А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
                                                     Он играет услугами полулюдей...
                                                     Что ни казнь у него – то малина…
                                                                                      Осип Мандельштам

   Когда-то, в далекие советские годы, когда население кормили недоброкачественной соцреалистической продукцией, в ходу был очень любопытный художественный фильм о вожде мирового пролетариата. А там имел место такой эпизод: самому человечному человеку приносят письмо от крестьян, где они спрашивают, что делать с кулаками. Вождь, перебивая чтеца, негодует: мол, гнать взашей надо. А тот продолжает зачитывать: «хотели было гнать, а потом взяли, да всех поубивали». На что Ленин щурится и довольно бросает: «Ну что ж, очень толковое письмо!».
   То, что сотни миллионов советских людей посмотрели (не просмотрели!) этот эпизод и не ужаснулись – само по себе ставило диагноз обществу, будущность которого была умным людям вроде Синявского или Матусевича хорошо известна. Есть законы, неистребимые, как сама природа: например, взбесившуюся собаку, истекающую ядовитой слюной,  принято пристреливать – в ее же национальных интересах.  
    Все это советское рвотное вспомнилось вчера, когда страна во время вечерних новостей  Первого общероссийского (!) канала вынуждена была, сдерживая дурноту, следить, с позволения сказать, за дискуссией двух то ли шулеров, то ли подонков (хотя почему «или» - шулер-то – завсегда и подонок по совместительству) – Владимира Жириновского и Андрея Исаева. Состязаясь в кухонной риторике, они пытались переспорить друг друга: что лучше – публично вешать преступников на Поклонной горе вместо увеселительных мероприятий (предложение Жириновского), или ввести вместо отмененной смертной казни пожизненную каторгу – как выразился один из «тонкошеих вождей» «Единой России» Исаев, «форму более изощренного  и отсроченного убийства». Правда, последний тут же спохватился, видимо, испугавшись прослыть у электората этаким мягкотелым Кисляй Кисляичем, и оговорился, что связано это «вовсе не с тем, что мы приняли какие-то там европейские нормы». Как же – без державного металла в голосе и праведного гнева в очах единая и неделимая может-таки рухнуть под воздействием пятой колонны (это заявление того же Исаева с позавчерашнего НТВшного эфира, где он бодался с тем же Жириновским).    
    Когда-то Дмитрий Сергеевич Лихачев выводил за пределы русской культуры тех, кто выступает в поддержку смертной казни. Когда-то Лидия Чуковская отчисляла таких от интеллигенции. Что же касается моей ханжеской точки зрения, как начинал в таких случаях Сергей Сергеевич Аверинцев…
   Я не осуждаю этих политиков: их хлеб – идти на поводу у стада.
   Не осуждаю я и стадо: иметь пятьсот лет пастырей, софеноменальных разномастным исаевым и жириновским – где уж тут станешь человеком. Максимум, встанешь на задние копыта и заблеешь, что, мол, поднял, наконец, свою богохранимую тушу с колен.
    Не осуждаю интеллигенцию: право, велик накат – полтысячелетия быть затаптываемой навозными копытцами с одной стороны, и перманентно отовариваемой пастырским посохом по затылку – с другой.
     Не осуждаю страну, пережившую самое себя и ощущающую экзистенциальную тошноту от причастности к себе самой. Пожалейте ее, мои дорогие соотечественники, сошалашники Ленина и Исаева: тысячелетие не знать другого дела, кроме как бессмысленно и беспощадно пучиться и расползаться, подобно кислому тесту – это похлеще дантовской казни. Чтобы быть пристреленной (или прирезанной – тут наши пастыри еще не договорились между собой) окончательно, согласишься на мезальянс даже с нерукоподаваемым Жириновским, даже с упитанным добряком Исаевым, обещающим убивать не больно и медленно, так сказать, частями. Ну что ж – такова наша участь. Заберемся соборно на эту старую проржавевшую колымагу-карусель, и, помолясь крепко богу, оттолкнемся коротенькими ножками от эшафота.  А тот, кто не захочет, пусть хотя бы сокрушится вместе с великим поэтом:

…Ах, карету бы мне, карету,
Да уехать отсюда к черту.
От восторженных вспышек блицев
Да от веры в царя-надежу,
По дурацким счастливым лицам
Жирной грязью стегнув дорожной…

Пусть меня да по свету носит,
Все забуду – врага и друга.
Только нету кареты вовсе,
Все, что есть – карусель по кругу…