Сформулированные на минувшей неделе архиерейским собором РПЦ принципы отношения Московской Патриархии к богохульству и клевете в адрес церкви трудно воспринимать иначе, чем недовольное бурчание бунтующей грешной плоти. Как всегда, не ошибся Иосиф Бродский: «если сильно пахнет тленом, это значит где-то Пленум». По большому счету, участники сего Пленума повели себя как обычные советские люди: вертухай сказал, что сегодня рыбный день, значит, вонючую баланду a la Шухов будем величать ухой.
Как ни печально это осознавать, мы все становимся свидетелями процесса медленной, но неуклонной фашизации религиозной жизни в стране. Не стоит смущаться термином «фашизация» – я употребляю его в том же смысле, в котором употреблял его Умберто Эко в известном эссе «Вечный фашизм», не более. Сам по себе ур-фашизм МП РПЦсегодня не страшен, как не страшно усатое чучело, ставшее одним из бесчисленных симулякров тысячелетней красно-коричневой Атлантиды, которая едва ли может воскреснуть, поскольку и не жила никогда. Страшно для меня, как для христианина, то, что призывы к насилию (а что может еще означать легитимизация «активных гражданских действий» вроде «пикетирования» неугодных начальству СМИ – уж мы-то знаем, чем заканчиваются эти «пикетирования» с хоругвями наперевес – а кто не знает, спросите у Юрия Самодурова) все бесповоротнее закрывают путь к христианизации и евангелизации России.
Здесь нужно сказать о двух аспектах единой проблемы. Во-первых, об отношении христианина к кощунству. Увы, проблема эта совершенно не осмыслена богословски – ввиду того, что на сегодня отсутствует богословие на русском языке. Единственное исключение – робкая попытка отца Якова Кротова заполнить эту лакуну культурологическим исследованием «История отношения к кощунству».
Если формулировать евангельский ракурс видения кощунства очень кратко, то можно свести отношение к нему к нескольким моделям. Человек может изобразить распятого на кресте осла, чтобы поиздеваться над верой в Распятого и радостью ближнего. Верующий, если вера его мала, может распять того, кто поиздевался над его верой – сам или руками ангажированного палача. Если вера глубока, верующий только улыбнётся, увидев издевательство над символом своей веры. Но иногда, чтобы защитить крест и веру от инквизиторов и фальсификаторов, человек – и именно христианин – имеет право, а иногда и морально обязан нарисовать осла верхом на кресте. Для защиты истинного поклонения Кресту.
Именно право человека на кощунство является гарантией небесного и нерушимого союза твари с Творцом. Также как право подохнуть под забором является основой саморазвития свободной личности в любом демократическом обществе. Из этой же когорты священных прав – право ребенка уйти из родительского дома и право гражданина покинуть родину. Только тогда, когда у меня есть это право, я никогда не воспользуюсь им из нравственных соображений, никогда не оставлю родителей и никуда не уеду из своей страны. И мой патриотизм будет стоить хотя бы немного более предательского сентиментального лобызания околосортирных березок.
Именно поэтому христианина абсолютно не страшит перспектива легализации проституции, однополых браков, свободной продажи наркотиков, и напротив, ужасают тошнотворные сексуальные табу вкупе с вечными призывами законодательно запретить аборты (отец Дмитрий Смирнов, священник с замашками ротного старшины, недавно призвал приравнять аборт к убийству со всеми вытекающими для женщины уголовными последствиями). Мне, человеку пуританской морали, неудобно произносить такие вещи. Неудобно еще и потому, что они суть зады европейской богословской мысли, выглядящие в этой стране как повод для «отлучения от церковного общения» (как гласит принятый РПЦ-МП документ).
Свобода онтологична, она не может и не должна конкретизироваться через запятую: мол, надо еще посмотреть, свобода для чего и от чего. Нельзя быть немножко свободным, как нельзя быть чуть-чуть патриархом (хотя можно носить почти что «Патек Филипп», купленный, как оказывается, в подземном переходе).
С проблемой свободы связана другая пренеприятная история. Несколько лет назад, 10-ый, если не ошибаюсь, Всемирный русский народный собор заголосил о достоинстве как о некоем своем открытии и в каком-то ином, отличном от общепринятого, православном смысле: личность, мол, «приобретает достоинство, когда человек выбирает добро». И далее: «...Содержание прав человека не может не быть связано с нравственностью». Было объявлено, Патриархия признает «права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру, охраняют ее от внутреннего и внешнего зла, позволяют ей положительно реализоваться в обществе». Перечислены были замечательные вещи. Каждый из нас мечтает видеть и это восхождение, и положительную реализацию личности. Невдомек было бюрократам другое: что и права тех, в ком не видно этого восхождения к добру, тоже должны быть защищены. Это огромный урок, который вынесло человечество из страшного опыта Холокоста. Именно этот урок показал, в частности, что любые критерии, по которым можно проводить селекцию людей в отношении их прав, абсолютно ненадежны и безнравственны. Можно ведь, например, признать «не восходящей к добру» целую нацию. И тогда кто-то посчитает себя вправе объявить ее мировым злом.
Трудно поверить в то, что седобородые мужи не понимают, что признание за всеми людьми целого ряда равных прав и свобод – это лишь первый шаг по пути к должной, построенной на моральных основаниях жизни, что эти права и есть простейшие либеральные ценности, такие же элементарные, как правила гигиены. На них вовсе не обрывается рефлексия о добре и зле, о нравственном и безнравственном. Они не заменяют ее, как не заменяет собой лестничного пролета первая ступень – они лишь ее начинают.
Нынешний документ отражает прискорбную инволюцию сознания церковных властей. По-человечески понятен призыв церковной бюрократии защищать православие за стенами храма. Он хорошо коррелирует с вековечным русским месседжем о защите России и русских за тридевять земель от родного клозета. Позиция логичная и где-то даже уважаемая, но, к сожалению, совершенно атеистическая. С христианской точки зрения защищать нужно не собственное пованивающее реноме, являющееся крайней формой богохульства (помните, как Лариса Огудалова говорила Карандышеву: «Ваше покровительство – худшее оскорбление»), а права бессильных и гонимых верующих. Сегодня список их растет и ширится на глазах: это уже не только старообрядцы, молокане, Свидетели Иеговы, католики, пятидесятники и кришнаиты (у последних храм просто снесли из-за прокладки Третьего кольца), но и вполне догматичные православные, зарывшиеся в землю – неважно, по Кафке или Антонию Печерскому. А в Суздале и вовсе отхватили у Российской Православной Автономной Церкви 12 храмов. Комбайн косит и молотит – без тени сомнения и рефлексии.
Думается, найденная церковной бюрократией возможность канализации ксенофобских настроений суть не что иное, как милитаристская попытка удержать верующих в состоянии повышенной боевой готовности. С этой же целью поддержания определенного антисемитского градуса доднеже используется как пугало образ несчастного ребенка Гавриила Заблудовского. Отец Александр Мень неоднократно выступал в печати с требованием деканонизировать «умученного от жидов» младенца Гавриила, ссылаясь при этом на митрополита Филарета Московского, который подвергал критике в 1830-е годы нелепое почитание младенца. Словом, в ход идет все, как в Аушвице – любая возможность ограничить свободу человека, любые тенеты, любая найденная на дороге проволочка по-плюшкински подхватываются и по-богословски подверстываются под доктрину Великого Инквизитора – мол, человек слаб и жалок, зачем ему свобода, он не выдержит ее бремени. Патриархийная номенклатура ведет себя подобно буренушке, которую священники масштаба Меня, Чистякова, Кротова, Борисова, Якунина, Павлова пытаются вытащить на христианское раздолье, а та упирается копытами из-за страха, что там ее обесчестят или чего доброго съедят. Да еще мычит что-то богословское об узких тропах, ведущих в Царство Божье, не понимая, что узкие тропы отстоят от ее огороженного колючкой катуха, яко Лоно Авраамово от геенны огненной.
Потому до тех пор, пока общество не повернется к свободе передом, а ко всем государственным институциям (включая церковную бюрократию) задом, России не стать ни христианской страной, ни демократическим государством. Ибо суть христианства, равно как и либеральных ценностей – отсутствие страха остаться без почвы под ногами, без традиций, без твердых денотатов. Христианство – это вера в беспричинную нравственность, пользуясь терминологией Канта.
И последний вопрос. Чем жив русский тоталитаризм – от своеволия царизма до диктатуры церковного Политбюро? Тенью, как в андерсоновской сказке. Тенью, которая реальна только тем, что реален живой человек, ее отбрасывающий. Православные клерикалы любят употреблять пошловатое выражение, что дьявол – это обезьяна Бога. И ведь знает кошка, чье мясо ест, но кушает и даже усом не поводит. Именно это инфантильное передразнивание давно стало главной стратегией «русского мира» по конфигурированию собственных квазисмыслов. Стал окаянный Запад употреблять термин «геноцид» — пожалуйста: чеченцы осуществляют геноцид русских, евреи осуществляют геноцид арабов, грузины осуществляют геноцид осетин, правозащитники осуществляют геноцид милиционеров. Где-то в большом нормальном мире рождается концепция прав человека, демократии, защиты чести и достоинства личности, а мы в своем затхлом монструозном антимире возьмем эти прекрасные, живые идеи и сгрызем их до неузнаваемости – а вот мы какие, как мы их спародировали и присвоили, тру-ля-ля!
Но закончить бы хотелось другой сказкой. Чем закончится наше русско-православное обезьянничание, мы можем прочитать у братьев Гримм, там, где человек в лесу находит предложенные нечистой силой россыпи золота, начинает набивать этим золотом карманы, а когда приходит домой, достает из широких штанин прелые, вонючие, склизкие листья. Как говорится, чем богаты. Конкордат с преисподней до добра не доводит. Даже если это Пленум. Тем более, если Пленум.