Опубликовано интервью с профессором духовной академии (СПб) протоиереем Георгием Митрофановым. Получился на редкость откровенный и глубокий разговор о состоянии православия в современной России и о его исторических корнях. Если бы от имени РПЦ звучали такие голоса, то у нынешнего воинственного антиправославия не было бы почвы.
Привожу его в сокращенном виде.
Подлинное христианство аристократично
Георгий Митрофанов / Daily Talking, 2012-08-29, Андрей Морозов
Религия / опубликовано 28.09.2012 /
"В нашей церкви слишком быстро появилось много людей, которые всю жизнь были безбожниками – антихристианами, осознанно или нет. Теперь они с поразительной легкостью стали посещать богослужения, преимущественно пасхальные и рождественские, креститься, и даже поститься, не задумываясь всерьез о Христе, и не пытаясь переосмыслить свою жизнь, покаяться. Нет ничего удивительного в том, что в нашей церковной жизни стали доминировать люди, которые по существу не испытывают никакой потребности во Христе, потребности преобразиться духовно и стать христианами.
Церковь их привлекает потому что в ней, в отличии от изменчивого мира, ничего не меняется. По их мнению, в ней, как и в тоталитарном советском обществе не надо брать на себя ответственность, реализовывать свою свободу, а просто стройными рядами идти к какой-то там, безусловно, правильной, далекой цели. Тем более, что путь к этой цели, как и путь к коммунизму, представляется таким путем, где не нужно предъявлять претензий к себе, и если что-то не получается, то в этом можно обвинять других, и уже не мировой империализм, а бездуховный запад. Для них это путь, когда можно по-прежнему, как это привычно для них, искать врагов, но не в качестве агентов империализма, а еретиков, новообновленцев, геев, и всякого рода либерастов. Им проще говорить о ничтожестве запада и собственном величии, только с другим акцентом, что мы живем не в уникальной стране – Советском союзе, - строящей социализм, а в святой Руси. Естественно, она духовнее и правильнее других бездуховных» стран. То есть идеологемы остаются те же, непоколебенные, только внешне приправленные православной атрибутикой.
Сегодня от мирян и даже от священнослужителей мы меньше всего слышим о Христе, необходимости духовного преображения своей собственной души, своем собственном несовершенстве. Мы слышим о необходимости возродить великую страну, обличение происков многочисленных врагов, как внешних, так и внутренних, постоянное педалирование идеи, что пока бедная, но поэтому духовная, Россия противостоит бездуховному Западу.
Часто из уст священнослужителей слышатся те же самые, по существу не имеющие к христианству никакого отношения, политические слоганы, которые предлагают обновленные евразисты-сталинисты. Мы уже не отличаемся друг от друга. Самое страшное, что церковь перестает быть церковью Христовой, и становится общероссийской агитпроповской ритуальной организацией. Она сочетает в себе элементы агитпропа и комбината ритуальных услуг, в нечто прикладное, совершенно не касающиеся души человека.
Мы можем констатировать, что среди сторонников коммунистической партии есть люди, которые одновременно считают себя православными христианами. Это великое кощунство по отношению к тем священномученникам двадцатого века, которых совсем недавно мы прославили.
<...>
Характерной чертой современной власти является глубокая безыдейность. Периодически наши руководители осознают, что электорату нужно дать какую-то идеологию. Здесь возникает перспектива использования той же православной атрибутики.
<...>
Например, я убежден, что большинство наших государственных деятелей являются людьми глубоко нецерковными, хотя и заходящими в храмы. Если бы они действительно были христианами, то не было бы такой коррупции и злоупотреблений служебным положением, и всего того, о чем мы с вами хорошо знаем. Вера без дела мертва. Поэтому, когда я смотрю на дела многих государственных деятелей, то отдаю себе отчет в том, что для них ничего не стоят их лобызания и стояние в качестве подсвечников на пасхальном богослужении.
Надо сказать, что мы живем в одной из самых дехристианизированных стран мира, где дехристианизирован не только сам народ, но и правящий класс. Быстро воцерковиться не удастся. Кто является церковным человеком? Отнюдь не тот, кто крещен, и считает себя православным человеком, а тот, кто причащается хотя бы раз в год. Таковых у нас в стране и пяти процентов не наберется. И это наш актив, хоти и в нем существует разного рода люди. Остальная масса крещенных или некрещеных, иденцефициирующая себя как православные или нет - это крещеные или некрещеные безбожники. Такова реальность и дела их свидетельствуют об этом, как и по дела некоторых наших руководителей . Какую бы черкеску после Крымска не одел Ткачев, хочется сказать: «Черкеска на тебе есть, а креста – нет». Хотя не сомневаюсь, что он его носит. <...>
«Русь крещена, но не просвещена». Эти слова Лесковаактуальны и для нашего времени. Значительная часть, даже ходящих в храмы, христиан не обладает осмысленным, продуманным христианским мировоззрением. Им хочется ощущать причастность к церковной жизни, проявить несформировавшееся у них христианство. Вот тогда и проявляются привычные атрибуты того самого ритуального бытового народного благочестия, которое веками было у большинства христиан на Руси. Наши крестьяне веками старались быть благочестивыми и благонравными, могли строго соблюдать посты, но при этом на вопрос «Что такое Троица?» отвечать: « Иисус Христос, Богородица и Николай Чудотворец».
Один из авторитетнейших обер-прокуроров Синода Победоносцев в конце девятнадцатого века говорил: «Наш народ ничего не понимает в богослужении, а из молитв знает только «Отче наш», и то часто читает его с ошибками». С другой стороны, чудотворные иконы и мощи, пышные церковные праздники, знание какому святому в каком случае молиться и к каким мощам прикладываться заменяло полнокровное христианское мировоззрение.<...>
Путешествия по святым местам, паломничество на Афон, пожертвования на храмы не мешают нашим чиновникам брать взятки и разворовывать страну. Они свой обет перед богом, как они его понимают, выполняют: приняли крещение, посетили на комфортабельном транспорте Иерусалим. Помните, как говорили по партноменклатуру «Народ и партия едины, раздельны только магазины?». Вот и для них тоже самое, только на уровне церковной жизни: вип-паломники, вип-прихожане. Не случайна была и вип-очередь к поясу Богородицы.<...>
... В девятнадцатом веке в России никогда не вспоминали о благодатном огне, несмотря на то, что паломничество в Святую Землю было весьма распространено. Очень образованный наш церковный иерарх, епископ Порфирий (Успенский) основываясь на свидетельствах самих греческих священнослужителей отмечал, это всего лишь благочестивый обычай, а не какое-то чудо. Но надо сказать, что для нашего недоразвитого в христианском отношении религиозного самосознания неофитов, подобного рода впечатляющие эффекты необходимы.<...>
...появляется ощущение, что мы из христиан превращаемся в огнепоклонников. Все-таки главное чудо, которое оставил нам Христос – это святая евхаристия. На литургии вино и хлеб становятся Телом и Кровью Христовыми. Вот главное сверхъестественное явление в церковной жизни. Но люди готовы любыми путями добираться до этого благодатного огня, проходя мимо совершающейся каждый день божественной литургии. Это полный перекос сознания. То, что это стало популярно именно сейчас, в начале 21 века, говорит о наличии в сознании современных, новообращенных христиан рудиментов архаичного самосознания. Отсюда и ощущение чего-то средневекового.
Более определенно о благодатном огне говорил в своем основательном докладе еще в 1949 году, в стенах Ленинградской духовной академии крупный литургист, профессор Николай Дмитриевич Успенский рассказывал, как исторически складывался этот литургический чин, отнюдь не имевший элементов самопроизвольного возгорания огня. Лампады гасились, а потом в определенное время определенным образом зажигались. Этот обычай был на протяжении многих веков. При нашем общем невежестве мы забыли даже то, что знали наши предшественники.
<...>
Епископ Порфирий (Успенский) писал, что рассказывавшие ему о благодатном огне греческие епископы на его вопрос «Зачем же они поддерживают эту легенду?», отвечали: «Если мы скажем, что происходит на самом деле, нас просто растерзают».
Многие наши священники, несклонные верить в подлинность самовозгорания этого огня, утешают себя тем, что на данном этапе, для стимулирования в людях религиозных чувств, надо дать им что-то ясное и просто впечатляющее.
С моей точки зрения, это духовная дезориентация. В пасхальную ночь нужно молиться на божественной литургии, и причащаться святых Христовых тайн. Именно тогда, через таинство евхаристии мы причащаемся к Христу. А все это уходит на второй план в ожидании благодатного огня.<...>
Начиная с Киевской Руси, приходится говорить о двоеверии нашего народа, умевшего сочетать в своей религиозной жизни внешние элементы церковной жизни и глубокие переживания языческого характера. Зачем язычник обращается к своему богу? Чтобы он помогал ему обустроить жилье. Христианин обращается к Христу, потому что хочет преобразить самого себя. Он неудовлетоворен собой, и вдохновлен величием Христа. Вот почему среди кто сначала ходили за Христом, и кричали «Дай, дай нам чуда!», а потом «Распни его!», подлинных учеников было немного.<...>
Потому что большинство людей – это закон человеческого естества – обращается к богу, чтобы что-то получить от него, чтобы он сделал лучше их жизнь на земле. Если что-то удается сделать человеческими усилиями, то многим людям Бог становится не нужен.<...>
Подлинное христианство религия немногих, она аристократична, подлинных христиан всегда было и будет немного.<...>
До сих пор половина духовенства не имеет богословского образования.<...>
Если вспомнить историю, то система духовного образования появилась в России только в начале восемнадцатого века. До этого можно было встретить неграмотных священников. Просто они с детства зазубривали наизусть те тексты из богослужения, которые необходимо произносить священнику.
В девяностые годы ситуация сложилась так, что нужно было, как казалось, открывать больше храмов. Из духовных школ тогда было три семинарии и две академии, потом стали открываться другие. Это породило серьезную проблему. Сегодня из сорока семинарий настоящими можно назвать не более десяти. Остальные очень ущербные, провинциальные школы, которые готовят по существу недообразованных священнослужителей. Когда они попадают в духовную академию, то не способны в ней учиться, их нужно заново переучивать.<...>
Это основная проблема. Те, которых нарукополагали в девяностые, продолжают служить, и проповедуют «от ветра голова своея». Поэтому подчас от священников можно услышать диковинные вещи, не имеющие никакого отношения к богословской традиции Церкви. Это печальное наследие девяностых годов. Подавляющее число священников, особенно в провинции, не имеют ни то, что богословской, но и общей культуры.<...>
Что такое современные бабульки в храмах? Это комсомолки шестидесятых-семидесятых годов. Эпоха патриархально-церковных старушек уже давно прошла. Мы сталкиваемся в храмах с людьми, у которых советский менталитет. Они пришли в храм от одиночества, ожесточенности. Они ничего не знают, но уже готовы учить. Они не готовы проявлять терпимость и доброжелательность, а наоборот – грубы и не добры, бывает и такое. Мы можем, например, увидеть в церковной лавке «православно одетую женщину, ведущую себя хуже, чем расписанная косметикой девица из супермаркета.<...>
И о Pussy Riot
То, что в целом эта хулиганская выходка давно была бы забыта, если бы к этим женщинам отнеслись снисходительно, дав нравственную оценку безобразному поступку. Нужно было этих женщин оставить на попечении их собственной совести, а сейчас получилось, что все больше приличных людей им симпатизирует, и осуждает церковь.
Я в недоумении: почему никому не пришла в голову мысль взять их на поруки, и освободить под залог? Кому, как не церкви нужно было выступить с такой инициативой? Она должна была дать им шанс переосмыслить свое отношение к церкви. Они могли бы согласиться, и это было бы покаянием. Они могли бы отказаться, и тогда стало бы ясно, что тут церковь ничего поделать не может. Но даже этого не было предпринято.
О священниках в армии
<...>Я прослужил три года на флоте, и знаю, как легко организовать для военнослужащих любое мероприятие. Политруков сейчас нет, но заменять их кем-то надо.
Среди молодежи людей с религиозными запросами очень немного. Более того, в нашу армию попадают люди, в основном, из неблагополучных семей, менее образованные и социально-отсталых. А среди низового уровня молодежи религиозность еще меньше распространена. Так что, это все кампанейщина, имитация участия при полном отсутствии подлинного участия.<...>
Учитывая, что подлинно образованных, культурных священнослужителей у нас не очень много, то нужно быть очень избирательным. Если мы возьмем, к примеру, интернет-ресурсы, то можем встретить порталы, которые активно работают, но которые скорее дискредитируют церковь. Например, «Русская народная линия». Но есть и культурный православный ресурс – «Православие и мир».
Надо сказать, что сейчас от имени церкви выступают СМИ, обозначающие себя, как церковные. Они формируют у многих православное, как им кажется, мировоззрение, но на самом деле к христианству это имеет мало отношения.<...>
При прославлении мучеников наличие чудес необязательно. Это единственный чин святых, когда чудотворение необязательно. Важно лишь установление мученической смерти.
Что касается чудес, то о них всегда было принято говорить реже, чем принято считать сейчас. Даже в средневековые времена, когда люди были более открытые, доверчивые и не столь рациональные. Сейчас чудеса бывают крайне редко. Чудотворение обязательны при канонизации преподобных, святителях, но не мучеников.
<...> Мы пошли по пути восстановления церквей, не задумываясь: а нужны ли они? Ведь в сельской местности многие восстановленные храмы пустуют, потому что вымирают окружавшие их деревни. Для чего нужны многочисленные храмы в центре города, когда их нет в спальных районах?
Нужна разумная политика. Нельзя восстанавливать все, что было разрушено. На прежнем уровне все равно не сделаем, получится сомнительный новодел, а средства будут вкладываться в стены, камни… <...>
О священниках, служивших богоборческому режиму
покаяния этих деятелей нет, что кажется странным с христианской точки зрения. Кому как не христианину нужно покаяние? Пока ты носишь в душе какой-то грех, тебе самому будет хуже.
Один немолодой священник, хорошо знавший специфику советской действительности, как-то мне говорил: «Обратите внимание на старых священников. Особенно на тех, кто много кричит о патриотизме и великой России. Они точно были стукачами». «Почему?» - спросил я. «Потому что у него возникает необходимость психологической компенсации. Он не может признать что проявил слабость, сотрудничая с властями, и хочет обосновать это тем, что служил не им, а родине, которая всегда была великой святой Русью. На самом деле, это лукавство. Грех должен быть обозначен как грех. Это в интересах самого грешника.<...>
В советское время практически со всем духовенством проводились «беседы». Я поступал в духовную семинарию в 1985 году, и уже был подвергнут профилактической беседе с майором госбезопасности. Потом, когда семинаристы становились священнослужителями, спецслужбы пытались ввести их в свою работу на уровне подписки о сотрудничестве с получением псевдонима. Мы можем только предполагать, сколько было таких «сотрудничающих». Я думаю, что не пять и не десять, а пятьдесят процентов духовенства давали подписку о сотрудничестве.
Мотивы могли быть разные. Кто-то хотел таким образом сделать карьеру, кто-то послужить церкви в тех условиях, которые существовали. В любом случае, подобный шаг является шагом, который предполагает в человеке дальнейшее покаяние. Я могу предполагать, что немало священников, которые начинали свое служение в шестидесятые-восьмидесятые годы, имели свои псевдонимы.<...>
Мерзость советского времени заключалась в том, что она ставила людей в такие условия, что нужно было быть или героем, или подлецом. Промежуток был очень ограниченный. Человек, который хотел реализовать свой талант, должен был вступать в партию. Люди шли на компромисс – что в церкви, что в миру.
Слава богу, мне только краешком удалось соприкоснуться с этой системой. В семинарию я поступил в 1985 году, а через несколько лет система стала давать сбои, и стало уже не до вербовки каких-то студентов духовных школ. Но я прекрасно отдаю отчет, через что проходили священники советского времени. Человек мог держаться пять, десять лет, а потом сдавался. Но наличие агентурного псевдонима не могло означать, что человек был христопродавцем. Каждый случай нужно проверять отдельно.
В свое время митрополит Сергий (Старгородский) пошел на главную уступку советской власти. Он согласился делать епископные назначения по согласованию с ГПУ. С этого момента советская власть добилась того, что после войны ни один епископ не мог рукоположить священника без предварительного согласования с уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви, то есть офицером госбезопасности. Все кадры в церкви были поставлены под жесткий контроль.
Тем не менее, это не мешало священникам подчас быть независимыми. Были и такие, кто свободно и честно исполняли свой долг. Можно вспомнить и отца Александра Меня. <...>
На своих панихидах по власовцам я пытался показать присутствующим духовный смысл того, что мы делаем. Речь шла не о прославлении и героизации власовцев, причем личность самого генерала Власова лично мне кажется несимпатичной. Я слышал свидетельства непосредственных участников этого движения, и они говорили о нем много нелестного. Вот начальник его штаба генерал Трухин был идейным и принципиальным человеком, а не оппортунист, каким может показаться Власов. Бывший офицер императорской армии, он перешел в Красную армию, потом, разочаровавшись в коммунизме, стал ее противником.
Война – это величайшая трагедия, и если уж церковь вспоминает ее, и уж тем более Вторую мировую, то она должна не громыхать молебнами о победе, а молиться о том огромном количестве русских людей, которые погибли в ней. Молиться нужно обо всех, жертвы многочисленны. Задача церкви не вдохновлять военнослужащего на победу в войне, а напомнить ему, что он христианин, которого мобилизовали, и дать ему почувствовать что он идет на страшное духовное дело: «Ты не можешь не убивать, но если будет возможность не проливать кровь – прояви великодушие». Нужно молиться, чтобы человек сохранил свою христианскую сущность во время войны.
У нас очень языческое восприятие войны. Церковь не должны выступать, как агитатор и пропагандист какой-тот одной стороны на войне. Потому что заповедь «Не убий» не войне не отменяется. Это понятно при спокойном и здравом размышлении, но в том общественном раже, в котором мы живем, об этом уже давно забыли.<...>
Что такое духовник? На самом деле, это не духовный отец, который определяет волю. Такие отношения редко складываются, и то в условиях монастыря. Духовник – это постоянно исповедующий священник. У многих православных людей нет постоянно исповедующих священников, исповедь происходит в переполненных храмах, как на конвейере. Мне кажется, говорить о подлинных взаимоотношениях духовника со своим духовным чадом можно в редких случаях.
Интересный феномен получается, когда богатые новые русские начинают воцерковляться. Положение духовника становится очень сложным – он должен подстраиваться под него, чтобы не остаться без его участия в приходской жизни. Но еще большей серьезной проблемой является то, что большая часть людей не испытывает потребности в исповеди, а привычки исповедовываться у них нет. Отсюда разного рода имитация исповеди. Некоторые считают, что исповедь это некий психотерапевтический сеанс, и говорят о своих проблемах, но это не может быть темой исповеди.<...>
(http://dailytalking.ru/interview/mitro