Прошло сорок, или около того, дней после двойного теракта в Норвегии – совершенно необъяснимого для обывателя едва ли не самой благополучной страны мира. Последует ли какая-то реакция на те события официальных властей и, главное – какие выводы сделаны из случившегося простыми жителями? С целью попытаться найти ответы на эти вопросы я отправился в Норвегию спустя две недели после трагедии.
 
Десятого августа в Осло шёл дождь, с раннего утра, когда я прибыл автобусом из Стокгольма.
Город ещё спал. У кафедрального собора можно было наблюдать удручающе грустное зрелище. Работники коммунальной службы убирали с площади горы почерневших цветов и погасших свечей. В нос бросался запах сырости и сотен тысяч увядших роз. Это был запах смерти. Таким стало моё первое впечатление в Осло.
 
Сразу после 22 июля на официальном сайте посольства Норвегии в Москве появилась информация о «возобновлении контроля на сухопутных и морских границах Норвегии, а также в международных аэропортах на неопределённое время». Несмотря на открытую до конца лета Шенгенскую мультивизу, мне стало как-то не по себе: чёрт его знает, чем это объявление может обернуться на практике!..
А на практике шведско-норвежскую границу я… проспал. Проснулся оттого, что автобус остановился. В каком-то захолустье. Фонарь за окном высвечивал на двух стоявших поодаль «Вольво» норвежские номера, а, посмотрев вперёд, я обнаружил за рулём нашего автобуса совсем другого водителя.
Над моим щекотавшим нервы желанием посмотреть на внутриевропейский пограничный контроль безмолвно посмеялись.
 
В конце июля мэр Осло Fabian Stang в интервью CNN заявил, что считает самым важным теперь «продолжать жить» (to go on). Вроде бы и ясно, но с другой стороны, ровным счётом ничего не объясняет и ни к чему не обязывает. Хочешь, не хочешь, а «продолжать» в любом случае придётся.
Вот норвежцы и продолжают жить, как привыкли жить в своём мирном-сытом королевстве. Не успев толком осмотреться в столице, я понял, что попал в фестивальный круговорот. За шесть дней пребывания в стране я побывал на трёх концертах, проходивших в рамках трёх разных фестивалей.
В небольшом городке Хамар к северу от Осло я послушал замечательную шведскую певицу Лизу Экдаль (Lisa Ekdahl).
Хэдлайнерами фестиваля камерной музыки в Осло стали английский вокальный квартет The Hilliard Ensemble и норвежский саксофонист Jan Garbarek. Средневековая и ренессансная музыка в их исполнении прозвучала в здании столичной ратуши.
Наконец, накануне моего отъезда из Осло там начался ежегодный джазовый фестиваль. Я не упустил случая увидеть и услышать квартет блестящего американского саксофониста Кенни Гарретта – одного из сайдменов Майлса Дэвиса в 1980-е.
 
В середине августа в Осло стартовала предвыборная кампания в горсовет. Был тёплый день, и конкурирующие партии «пошли в народ», развернув агитацию на пешеходной улице столицы, Карл-Юханс гатэ. Агитаторы при этом находились буквально бок о бок.
Не сильно расходились политические оппоненты и в оценках произошедшего 22 июля, точнее, того, ЧТО может стоять за терактом и настроения какой части общества так или иначе отразил террорист.
Социалисты, правые и центристы твердили одно и то же, как будто заученное наизусть: «Норвегия – открытая страна. Толерантность – наша основа, наше всё. Произошедшее никак не должно повлиять на норвежские законы, в том числе иммиграционные. Мистер Брейвик не представляет никого, кроме самого себя».
Сейчас из Андерса Брейвика пытаются сделать сумасшедшего. Понятно, что гораздо легче списать всё на психопата и социопата, нежели попытаться понять произошедшее, разглядеть смутные очертания будущего, дабы, пущенное на самотёк, оно не обернулось мрачной антиутопией.
По не менее экстравагантному, но видимо, более близкому национальной специфике пути пошла ведущая шведская газета Dagens Nyheter. В автобусе из Стокгольма кто-то бросил свежий номер, с обложки которого улыбался белокурый убийца. По заголовку и отдельным словам статьи стал ясен её общий смысл. Автор утверждал, что Брейвик одержим ненавистью ко всему миру, поскольку в юности якобы стал жертвой гомосексуального домогательства.
 
Завершение моего визита совпало с началом священного для мусульман месяца Рамадан.
Мои соседи по комнате в хостеле, немка Барбара и австралиец Дэвид, предложили с закатом солнца отправиться в восточные кварталы Осло, где норвежская речь слышна гораздо реже, чем, например, пушту или фарси.
Вместо праздника с дегустацией восточных блюд мы обнаружили то, что не смогли объяснить себе иначе как проявление политического такта. Если «белокурая» Норвегия не отменила и не перенесла ни одного из многочисленных летних фестивалей, то норвежские мусульмане (во всяком случае, восточный Осло) в сложившихся обстоятельствах, очевидно, решили отметить наступление своего праздника сдержанно, без лишних шума и иллюминации.
 
Не скажу за всё королевство, но Осло – хоть и небольшой (по нашим представлениям), но довольно космополитичный город. Легче перечислить, кто здесь не живёт. Я видел англичан, африканцев, ирландцев, бразильцев, индусов, китайцев, пакистанцев, японцев и очень много поляков. Не секрет, что в Норвегии получили политическое убежище множество чеченцев и ингушей. Каждый день я встречал хотя бы одного русского – но это уже были туристы.
В норвежской столице обнаружилось две небольшие мечети, каждая с одним, не очень высоким минаретом.
 
Упомянутые выше мои новые знакомые — Барбара и Дэвид — заслуживают отдельного рассказа. Нас свёл под своей крышей самый дешёвый из постоялых дворов Осло – хостел с гордым именем «Центральный пансионат» (Centrum Pensjonat).
Медсестра из Касселя Барбара Зеевальд проводит все свои отпуски в путешествиях пешком. Я не без удивления узнал, что в Европе работают туристические компании, специализирующиеся на услугах для таких вот пешеходов.
Барбара прибыла в Осло на пароме из Киля и намеревалась отправиться пешком во второй по величине норвежский город Берген, в гости к двоюродной сестре. Изучив подробную карту южной Норвегии, Барбара заявила, что поход до Бергена займёт неделю.
Дэвид Растас – австралиец только по отцовской линии, а по матери он финн.
Вечерами Дэвид зарабатывал по 200-300 крон (25-35 евро), играя у кафедрального собора на арфе. «Легко получил, легко спустил», – повторял Дэвид, приглашая меня и Барбару после концертов выпить пива. В один из вечеров выручка была такой, что мы пошли в итальянский ресторан и, поужинав, отсчитали 888 крон монетами.
Дэвиду Растасу я и подарил фотоальбом о Сыктывкаре, изначально приобретённый для мэра Осло.
Кстати сказать, и Барбара, и Дэвид, и присоединившийся к нам на день голландец Антон в один голос согласились со мной, что у бомбиста Брейвика не может не быть как минимум сочувствующих.
 
Понятно стремление норвежцев считать случившееся 22 июля иррациональной выходкой безумца.
Скрытое желание как можно меньше думать о трагедии прочёл я и в реакции на мою просьбу об аудиенции у мэра Осло Фабиана Стэнга.
В стремлении встретиться с мистером Стэнгом я вышел на директора по общим вопросам мэрии Бьорна Рисвика. Я просил о не более чем 20-минутном интервью и сразу обозначил тему разговора. Как мне показалось, мы легко нашли общий язык. Прощаясь, чиновник заявил, что не видит «причин для отказа господина мэра от встречи».
Однако, несмотря на заверение оказать личное содействие, Бьорн Рисвик пустил дело, что называется, по канцелярии, от которой я в конце концов и получил СМС-отписку с извинениями и наилучшими пожеланиями.