Я бываю очень недоволен собой, когда сильные чувства негативного свойства начинают доминировать над разумом. Когда вместо того, чтобы попытаться по возможности спокойно и непредвзято описать и проанализировать происходящее, ты просто выкрикиваешь в бездушное пространство обсценную идиому. Вот и вчера, когда я узнал о судебном решении продлить срок в камере трем девчонкам из Pussy Riot, я не сумел найти ничего более адекватного, чем довольно громко произнести слово "суки", причем как минимум с тремя восклицательными знаками.
Понятно, что адресовалось это не к девочкам. И даже не к судьям. Какие судьи? Вы о чем?
Только что я написал о том, что одним из основных приемов нынешнего агитпропа служит оксюморон. Но есть и еще одна лингвистическая особенность российской общественной и политической жизни. Это омонимия - когда одинаковыми словами обозначаются разные предметы. Если вы, например, услышите или прочитаете слово "лук" вне контекста, вы ведь не поймете, о том ли луке идет речь, из которого стреляют, или о том, который едят.
Омонимы, чье значение не вполне очевидно, часто вводят в заблуждение. И лишь когда ты ясно понимаешь, что в нашей стране "партии", "парламент" и "выборы" означают вовсе не партии, парламент и выборы, а нечто совсем иное, хотя пишутся и произносятся так же, то жить становится не то чтобы легче и веселее, но хотя бы как-то понятнее.
То же и с "судом". Слово "суд" при сложившейся у нас имитационной системе может означать все что угодно, но только не суд. А потому и оценивать работу судей с точки зрения разумности или справедливости их вердиктов не более адекватно, чем оценивать работу печатного станка с точки зрения формы и содержания текстов.
Нет, и не к судьям адресовался мой "вердикт". А к тем, кто сознательно и целенаправленно отравляет и без того не самую стерильную общественную атмосферу миазмами тупой злобы, старинных суеверий, сладострастного бесстыдства, тошнотворного неприкрытого лицемерия. К тем, кто отравляет воздух и стравливает людей. Да и понятно: удерживаться у властных корыт, тереть свои терки, откатывать свои откаты, пилить своими пилами, грести своими граблями и вершить все прочие свои великие дела во славу Великой России они могут только в этом зловонном тумане. Все правильно сказала девушка Надя, выходя из зала суда.
И особенно мне нравится, что на фоне всего этого беснования, по форме и содержанию сильно напоминающего тяжелый гриппозный бред, продолжаются как ни в чем не бывало вальяжные споры о том, хорошо или все же дурно поступили девочки. Красиво или некрасиво. Надо было так делать или не надо. В общем, плохо, конечно, что девушку изнасиловали и убили. Но зря все-таки она носила такую короткую юбку. Или, допустим, репортер, сообщающий о дорожной аварии, посчитает нелишним отметить, что сбитый насмерть пешеход был одет ужасно безвкусно.
История, подобная этой, история, сумевшая спровоцировать столь бурные страсти и столь неадекватное возбуждение церковно-карательного механизма, в любой цивилизованной стране могла бы прослужить информационным поводом не дольше чем пару-тройку дней. И я уже в который раз задаюсь вопросом: где мы живем? И, главное, когда, в каком веке?
Совсем недавно я был в Австрии и Германии, где буквально все, с кем мне приходилось общаться, включая и бывших соотечественников, спрашивали меня одно и то же: "Что же это у вас там такое происходит? Неужели ТАКОЕ возможно в наши дни?" "Как видите, возможно, - приходилось отвечать мне, - у нас там все возможно". А в памяти всплывал припев дурашливой, задорной, как тогда говорили, песенки из 60-х годов: "Возможно, возможно, конечно, возможно. У нас ничего невозможного нет". И дальше, конечно же, "Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!". Веселая, в общем, песенка.
Лев Рубинштейн
Источник: Грани