Когда закончится нефть,
Мы вновь научимся любить
и дружить со своей головой.
И прекратится эта халява
и наши вечные ссоры с тобой…
Этими золотыми словами замечательной песни Юры Шевчука завершился вчерашний митинг, организованный Партией народной свободы на Болотной площади. Открывался он, правда, другой лирической композицией, где можно было различить следующие ламентации: «В магазинах с каждым днем цены поднимаются, населенье бьют рублем – просто издеваются. Стало мясо за неделю раза в два дороже. Как же с мясом этим быть, кто же нам помо-о-ожет?» Месседжы начала и конца мероприятия были столь разительно полярны, что успокоил меня только урок Штирлица, очень хорошо знавшего, что в человеческой памяти откладывается лишь финальный аккорд. Ибо объяснение людям, что за мясом нужно приходить не в супермаркет, а на площадь – это предпоследний шаг в пропасть.
Либералы на прошлых выборах уже получили очень хороший урок сидения на двух стульях: одним был корпоративный самолет «РАО ЕЭС», другим – обещания повысить пенсии и постыдные (не буду показывать пальцем) речения об «ошибках девяностых» и необходимости «либерализма с человеческим лицом». Постыдными они были потому, что всегда оборачивались каменьями, летящими в Егора Тимуровича Гайдара – да только понято стало это лишь у гроба мученика, когда прежде опускавшие палец вниз крокодиловыми слезами пытались искупить свою вину перед великим человеком. Но вместе с постыдностью подобная стратегия была контрпродуктивна: голосов советских пенсионеров СПС они не принесли (разве что антисоветских, вроде Аллы Гербер и Эльдара Рязанова), но зато оттянули львиную долю ответственно мыслящих людей, которые, как правило, бегут от левой риторики как крошка Цахес от дебатов.
Всплыл этот эпизод в памяти вчера в связи не столько с митингом, сколько с позавчерашней беседой с Евгением Гонтмахером – одним из идеологов либеральной модернизации. Гонтмахер, безусловно, - личность героическая. Столько грязи, сколько на него, было вылито разве что на Валерию Ильиничну Новодворскую. Да еще на умницу Кудрина – единственного, кто, на мой взгляд, получает сегодня в правительстве зарплату заслуженно.
В свое время объектом массированной критики стал описанный Евгением Шлёмовичем homo economicus, «суетящийся на ниве зарабатывания средств». Каким унизительным показалось это нашим притюкнутым патриофилам! Мол, на такой ниве русскому человеку суетиться западло – его удел-де – повторять тютчевские побасенки про свою «особенную стать». А дворы нехай метут «черно…е». А не так давно ученого вообще в социал-дарвинизме обвинили – за то, что посмел заикнуться о том, что «кризис в социальном плане был очень полезен». Нужно иметь немало мужества, чтобы в стране, подобной вечной мерзлоте, произносить слова о том, что «российский работник плохо умеет трудиться систематически. Прийти в девять, уйти в шесть. Второе – наш работник не предприниматель». Браво, Евгений Шлёмович – как жаль, что промчалась эпоха, когда Ваши слова могли повлиять хоть на что-либо.
Но вот после чего действительно разразилась буря, так это после некоторых робких рекомендательных замечаний ученого о том, что «цивилизованный выход из ситуации - в высвобождении максимального количества людей из бюджетной сферы». «До трети из нынешних 15 миллионов бюджетников, по моим оценкам, там не нужны»: учителя («количество учителей можно спокойно сократить, по крайней мере, можно их столько новых не готовить»), работники культурной сферы («существует избыток оставшихся нам от советской поры клубов, музеев. Конечно, Россия – страна очень высокой культуры, но надо жить по средствам»). Произнести такое в стремительно советизирующейся стране, изъеденной державчиной, побитой молью патернализма, по последствиям все равно, что бросить бессмертное: отец ваш дьявол, дом ваш пуст, все отнимается от вас. В последние годы ненависть шариковщины переметнулась к Институту современного развития, попечительский совет которого возглавляет, напомню, глава государства. ИНСОР – мозговой трест либеральной модернизации и по совместительству наша последняя надежа – сформулировал удивительно точный рецепт: «паразитарно-распределительные ценности замещаются творчески-производительными. Это ставит свободу над властью, народ над государством». Однако проще сформулировать, чем донести до «народа». Для этого Евгений Гонтмахер и Игорь Юргенс дали принципиально новое определения народа, который, наконец, должен перестать восприниматься по-архаически как общность, как единый коммунитарный организм, как некое «большое тело». Понимаю, что звучит это несколько комично, но отныне среди уважающих себя чиновников в мейнстриме – уважительное отношение к народу как к некой совокупности атомарных индивидов, субстрату пресловутого гражданского общества. По мнению руководителей института, наиболее ценными качествами человеческого капитала должны стать «самостоятельность в делах и независимость во взглядах, способность к рефлексии и рациональность… неприятие патернализма, динамика и мобильность».
За неделю до встречи с Гонтмахером я навестил Анатолия Ильича Ракитова – человека, в бытность советником Б.Н. Ельцина сделавшего невероятное – при покровительстве Егора Тимуровича Гайдара ему удалось сформировать группу психологов, антропологов, социологов, и объединить их в Аналитический центр при Президенте России (этакий прообраз сегодняшнего ИНСОРа, только наделенный официальными полномочиями). Этой структурой были поставлены на удивление смелые и благородные цели: изучение не много не мало типологии российского менталитета. В «лихие девяностые» власти предержащие понимали, что Россия представляет собой энигму не только для Запада – всем знакомо выражение «crazy russian» – Россия остаётся «сфинксом» для самих русских, и ее нужно расшифровывать – хотя бы на поверхностном уровне декодировать этические установки, убеждения и приоритеты российского ума, которые тормозят ее развитие. Выводы, к которым пришел Центр академика Ракитова, были ошеломляющи: трансформация российского рынка в рынок современного капитализма требовала новой цивилизации, а следовательно, и радикальных изменений в матричной основе российской культуры. Как отметил сам Анатолий Ильич, было бы значительно проще, если бы переход к этой цивилизации и рынку осуществлялся в чистом поле: ведь переход от нецивилизованного общества к цивилизованному куда проще, чем смена цивилизаций. Последнее требует иного менталитета, иного права, иного поведения, требует замены деспотизма демократией, раба - свободным производителем и предпринимателем, биологического индивида - индивидом социальным и правовым, т.е. личностью. Подобные радикальные изменения невозможны без революции в самосознании, глубинных трансформаций в ядре культуры. Об этом же в то же время говорил Дмитрий Сергеевич Лихачев, формулируя мысли о необходимости сохранения культурной оболочки, но при столь же необходимой трансформации несущей основы всей русской ментальной конструкции – в сторону прогресса и гуманизации (например, “Великая Русь. История и художественная культура”, М. 1994)
Увы, в 90-е годы удалось поставить диагноз, но не вылечить болезнь.
Зиновьевский «хомо советикус» (от 14 до 70 лет) сегодня снова выходит на митинги против платного образования, против повышения пенсионного возраста, против полноценного налога на недвижимость: им «глубоко плевать, какие ТАМ цветы». Они бредят «шведской моделью» и параллельно выходят на демонстрации с иконами Сталина, чешут репу с дебильным вопрошанием: как же так, ведь ТАМ такая высокая социальная защищенность – и через пять минут рукоплещут аресту очередного бизнесмена или имперской агрессии России по отношению к очередному суверенному государству. Увы, эти установки не монтируются друг с другом, как говорили в 50-е годы минувшего века. Ворох социальных обязательств снова душит Россию, развращает население, приводит к тому, что российский человек по-прежнему не способен повернуться к государству задом, а к свободе передом. Не в лучшем свете выглядит сегодняшняя сердобольная интеллигенция, отказывающаяся сознавать, что помогать нужно не бедным, а несвободным, и не деньгами, а освобождением.Социальная опора нынешнего авторитаризма, который не взять лобовыми атаками и выбрасыванием медиально сообщимых лозунгов, суть советская ментальность. Ее очень хорошо описал Томас Венцлова пару лет назад в одном из интервью, где объяснил, что советский менталитет - это желание изолироваться, боязнь новшеств, чрезмерное праведничество, постоянный поиск "врагов" и "предателей", уверенность в том, что миром правят темные силы, у которых одна цель - унизить и растоптать тебя и твоих близких.
Это значит только одно: продолжается традиция исторического культивирования инфантильности, представляющей собой наиболее репрезентативную модель поведения российского человека.
Одним из столпов этой инфантильности в России является татарско-мессианская модификация русского православия. Невозможно осуществить модернизацию парадигмы России, пока не состоялся отход от православно-патерналистского представления о человеке, где нет места ни индивидуализации, ни интеллекуализации – базису любой инновационности. Московская тоталитарная целина должна быть послойно аннигилирована, а русская имперско-коммунистическо-православная мифология – десакрализована. Народ, который ритуально поклоняется куртке человека, побывавшего первым в космосе (сам недавно был свидетелем обряда поклонения), антропологически не способен на модернизацию. Понимает ли наш «святой квартет» это? Не знаю – в Немцове и Рыжкове я уверен на 99,9%, но заявления Милова о допустимости сотрудничества с националистами, вызвавшие у демократов оторопь, до сих пор не дезавуированы. Значит ли это, что партия симпатизирует им? Нет, конечно. Ни в коем случае. Дело в другом.
У Владимира Высоцкого есть замечательная песенка, а там такие слова:
У нее, у нее, у нее – на окошке герань,
У нее, у нее, у нее – занавески в разводах.
А у меня, у меня, у меня на окне – ни хера,
Только пыль, только пыль, только толстая пыль на комоде.
К сожалению, пока программа Парнаса (та, что была изложена в бюллетене и сформулирована вчера Борисом Немцовым на митинге в вопрос-ответном жанре) строится на артикулировании подобного рода дихотомии. Никого не нужно убеждать, что жить на Западе лучше, чем в России. Много труднее сформулировать – что нужно сделать, чтобы в России жилось хотя бы в десятом приближении так же. И здесь не отделаться обличением коррупции, поскольку коррумпировано само сознание абсолютного большинства россиян. Чтобы победить коррупцию, не надо говорить о честности: честности научить невозможно, ибо все и так знают, что воровать нехорошо. Нужно прививать народу уважение к деньгам и частной собственности, которое во всем мире является одной из фундаментальных этических предпосылок демократии. Для этого, безусловно, нужен глобальный проект, нацеленный на освоение реальности, на изучение культурного кода своей страны. Это задача широкого спектра наук – семиотики, культурологии, культурной антропологии, этнопсихологии. Если демократическая оппозиция осознает необходимость реформы национального сознания, наша священная обязанность – дать ей инструментарий анализа. Первая попытка команды «яйцеголовых» («завлабов») в святые девяностые не смогла увенчаться успехом, хотя включала в себя цвет российского экспертного сообщества (А.Ракитов, Г. Сатаров, Е. Ясин, Е. Гонтмахер, Л.Шевцова – это лишь те, кто были на самом верху, а скольких светлых умов, работавших на деструкцию тоталитарно-роевого сознания, мы не знаем – одно развенчание культов Зои Космодемьянской и Павлика Морозова чего стоило!). Однако попытки модифицировать национальную ментальность при помощи политики механических усилий приводят, как оказалось, к обратному результату – культура успешно сопротивляется. Это видно не только на примере российского отката к авторитаризму, но и в таких устойчивых традиционных культурах, как ислам - в Ираке или Афганистане. Устойчивость этих структур может сравниться только с устойчивостью экосистемы. Экосистему резко изменить невозможно, её можно только демонтировать. И в этом смысле требуются новые уровни гуманитарного знания, чтобы пытаться воздействовать на такие тонкие и одновременно устойчивые наноструктуры в экосистеме или национальном сознании. Один ученый из Африки сказал о своей стране: «У нас hardware демократический, но software – авторитарный». Как быть с нашим русским «software»? Андрон Кончаловский предлагает перезагружать этическую программу российского народа и сам же блестяще демонстрирует в своих картинах фатальную невозможность такой перезагрузки (в той же потрясающей «Курочке Рябе», где все мечтают о таком сортире, как у фермера, а дома проваливаются в дерьмо). Но художественной интеллигенции эта задача и не должна быть по силам – это работа масштабных экспертных институций, подобных ИНСОРу. Пока акценты там сделаны другие – но институт открыт для сотрудничества всем неравнодушным и креативным силам общества. Прорыв в том, что главный месседж либеральной модернизации сформулирован - демократия не может быть причиной, она - следствие некоей эволюции фундаментальных ценностей в сознании народа, которые пробудят в нем стремление к гражданскому обществу, свободе и достоинству.
Вопрос о перспективах демократической оппозиции – из этого же ряда, что очень хорошо продемонстрировал вчерашний митинг. Демократическая оппозиция, если она рассчитывает на электоральный успех, ни в коем случае не должна бояться слова «капитализм» и имени Гайдара, поскольку выбор электората должен быть сознательно правым. Электорат же в свою очередь не должен бояться оказаться, подобно апостолу Петру, без почвы под ногами; он должен быть готов к безработице, закрытию неконкурентоспособных предприятий, к санации худших активов, начавшейся в 90-е годы, но прерванной в годы экономического роста. Процедура, прямо скажем, ни из самых приятных, но уж точно из жизненно необходимых. Из операционной трудно выйти румяным и бодрым, но зато есть шанс уцелеть. Если электорат предпочтет прикинуться валенком и согласится и дальше питаться продуктами гниения недоразвалившегося имперского трупа (метафора Л.Гудкова), он обречен. А значит, будем ждать, когда тучные волы сменятся тощими буренушками, и
Все русалки и феи
Будут молиться за нас,
Когда мы выпьем всю нефть,
Когда мы выкурим полностью газ!