В городе Краснотурьинск создан
коллектив барабанщиц.
Из Интернета.
Быль Краснотурьинска — как страшная сказка,
и все его подвиги мне не отмазка:
что славу он нашу сгубил — Мустафу,
я сонмы проклятий в отместку зову.
И как бы рассудочно вы ни бренчали,
но громче, превыше, но злее печали:
за что (!) не для жизни такая путевка,
как нож под лопатку народу, издёвка?
Тут вихрем несли б его звонкие сани -
там камни, там камни, там камни, там камни.
Рожали тут мамы им кинутых мест,
чтоб жили, покамест жить не надоест,
а там — то этапы, то лесоповал,
кому-то хотелось: скорей бы устал...
По сути бессмертного, злобный Урал,
ты всё же домучил, добил, доконал.
Жизнь в Краснотурьинске и ныне не баска:
там снова какой-то магнат Дерипаска
в рабочих тревожит достоинства пыл,
что снова зарплату им выдать забыл;
с войны без простоя гнобивший рудник
в испуге — закроют! - потерянно сник;
и у барабанщиц ансамбля «Славянка»
не марш выбивается, а перебранка.
Но я не об этом из Йошкар-Ола -
о том, что скончался там где-то Кырла,
тот самый мариец всемирно известный,
бокситовой шахты глядящий из бездны.
Зарыт ли он, сброшен ли, силой ли врос,
в глазах его вечным укором вопрос:
раз мы не считаемся больше врагами,
с блинами когда вы сюда, с пирогами?
Марийцы обязаны течь сюда, течь
и лить в эти жерла без устали речь -
её-то, родную, услышит и мертвым...
Он им, на поверхности нынешним ордам,
как эхо без имени, чуждый, чужой;
по косточкам ходят — стоят над душой
как будто, беспечностью старой тревожа,
раз вновь над народом глумится вельможа.
Подняться бы гневу, как Муромцу с печки,
чтоб, как перед дракой, откинулись плечи,
но... видит, глазам уже свыкшимся веря:
ни села не встанут, ни город-тетеря,
его революцией нищих стращают,
те, странно, души в изуверах не чают,
придушат, пожалуй, Онара впотьмах
на родине, если лишь трепет в умах.
Носитель судьбы раз ее же кузнец,
не выйдет у сказа счастливый конец.
Куда там сказителю края Бажову
до притчи моей, пробудившей изжогу,
до сказки, где всюду невольная желчь -
от горя, что все не желает залечь.
Пусть думают: лает, да хлеба не просит.
Но ветер-то, помните, носит и носит*.