюру,
Вам вместе славить Сатану,
Лизать и лгать, спасая шкуру…
Привет Миколе Бажану.
Поклон и Рыльскому с Малышко…
Прославьте сталинский маршрут –
Собаки, лагерные вышки…
Коммуна процветает тут.
Славна эпоха эта тем ли,
Что с кровью уголь и руда?
В отёках люди лезут в землю
И гибнут в тундре без следа.
Мильоны легло нас, невинный всё люд,
За «светлое завтра» сгноил гений Сталин.
Ещё предстоит другой страшный Суд,
И все из могил костями мы встанем –
Свидетельством правды истории тут.
Колючий провод, мерзлота.
К тебе стремимся, край родной.
Чужда нам злая Воркута.
Так нестерпима тьма кромешная,
Что с светом воли на ножах…
Вам, палачи, проклятье вечное
Шлют миллионы каторжан!
Тебе ж, дракону-джугашвили,
Грехи на голову падут –
От Порт-Артура до Софии
Живой и мёртвый мщенья ждут!
А ты не слышишь и не знаешь
Людских страданий и невзгод.
В проклятьях наших мы желаем
Чтоб ты не встретил Новый год!
Деспот украинский,
Угнетатель литовский,
Мучитель эстонский.
Польский кровопивец,
Грузинский любимец,
Супостат ингушский,
Гипнотизер русский,
Садист молдаванский,
Душегуб армянский,
Татарский гнобитель,
Чеченский мучитель,
Хвастун злой, лукавый
И врун небывалый.
Знают его и в Чили –
Йоську Джугашвiлi.
Оба они – палачи, подлецы.
Оба – пираты
И супостаты.
Добра от них не жди никогда ты.
Всю Европу они захватили,
Всю её они кровью залили.
Псы немецкие,
Псы советские,
Без креста нас распяли, казнили.
Что один, что другой – злодей.
Ходит плётка по спинам людей.
Люд терзают
И убивают.
Голод, страх и кошмар лагерей.
Гитлер со Сталином – как близнецы.
Оба они – палачи, подлецы.
Что фашисты,
Что сталинисты.
Добра от них попробуй дождись ты.
Подох палач и лицемер!
Подох садист, создатель мрака!
Подох тиран и изувер!
Загнулся гад, творец великий,
«Создатель» строек на костях!
Сумел «создать» режим он дикий
И голод с рабством в лагерях.
Подох удав! Рыдайте, гады,
Рыдайте псы из МВД,
Все сталинисты, жизнекрады!
И вас отыщет смерть везде!
Подох шакал, бельмо в народе!
Ликуйте узники в тюрьме!
Ликуй рабочий на заводе!
Ликуй колхозник на селе!
ЛАГЕРНЫЕ СТИХИ
1
- Скажи-ка, приятель, а где мы с тобой пребываем?
- В столице великой державы, зовущейся СТАЛИНСКИМ РАЕМ.
- Куда же из рая исчезли святые с их чистыми душами?
- По воле Вождя они были все в Тридцать Седьмом передушены.
- Неужто святые посмели перечить Вождя повеленьям?
- Ну, что ты! Они ж ему сами вручили бразды управленья!
- И чем занимается Вождь наш в своей потаенной светлице?
- Он тешит себя до утра красотою нагой танцовщицы.
- А кто тот еврейчик на снимке? По виду хозяйчик корчмы?
- То Лейзерка-мамзер (1), палач наш! Хлебнули с ним горюшка мы!
Из тех шептунов-негодяев, что уши Вождю просверлили:
«Пора загонять, мол, евреев подальше, в бараки Сибири!»
- Зачем это «черные вороны»(2) воют ночами бессонными?
- В угоду Вождю они шастают, ловят врагов со шпионами!
- И как уличают виновных, носителей вражьго духа?
- Дадут по зубам да под дых – и в слона превращается муха!
- А граждане, значит, безмолвствуют?
- Что за смешные вопросы?
Ночами за запертой дверью строчат на друга доносы!
- Кто носится с трубками и проводками? Те люди – они доктора?
- Они еще те доктора! Они в души влезать мастера!
- Так что за народы живут на великих бескрайних просторах?
- Сплошные пропойцы! У них языки за зубами, а рты на запорах!
- Их жены – усталые бледные – чем они так озабочены?
- Вдруг выбросят чайной колбаски(3) – так надо занять бы там очередь!
- О чем разговоры людские, их песни, мечты и надежды?
- От мыслей их речи и песни – увы! – далеки, как и прежде!
- Откуда же муки и горе пришли в эти нищие хаты?
- «Откуда, откуда?» Конечно, от них, от жидов пархатых!
- Скажи-ка, приятель, а кто там повис на Кремле, костенея?
- Так это же Ленин повесился, выйдя из стен Мавзолея!(4)
Внимайте же грохоту радио, звонким священным девизам:
«СОЦИ-АЛИЗМ…!», «ДЛЯ СОЦИ-АЛИЗМА!»,
«…ПОД СОЦИА-ЛИЗМОМ!».
2
Вот Площадь Красная. А сбоку –
Известный всем, как бойня, Дом.
Оттуда бдительное Око
Следит за мной, как за врагом.
О Небо! Кто меня научит,
Как спрятаться средь бела дня
От этой сети, от паучьей,
Где ВСЁ известно про меня!
За мной охота, как за волком.
И нож холодный резника
Мне целит в сердце втихомолку,
Чтоб поразить наверняка.
И всё! Закончат фарс мгновенно.
Никто не в праве знать о том,
Что Площадь Красная – как сцена,
А там, за ширмой, - этот Дом.
3
Средь ночи постучали в дом…
Я был тогда еще таким юнцом…
Почти дитя. Кудряшки, как колечки.
Вот улочка в украинском местечке.
Скачу, как лань! Свободен! Налегке!
В карманах оттопыренных патроны!..
Чу! Отступают белые колонны,
И в пламенем объятом городке
Полощет ветер красные знамена.
А я – счастливый гордый сорванец –
Ору, как все:
«Даешь Варшаву!(5) Белякам – конец!
А после – слышу где-то стук ночной.
Присядет мама рядышком со мной.
« Не бойся, - скажет мать, - наверняка
Убийц-петлюровцев «застукало» ЧК!»
Давно… давно… давно…
И ведь не думал я тогда
Что ночь, как черная беда,
Придет, и в мрачной тишине
В дом постучат уже ко мне…
А юность упорхнула. Я – солдат.
Махорки пачка. Хлебушка буханка.
Глаза в глаза. А рядом – смерти взгляд,
И встану ли живым я завтра спозаранку?
Из гетто ветер нам донес
Ребенка крик и каплю слез.
Но вот опять над городом спаленным
Полощет ветер красные знамена…
Теперь в дома средь ночи я стучал.
И мне не позабыть, как я убийц искал.
Давно… давно… давно…
Но я не думал и тогда,
Что ночь, как черная беда
Придет, и в мрачной тишине
В дом постучат уже ко мне,
Нет, не к другим… Был стук ко мне…
С тех пор стихи мои – с обломанным крылом,
Совсем, как у подбитой камнем птицы.
Ах, эта ночь!... И этот грохот в дом…
Наверно, мне он и в гробу приснится!
Тот бедный мальчик был свободной ланью.
Теперь дрожит он перед каждой тенью…
Кто исцелит его безумье и страданья?
О люди добрые, как вымолить прощенье?
4
И всё? И это мой конец?
Нет! Не умрут стихи мои так скоро.
Я не из тех слепых овец,
Что шли навстречу живодеру.
Он здесь! Его я слышу рык!
Вот-вот вопьется он зубами!
Он рад бы вырвать мой язык,
В пыль истолочь меня с костями.
Как злобный волк меня схватить
Он среди ночи тайно хочет
И в логово свое втащить…
(Видать, я – лакомый кусочек!).
Эх ты! Мастак заплечных дел.
Полчеловечка в полузвере!
Тебя на власть и беспредел
Послал Вождя приспешник, Берия(6).
Вождю, однако, невдомек,
Что ждет его и тех, кто рядом:
Пьют кровь они, как сладкий мед;
Но станет кровь им смертным ядом.
5
Что оказался здесь я, - не беда!
А может быть, удача в том моя?
Бушует буря. Люди! Все сюда,
В наш Первородный Хаос «БЫТИЯ»!(7)
Идите к нам! Здесь пляшет Смерть сама,
Свои печати стая на заборах.
Спешите в город наш! В нем есть Тюрьма!
Она Народным Храмом станет скоро!
От душ людских там, в камерах сырых,
Огнем и жаром каждый камень пышет.
Пусть чья-то добрая рука на них
Все наши имена навечно впишет!..
Бушует буря. В стекла бьет поток.
Медвежьи тучи небеса изгрызли…
Так разбуди меня ты, голубок,
В чьем клювике зажата ветка жизни!(8)
6
Меня здесь вечный ждет покой…
Проклятье вам, немые стены!
Кто скажет мне, за грех какой
Я заплатил такую цену?
Да, я виновен! Я еврей.
И свой народ любил всем сердцем.
За это в камере моей
Бывал я бит до полусмерти.
Да, грешен! За Страну отцов
Я смел поднять бокал в застолье.
Язык мой заперт на засов,
Чтоб рта раскрыть не мог я боле.
Мой прах сожгут, ко всем чертям…
Кто, где отыщет след унылый?
Неужто, Господи, я сам,
Я сам копал себе могилу?
Я жизнь провел (не каюсь, нет!)
Средь псов слепых и в ослепленье.
Ну-с, так о чем бишь твой завет,
Пророк ты наш, великий Ленин?
О, пощади! На мой народ
Свой меч нацелил брат твой, Каин.
Не от того ли ПРАВДА мрет,
Что в ней писали букву «АИН»?(9)
Я жил рассудком (чувством – нет!).
Но как же с детства сердце грел он –
Тот радужный, еврейский, цвет
Рассвета – голубой и белый!...
Умру без имени, в тюрьме…
Но, брат! Местечко застолби ты
Там, в кибуце, в родной стране,
И для моей души разбитой!
7
Друзья! Когда уйду я в мир иной,
Пусть красный флаг поднимут надо мной!
Давид Эдельштат
Наш красный флаг, наш красный флаг
Вел поколенья в бой и пламя.
Нам этот флаг милей всех благ –
Наш стяг родной, святое знамя!
Как полыхал он надо мной.
Над колыбелью в детстве раннем.
Он нес меня над всей землей
На мощных крыльях урагана.
Когда же веры я достиг,
Что он привел нас к райской жизни,
Древко вонзил он в мой язык –
Не пикни, дескать, и не взвизгни!
Я гордо нес его в руках,
Всю жизнь ему я поклонялся…
Наш красный флаг, наш красный флаг –
Змеей, змеей ты оказался!
Перевод с идиш Моисея Ратнера
Примечания переводчика
1.Так в оригинале. ЛЕЙЗЕРКА – Лазарь Каганович, один из помощников Сталина. МАМЗЕР (иврит) – незаконнорожденный; употребляется так же как ругательство (ублюдок).
2. «Черный ворон» (написано по-русски, еврейскими буквами) – автомашина для арестантов (примечание автора).
3.Самый дешевый вид колбасы (примечание автора). Когда ее «выбрасывали» (было такое словечко!) в торговую сеть (явно, не в достаточных количествах) – возникали очереди (уточнение переводчика).
4.Старый анекдот того времени.
5. «Даешь Варшаву!» - в оригинале написано по-русски, еврейскими буквами.
6. В подлиннике – непереводимая игра слов: «Берия» рифмуется со словом «мастак», на идиш – «бэрье».
7. Имеется в виду 1-я книга Пятикнижия, «БЫТИЕ», и описанный там Первородный Хаос (Тоhу вэ-Боhу).
8. Тоже намек на Пятикнижие – голубь принесший во время потопа в Ноев ковчег оливковую ветвь – символ надежды на будущее избавление.
9. Эта фраза требует пространного комментария. Согласно еврейской мистике существует глубинная связь между сущностью слова и его написанием. Один из многочисленных примеров этого – понятие «ПРАВДА» - «ЭМЭТ» (в ашкеназийской транскрипции на иврите оно звучит «эмэт», а на идише «эмэс»), На иврите это слово пишется буквами «АЛЕФ» - «МЭМ» - «ТАВ», что имеет определенный мистический смысл: «АЛЕФ» - начало (алфавита), «МЭМ» - середина и «ТАВ» - конец (алфавита). Советская идишская орфография стремилась как можно дальше отойти от иврита. Поэтому на «советском» идише слово «ЭМЭС» писалось иначе: «АИН» - «МЭМ» - «АИН» - «САМЕХ», что перечеркивает мистический смысл этого, столь важного для мира слова. Я слышал, что и Лейб Квитко (а он был одним из создателей советского варианта идишской орфографии) говорил: «За что мне такие муки? Наверное, за то, что я писал «ЭМЭС» через «АИН».
АРСЕНИЙ ТИТОВ
***
Опутанных идейной ложью,
За светлым будущим вдали,
В мороз и зной по бездорожью
Нас в эту даль вожди вели.
Мы жили в запредельном мире
И не один десяток лет...
Вот так, рядами, по четыре,
Мы уходили на тот свет,
Враги народа: малолеток,
Эстонец, русский и еврей...
Во имя грома пятилеток,
Во славу Родины своей.
1949г.
Валентин Соколов (Валентин З/К)
***
В райкомах ли, на лекциях ли, в школе ли
Мозги вправляли нам учителя,
Идеями нечистыми неволили,
Плывущими из древнего Кремля.
Но все равно, хоть мозг и засоряли нам
Той чепухой и жалкой, и пустой,
У нас в душе над Лениным и Сталиным
Стоят Тургенев, Пушкин и Толстой.
Зл/о. 1954
***
Это было даже очень просто
Нас по плану гнали в пасть тюрьмы,
И страна своим заметным ростом
Удивляла жалкие умы.
Шли этапы. В тюрьмах пересыльных
Бушевал людской девятый вал.
Слабый мир, покорный воле сильных,
Жизнь свою неволе отдавал.
Шли этапы севером морозным,
Шли тайгой, бескрайней тундрой шли
И виденьем сумрачным и грозным
Оживляли древний лик земли.
И за ними города вставали
С ширью улиц, с тайнами квартир...
Так Советы, партия и Сталин
На глазах «преображали мир».
Зл/о. 1955
Виктор Рубанович
РЕКВИЕМ
Пепел Клааса стучит в мое сердце,
Как молот по наковальне...
Стучит неустанно, денно и нощно.
И слышится мне, что звучит неумолчно
То горестный плач поминальный,
То звон колокольно-кандальный,
То тщетно зовущий к возмездью набат.
Так долгие-долгие годы подряд
Пепел Клааса стучит в мое сердце...
И старое сердце, усталое сердце
Колотится, бьется подобно измученной птице
В темнице, которая клеткой грудною зовется...
Колотится, бьется и, кажется, вот оборвется
И вниз упадет, как ведро, что срывается в бездну колодца.
Но нет, обошлось, я живой
И, проснувшись в холодном поту,
Невидящим взором гляжу в темноту, в пустоту,
Пытаясь вернуть, или нет, не вернуть,
А прочь разогнать, отогнать, отпугнуть
Зловещие, мрачные, зыбкие тени
Моих вспоминаний, моих сновидений,
Которые, знаю давно, не прогнать, не избыть, не забыть...
Клаассы мои, Классы!
Костями вашими устланы трассы
Великих путей, что прославили сталинский век.
Век злого насилия, крови и горя —
Под каждою шпалой, под каждой волной рукотворного моря
Считай — человек!..
Клаасы мои, Клаасы! Вы были?
Иль, может быть, не были?
Напрочь вас все на земле позабыли,
А бедные ваши могилы,
Где вас, словно псов, без гробов схоронили,
Землею оплыли
И жухлой травой, как коростой, давно заросли.
Они не слезами — дождями омыты,
Снегами занесены,
И спят в них Клаасы, землею укрыты.
Надежно зарыты, навек позабыты.
На гиблых окраинах кровью залитой.
Беспамятной, злой и голодной страны.
Адак — Нижний Новгород. 1940—1992
Янис Зиле
РЕКВИЕМ ПО ДУШАМ ЗАМУЧЕННЫХ
Воркута.
Полночный час.
Снег летит над тундрой стылой.
В свете призрачном – унылый
Теней призрачных экстаз.
Это – души погребенных
Без причастья и креста.
Это – участь миллионов,
Окаянная верста.
Вышка – вышке, флангу – фланг:
Банг!..
Банг!..
Банг!..
Банг!..
Метр рельса –
Рында зоны
И глашатай Воркуты.
В этом звоне – наши стоны,
Наши сомкнутые рты.
Это значит: власть не дремлет,
«Цырик» дрочит автомат.
Прах твой тощий не приемлет
Панцирь тундры, мой собрат…
Дранг нах норден!..
Дранг!..
Дранг!..
Как по морде –
Банг!..
Банг!..
Воркута –
Земля святая
И проклятая земля!
Мы тебя собой питаем –
Наций дружная семья…
Ты ж ни в чем не виновата,
За колючкою сама!
Это вурдалак усатый
Крови жаждет без ума…
Банг!.. –
на курьих ножках вышка.
Банг!.. –
ликует Сатана.
Скольким нынче ночью крышка!
Скольких вычеркнет страна!..
Век ХХ – й, полосатый!
Забубенные места –
Бухенвальд иль Куропаты,
Магадан иль Воркута?..
Туз пиковый, дуй ва-банк!
Банг!..
Банг!..
Банг!..
Банг!..
Тех имен никто не вспомнит –
А-1 иль Я-500…
Мир окутывает полночь,
Где строчит сверчок-сексот.
Не пугайте зека смертью!
Разве эта «жизнь» - не смерть?
Закрутился круговертью
Сталинский кровавый смерч…
Банг!.. – звучит на ближней вышке.
Банг!.. – ответствуют с другой.
……………………………………
……………………………………
А потом, глотнув спиртяшки,
«Кум» базлает во всю мочь:
«Что за буфера и ляжки
У полячки, что в ту ночь!..»
У него в секретной части
Есть анкета. Каждый штрих:
«Не был», «Не судим», «Участник» -
Сам собой ложится в стих.
Пусть не шибко образован,
Но почти что наизусть
Политически подкован
И напитан, словно груздь…
А осанка?.. Строевая!
А уж рявкнет, мать их в дрэк!
«Я другой …страны не знаю,
Где дак…дышит человек!»
Банг!.. – опять звучит на вышке.
Банг!.. – ответствует с другой.
………………………………..
………………………………..
Так поют. И так играют
Под метельный лютый вой
Стражи – сталинская стая –
Люди?.. Нелюди?.. Конвой!
Замела метель бараки,
Только черный дым из труб.
В забытьи – в повальном мраке –
К полутрупу полутруп.
Храп. И вонь. И спертый воздух.
И бушлаты на гвоздях.
Если Ад возможен – вот он!
Воркутится на костях…
Банг!.. – звучит на каждой вышке,
Над огромною страной…
Отче наш, отец Всевышний!..
Братья!..
Сестры!..
Край родной!..
Родина…
Аминь.
Воркута. Аяч-Яга, Речлаг,
Зима 1950-51 годов.
Перевод с латышского В.Того
ПАМЯТНИК СТАЛИНУ
(из книги воспоминаний М. Байтальского «Тетради для внуков»)
Проблема свободы слова есть, собственно говоря, проблема обратной связи в обществе - связи, которую по-своему осуществлял еще Гарун аль Рашид. Конечно, в лагерях обратная связь с массами зека не особенно нужна: лагерь не задуман как республика. Впрочем, именно в лагере ее ретиво, хотя несколько своеобразно пытались наладить. Узнать настроение масс здесь требовалось с единственной целью: подавить всякое сопротивление в зародыше, пока оно еще носится в воздухе в виде настроения. Прибивали ящики для заявлений, подслушивали, цензуровали, - таков самый разлюбезный сталинский способ ознакомления с волей народа, наилучший датчик, сигнализирующий, где и что следует немедленно пресечь. И другие датчики сами собой отпадают: зачем свобода слова, если и без нее можно узнать твои мысли?
Но бывают случаи, когда райком может узнать сокровенные думы и чаяния трудящихся и без сообщения секретаря низовой парторганизации. Такой случай произошел в Воркуте, да в столь забавной форме, что нельзя не рассказать.
В чудесные первые месяцы лагерной либерализации, когда некоторые лагерники так и ждали, что вот-вот кум подойдет к ним христосоваться, гранитному памятнику Сталину, что стоял на одной из центральных улиц, однажды ночью отбили голову. И, не удовольствовавшись этим, еще и напялили ему на плечи рваный арестантский бушлат.
С самого рассвета по этой улице, обычно не столь оживленной, началось невиданное движение: трудящиеся спешили со своими сокровенными чувствами к вождю без головы.
Начальство распорядилось срочно набросить на туловище несколько сшитых вместе простынь, чтобы завуалировать (точнее, запростынизировать) неприличное происшествие. Зрителей и это устраивало - движение не прекращалось. Иные не отказывали себе в удовольствии пройти по улице два-три раза, чтобы насладиться упоительным зрелищем. А начальство было расстроено и растеряно - и не догадалось даже наладить регистрацию прохожих.
Комически-полнтическое ЧП кончилось тем, что голову все-таки приклеили. Шов проступал довольно явственно, но самовольно убрать памятник начальство не решилось. Как это без команды? А команда заставила себя ждать несколько лет (до ХХII съезда). И стоял памятник со следами ремонта на шее, напоминая каждому о веселом случае.
В Воркуте было два памятника Сталину и один - Ленину (более скромных размеров и не на центральной площади). Второй сталинский монумент бронзовый, на высоком пьедестале, находился в самом центре, напротив здания Воркутугля. Много лет простоял он; наконец, после общей на всю страну команды, его сняли с пьедестала и передали Воркутинскому механическому заводу для переплавки. Но администрация никак не могла решиться поднять руку на священную скульптуру, и она лежала.
Она лежала на шихтовой площадке в несколько неподходящей позе - лицом вверх, и рабочие литейного цеха выражали свое отношение к памяти Сталина, оправляя некоторые нужды ему на голову. Видимо, это последнее обстоятельство и заставило администрацию решиться и разбить статую.
Тем и близка ты мне, Воркута - город незамаскированных общественных явлений, город великого пьянства и открытой погони за рублем, что ты, пусть грубо, но без обиняков говоришь о том, о чем другие города пытаются умолчать. Даже в ханжестве твоем ты откровеннее других ханжей. Спасибо тебе за науку, мой заполярный университет, моя снежная альма матер!