Глеб Павловский создал гениальный язык для описания русской власти

 

Пару месяцев назад – еще до известий о том, что он отлучен от Кремля, – мы говорили с Павловским о разном и, в частности, я спросил его о ФЭПе. Он мне ответил: «Я несколько раз его хотел закрыть. Его надо было наверняка закрыть после тех еще выборов. Но всякий раз не хватало решимости». («Тех» – это выборы Путина в 2000 году). Это были последние большие выборы, в которых Павловский участвовал масштабно. В нулевые годы положение Павловского последовательно менялось. Хотя слава «главного политтехнолога страны» за ним сохранялась, но, на самом деле, он уже не занимался выборами. В 2002 году ФЭП продал государству группу интернет-ресурсов, созданных под первые путинские выборы. 

После этого у Павловского были уже отдельные креативные проекты: «Гражданский форум» (неудачная попытка как-то связать Путина и гражданских активистов), телепрограмма «Реальная политика» (крайне неудачная, нанесшая огромной ущерб его репутации), участие в украинских выборах (неудачное), борьба с оранжизмом («На смерть нацбола», проекты сетевой борьбы с оппозицией, очень мрачные по своим последствиям). 

На втором сроке Путина ФЭП перестал быть тем, чем он был в 1995–2002 гг. От ФЭПа остались группа мониторинга, ежегодные вечеринки («фэпники»). Но все остальные проекты Павловского прикреплялись к другим его брендам. «Русский журнал» прикреплен к «Русскому институту». Работа на «Ярославском форуме» шла по линии «Русского журнала». Журнал «Пушкин» и издательство «Европа» – сами по себе.

 

Тем не менее, ФЭП – это легенда. Он прочно вошел в текущий политический словарь. И, боюсь, навсегда слипся с именем Глеба Павловского. Даже если он его закроет совсем, в течение ближайших двадцати лет публичная титулатура Павловского в СМИ машинально будет звучать так: «политический советник, бывший глава «Фонда эффективной политики».

 

Кем был Павловский? Правильнее всего отвечать на эти вопросы, читая британские или немецкие газеты. У себя дома мы всегда перегружены лишним контекстом, у нас много допущений, личных счетов, скепсиса и эмоций и избыточных соображений. «Глядя с Луны» (то есть со страниц любой европейской газеты), Павловский – это «главный политический советник Кремля», «главный кремлевский политтехнолог». Это – «русский Бжезинский». Этим он и является. 

Но кроме «советничества» Павловский создал нечто, что можно назвать «инновационной» политико-гуманитарной машиной. Павловский не стал бы тем, кем он стал, если бы его инновационная машина не порождала новые, ранее не бывшие в России форматы. Их перечисление – долгая тема. Это и создание бюллетеня на английском языке (newsletter) о российских идейных дискуссиях, и информационная карта дня для президента, и первый русский журнал об интеллектуальной книге, и механизм вовлечения европейских интеллектуалов в московские круглые столы, и серийный запуск новостных ресурсов, и проведение exit polls на выборах. Павловский принимал участие в создании первого постсоветского информационного агентства («Постфактум»), в создании «Коммерсанта» (вместе с В.Яковлевым) и многое-многое другое. 

Какое бы зло ни творилось ФЭПом, все, кто попадал туда, были ослеплены и зачарованы именно этой «инновационной машиной», причастностью к производству нового в странной сфере под названием «русская власть». Для «русской власти» Павловский создал необычный оперативный «язык прикладной политологии». Его даже нельзя назвать «постклассическим», хотя, думаю, что Алик Кэмпбелл или политические советники Берлускони вполне его понимают. Это именно язык для описания «физики власти». Власть, понятая сама по себе, без всякого общества, без реальных социальных групп, без людей. Состоящая исключительно из метафор гравитации, перетекания массы, создания искусственной безальтернативности, конструирования псевдоугроз. Эта власть управляет не страной, не народами, не экономикой, а исключительно собственной «повесткой» и медиаинструментами.

 

Язык Павловского вызывал негодование у классических авторов российской политической науки. Они видели постсоветский транзит в сетке нормативных теорий демократии. Но «русская власть» отказалась признавать для себя классический транзит. Она хотела найти себе какие-то неведомые миру основания для постсоветского бытования. В течение двух десятилетий Павловский с большим успехом объяснял, почему нужно перейти от Горбачева к Ельцину; почему не нужно поддерживать Ельцина после 1993-го: почему нужно поддержать Ельцина в 1996-м; почему Ельцину надо уходить досрочно; почему надо поддержать Путина в борьбе с олигархией; почему надо поддержать путинскую реформу власти после Беслана; почему классическое политическое пространство в России невозможно и надо громить «оранжевую оппозицию»; почему «тандем» является идеальной политической формой. И наконец – почему «тандем» зашел в тупик.

 

Без преувеличения, это – гениальный политический язык. Он сам по себе является неким российским гуманитарным постсоветским достижением. Американские политические «концептологи» – а Павловский никогда себя и не называл политологом или – тем более – политтехнологом, любят шутить о себе: эксперты – это те, кто пишет стратегии развития, а нас вызывают, когда стратегии развития прочитаны, брошены в корзинку и президент начинает совещание словами: «Сегодня утром я принял решение бомбить Ирак. А теперь объясните мне – зачем мы это делаем?»…

 

Многие злорадно мечтали, чтобы Павловский ушел со сцены. Я тоже написал немало злобных и, возможно, оскорбительных слов в его адрес. Павловский – опасный «кот Базилио» в очках слепца. Он может далеко завести «Буратину».

 

Но Павловский – хитрый, зрячий и умный человек. Ужас в том, что торжество победы нам ним сегодня празднуют лица, у которых не только нет глаз, но даже нет и глазниц.

Их нет эволюционно. Это – не хордовые, а моллюски. Для них вообще нет такого горизонта, за которым в России должны появиться институты, субсидиарность, права собственности, политическая конкуренция. Они вообще не понимают, что здесь «что-то отсутствует». Они вообще не понимают никаких процессов, кроме тех, которые можно «организовать за прайс». Это – дивные люди. Коротко их можно назвать «патриоты». Удачно звучит и название «народнофронтовцы». Крепнут, крепнут ряды молодогвардейцев, народнофронтовцев, инноваторов, рационализаторов и народных дружинников. Как безглазые косяки рыбы, они хотят точно второй раз попасть в устье 1999 года. Они инстинктивно идут на нерест. Их цель – просто по-второму разу запустить машину путинизма.. Чтобы она дальше 10–15 лет уютно тарахтела...

 

Под это тарахтение дохлого движка мы будем дремать. Павловский займется, наконец, архивами историка М.Гефтера. Те, кто останется в России, будут чаще ходить в турпоходы, ездить с экскурсиями по Золотому кольцу, ходить на «встречи с писателями». Нас ждет небывалый расцвет важного общественного института: «письма-предложения» в специальные «письмоприемники» при «народном фронте». Туда должны будут писать не только рядовые механизаторы, но и академики РАН. Если нет глазниц и ушей, то нет смысла и вертеть головой. Прощай, «эффективная политика».