Праздничные дни – прекрасный повод сменить обстановку! Кто-то отправляется в путешествие, а кто-то… в психиатрическую больницу.

Шоковая терапия

Мой визит в столь специфическое учреждение – Ухтинскую городскую психиатрическую больницу, что в посёлке Дальний, - носил полуэкспериментальный характер: помимо реальной необходимости подлатать нервную систему, было естественное желание журналиста увидеть жизнь ТАМ изнутри.
- Что Вас беспокоит? – осведомилась принимавшая меня врач-психиатр.
- Депрессия, - ответила я с неуместной улыбкой. – На фоне личных проблем.
- Сколько планируете у нас обследоваться?
- Ну, не знаю… 10-го января на работу.
- Кем работаете?
- Журналистом!
Признавшись в своей профессиональной принадлежности к среде СМИ, я вдруг подумала: а оставят ли меня здесь?.. Однако врач спокойно уточнила насчёт Нового года – дескать, где собираюсь отметить праздник, дома или в больнице.
- В больнице! Конечно, в больнице! – выпалила я настолько уверенно, что сомнений в целесообразности госпитализации больше не оставалось.
После заполнения всех необходимых бумаг меня повели на второй этаж, в пятую секцию. В палату с одиннадцатью койками в два ряда. Моя «депрессия на фоне личных проблем» улетучилась сразу после знакомства с её обитателями.
Сначала с крайней кровати раз пять с интервалом в несколько минут поинтересовались, как меня зовут. После чего пообещали со мной дружить. Примерно столько же раз другая девушка – очень полненькая – радостно сообщила, что завтра её «забирают домой навсегда» (я сразу поняла, что это «завтра» не наступит ещё долго). Контрольным выстрелом в голову стал взгляд старушки, которая, не меняя лежачего положения, медленно и беззвучно повернулась ко мне. Два абсолютно круглых глаза – и без того огромных, так ещё и увеличенных толстыми линзами очков. Я села на край кровати и заплакала.
Спасение явилось в образе молодой, стильно одетой блондинки, которая, забежав в палату, принялась весело общаться с женщинами. «Наконец-то! Психолог!» - выдохнула я. Но, к моему великому удивлению и ещё более великому облегчению, блондинка Оля (здесь и далее имена изменены – авт.) оказалась не сотрудником, а пациенткой больницы, только из другой палаты. Легла сюда после перенесённого стресса. Радости моей от того, что «в этом дурдоме есть ещё кто-то нормальный», не было предела.

«Дурдомовский» контингент

Если первые пару дней я пребывала в шоковом состоянии, боясь реально сойти с ума на почве соседства со… своеобразными людьми, то потом, как ни странно, привыкла. Оказалось, что каждый из пациентов по-своему интересен. Большинство – с диагнозом «шизофрения», лежат в больнице по несколько месяцев, пока с помощью лекарств и уколов не удаётся вывести их из острой стадии. После курса лечения люди ведут себя гораздо более адекватно. У некоторых шизофрении осложнена сопутствующими «фишками».
Например, у 31-летней Кирочки – булимия. Она постоянно что-то жуёт, либо находится в поисках пищи, а когда кому-нибудь приносят передачку, у Киры один вопрос: «Угостишь чем-нибудь вкусненьким?» При этом девушка любит и умеет танцевать!
Олеся – эпилептик. Кроме того, её постоянно беспокоят так называемые «голоса», которые отдают различные команды, чаще всего – помыть голову. Или скушать апельсин. Иногда «голоса» становятся агрессивными и, по словам Олеси, совершают в отношении неё насильственные действия.
39-летняя Лена Белкина страдает шизофренией уже 15 лет. Душевный недуг открылся после стресса, связанного с болезнью сына. Ленка – самый позитивный человек в отделении! Внутрь как будто вмонтирована батарейка, и энергия, особенно сексуальная, так и брызжет. А ещё она стопроцентно уверена, что в неё влюблены все мужчины в обозримом радиусе, включая 22-летнего улыбчивого санитара Сашку. (Мальчик был слегка в ауте от Ленкиных записок в духе: «Хочу, не могу!»)
Бабуле по фамилии Сушкина – лет под девяносто. Она с трудом ходит, зато отлично разговаривает во сне. В таком же «зомбированном» состоянии, бывает, уплетает ночами сосиски. (Однажды мы с Олей наблюдали эту незабываемую картину, стараясь сдержать смех, ибо потешаться над больными – грешно).
Впрочем, шизофрению ставят не всем. Так, бывшая учительница Люба попала в больницу с тяжёлой затяжной депрессией, которую спровоцировали неприятности на работе. «Бывшая» - потому что после пережитого Люба решила, что в школу она больше ни ногой.
Заводная Ксенька в психиатрической больнице не лечится, а живёт (к слову, возвращаться ей некуда – жилья нет). Вернее, таким образом отбывает наказание за уголовное преступление, поскольку имеет «корочку» инвалида. Несмотря на судимость, Ксенька – большой ребёнок в лучшем смысле этого слова. Она может и драться, и ругаться, но исключительно в шутку. Каждый вечер санитарки приносят ей «пиво» (так она называет квас) и шоколадные яйца с сюрпризом, которые Ксенька заказывает себе в счёт пенсии по инвалидности. Этими вкусностями она всегда щедро делится с девчонками, к которым хорошо относится, и с санитарами. Ещё одна забавная привычка – раздавать пациенткам прозвища. Меня, к примеру, Ксенька любя называла Маугли – как выяснилось, за тёмные волосы.
Диана раньше работала медсестрой. Попав в аварию, получила серьёзную травму головы, и теперь – после того как её выходили в «родной» психиатрической больнице, - она тоже здесь фактически живёт. Трудится на кухне за троих и следит за порядком в секции: в свою палату посторонних не пускает, пресекает всякий «беспредел». За жёсткость её побаивается даже кое-кто из врачей (не заходят в палату во время обхода, если там Диана), однако с тем, что она всё делает по справедливости, не поспорит никто. А вот на вопрос, когда её выпишут, Диана слышит прямое: «Если тебя выписать – кто работать будет?!»

Правила поведения

На листочек с названием «Режим дня», который вывешен в холле, лучше не смотреть – мало соответствия с действительностью. Обед и ужин, допустим, - в реальности на полтора часа раньше, чем положено. Полдник, который в расписании есть, на деле отсутствует. Ну, как говорится: на заборе тоже пишут… Да и врачебный обход за десять дней я застала только один. Что означает интригующее словосочетание «активный досуг»? Это когда желающие девочки моют пол или помогают чистить картошку на кухне. Проявить активность по-другому не представляется возможным.
Помимо расписания, в холле присутствуют телевизор и полка с книгами. Правда, среди нескольких десяток книг я смогла отыскать лишь одну более-менее интересную – очерки и письма Твардовского. Ну действительно: не «Основы гигиенического воспитания дошкольников» и не инструкцию по использованию бытовой техники же читать?! Основная масса литературы – книжки советские, середины прошлого века. Затесалась парочка потрёпанных детективчиков в мягких обложках. А вообще, большинство пациентов интересуется не текстами, а картинками, так что не лучшее состояние больничной библиотеки вполне естественно.
Столовая – просторная и довольно симпатичная. Пускают в неё лишь на второй-третий день пребывания в больнице – видимо, с целью обеспечения постепенной адаптации. До этого еду приносят в палату. Саму кухню лично я оценила бы на слабую троечку. И дело даже не в том, что нередко еда на столе бывает откровенно остывшей… Самое популярное блюдо – каша с печенью, что готовят не реже, чем раз в два дня. Этот шедевр кулинарного искусства представляет собой кашеобразную и не всегда съедобную массу, в которой особо голодные пациенты, если постараются, могут отыскать три кусочка печёнки. Справедливости ради замечу, что по утрам хлеб подают не только с маслом, но и обязательно с сыром (пусть и с тонюсеньким кусочком). А на ужин в качестве десерта каждый день полагаются две печенюшки и конфета. Через день – плюс апельсин.
Проносить в отделение какие-либо колюще-режущие предметы, бьющиеся кружки и железные ложки, а также шнуры и верёвки, на которых теоретически можно повеситься, строго запрещено. При этом почему-то разрешены зажигалки. Наверное, среднестатистический шизофреник, если захочет кого-нибудь убить, может догадаться нанести смертельный удар ложкой по лбу, а поджечь всю больницу – нет…
Передачки от родных принимаются ежедневно до шести вечера. Разрешено передавать всё, кроме перечисленных выше предметов, алкоголя, скоропортящихся продуктов.
Мобильные телефоны выдаются через день на час. То, что телефоны (и почему-то чайную заварку!) нужно хранить исключительно на посту (от секции пост отделяют железная дверь и короткий коридорчик), но никак не в палатах, объясняется высоким уровнем воровства. Пациенты с клептоманией – это и впрямь не выдумки. Я сама чуть не лишилась тапок и пластмассовой кружки. К счастью, и то, и другое удалось найти. А вот спрей для носа уберечь не смогла. И хранился он вовсе не в тумбочке, а как раз на посту у медсестёр! Впрочем, переживать по этому поводу я не стала, решив, что легко отделалась. Вот у Дианы, по её рассказу, из больничного сейфа пропало золото…
Отношение к пациентам в целом доброжелательное, особенно у санитаров. Никто никогда не даст понять человеку, что он – больной, не такой, как все. Одна из самых любимых девчонками санитарок – молоденькая Гелечка. Приходя на работу, она не сидит на посту и не проводит время с сигаретой в туалете, а легко и весело общается с пациентами. Мне подфартило: в день моего поступления дежурила как раз Геля. Полушёпотом спросила у неё:
- Тут что, только мы с Олей и учительницей Любой – нормальные? Больше нормальных нет?
- Ко всем можно найти подход, - просто ответила Геля. А потом угостила меня молоком и хлебом с маслом.
Правда, случаются и неприятные инциденты. Например, если кому-то не здоровится (давление, температура), достучаться до медсестры на посту получается, как правило, не сразу. А когда достучишься, в ответ можно услышать: «Сейчас нет времени давление мерить…»
Оле один раз сделали «неправильный» укол, то есть ввели трёхкратную дозу лекарства. То ли перепутали, то ли по чьему-то указанию – ведь, как известно, размер зарплаты врачей в психбольнице прямо пропорционален количеству пациентов. Ольке было плохо на протяжении нескольких часов, болезненно отнималось полтела. Медсестра к ней так и не подошла.

Кто такие «платники»

Это чаще всего не психически больные, а те, кто попадает в больницу «по алкоголю». Человек, которого необходимо вывести из запоя, лежит обычно всего три дня. В мужском отделении есть целая палата «платников», в женском – только одна кровать, и то – большую часть времени пустующая. За время моего пребывания в больнице на это место раз привели женщину, от которой исходил ярко выраженный запах алкоголя. Она пробыла в палате полдня, после чего бедную пациентку попросили «собраться и перейти в платную палату». А поскольку такой палаты для женщин не существует, можно предположить, что за неё родственники элементарно не заплатили. И женщину «перевели» просто на улицу.

Зомби из шестой секции

«Будешь плохо себя вести – отправишься в шестую секцию!»
Эта фраза, как правило, действует на пациентов магически. Дело в том, что шестая секция предназначена для пациентов, чья болезнь находится в острой стадии. Из рассказа Оли, которую по каким-то загадочным соображениям сначала поместили именно туда: «Когда я увидела этих зомби, у меня случилась истерика. Я сказала, что лежать там не буду – лучше в коридоре. В палате стоял ужасный запах, многие люди были привязаны к железным кроватям. Это называется – «быть на вязках»… В моральном плане меня спасли санитар Саша и две хорошие девчонки…»
Пациентов этой секции в буквальном смысле закалывают, как в телевизионных ужастиках про психбольницу. Практически весь день они спят, а ночью начинается самое интересное: несвязанные «зомби» бродят по палате, разговаривают (вещают) во сне. Если на «спокойную» секцию приходится два-три таких вещателя, то в шестой это – каждый первый!
Когда пациентам становится лучше, они перестают буйствовать и начинают вести себя более адекватно, их переводят в пятую секцию. Были на моих глазах и примеры обратной «рокировки».
Впрочем, у «страшной» шестой секции есть одно неоспоримое достоинство – говорят, там тепло. Чего нельзя сказать о пятой. Я, например, со своей чувствительностью к низким температурам все дни ходила в трёх кофтах, в них же и спала, иногда просыпаясь посреди ночи от холода. А днём, вместе с другими девчонками-мерзлячками, жалась к батарее в холле.

Новый год

По личным причинам Новый год я согласна была встретить где угодно, только не в привычной городской обстановке. В итоге, встретила в психбольнице. С Олей, Ксенькой и Дианой. Девчонки соорудили салат, угостили меня шоколадными конфетами и тортом и устроились смотреть телевизор в больничном холле. Периодически из большой палаты к нам на огонёк выползали «зомби», однако долго не задерживались.
По традиции мы сожгли бумажки с новогодними желаниями и, бросив пепел в чай, выпили до дна. Говорят, что, если успеть сделать это во время боя курантов, то желание непременно исполнится. Мы успели, после чего, смеясь, обнялись. И, поздравляя друг друга, танцевали до часа ночи, хотя в обычные дни отбой – в 22:00.
Благодаря девочкам и Его Величеству Серотонину, содержащемуся в сладостях, засыпала я почти счастливой и умиротворённой, несмотря на то, что моя соседка по кровати довольно громко общалась со своим игрушечным цыплёнком.

Любовь в дурдоме

Мальчики в психиатрической больнице живут на первом этаже, девочки – на втором. Круглосуточное общение – под запретом. Пересекаются представители противоположных полов только в столовой. Но и этого хватает, чтобы завязать знакомство! Связь же поддерживается с помощью переписки. Послания на сложенных раз в десять бумажечках, которые вызывают невольный прилив ностальгии по школьным годам чудесным, передаются либо так же в столовой, либо через сердобольных санитаров.
Согласно неофициальной статистике, более инициативны в дурдоме девочки. Причём адекватные пациентки знакомятся, конечно же, не с целью подцепить мужа (хотя всякое бывает!), а, как правило, «ради прикола», «чтобы развлечься». Вот и я в первый же свой выход в столовую поставила перед собой чёткую задачу: найти объект развлечения, то бишь выделить какого-нибудь мальчика для дальнейшего общения в рамках эпистолярного жанра.
Выделился обаятельный брюнет в чёрной футболке лет 30-ти, который беззаботно напевал за столом: «Я уеду в Магадан, в Магадан…» Несмотря на далеко идущие планы юноши, показался он мне более-менее нормальным. Так что вскоре я передала ему записку с приветом. Правда, санитарочка Геля предупредила:
- Знаю этого мальчика – зовут Андрей! Имей в виду: он очень страстный!
Действительно, Андрюшин ответ, который я получила через пару часов, содержал, помимо диких орфографических ошибок, признание в вечной любви и активные намёки на более близкое знакомство. Цель была достигнута – мы с девчонками умирали от смеха полдня.
- Я же тебе говорила: если правда хочешь с кем-нибудь «замутить», пиши другому. Вон, в палате для «платников» адекватные мальчишки лежат.
- Да какое «замутить»?! – ещё больше развеселилась я. – Помнишь, как группа «Винтаж» поёт? «Я на всё согласна, кроме любви».
Особенно любви в дурдоме.

Гоу хоум!

Моя депрессия напоминала о себе лишь в те часы, когда нам на руки выдавали мобильные телефоны. Но на этот случай у меня были припасены конфеты и пачка бумажных носовых платков.
В целом же пребывание в психбольнице постепенно стало напоминать курорт, особенно после того, как Диана велела переселить меня в «нормальную» палату, где нас было всего четыре человека: она, я, Оля и Ксенька. Замечательная компания! Да и палата обставлена по-домашнему: яркие цвета, игрушки на тумбочках… Целыми днями мы спали, ели, смотрели телевизор, шутили и обсуждали хитросплетения внтурибольничных взаимоотношений.
Лекарств я никаких не принимала. Врач обещала подойти ещё в день моего поступления, однако, видимо, замоталась с предновогодними хлопотами. Лишь через неделю меня вызвал невропатолог, постучал по коленкам молотком, а на резонный вопрос, будут ли мне что-то назначать, удивлённо откликнулся: «А что Вам назначать? Вам ничего не надо…» Тогда я передала через пост записку своему врачу. С просьбой вызвать на беседу.
На следующий день после беседы в нашу секцию пришла медсестра и сообщила, что меня выписали. Пока Оля (её выписывали через пару дней после меня) паковала мои вещи, я, заключенная в крепкие объятья Ксеньки, обещала, что буду приезжать, скучать по девчонкам… И это действительно так.
Подводя итоги, честно скажу, что впечатлений получила массу. И плохих, и хороших. Но тем, у кого возникнет подобная моей депрессия, я бы рекомендовала десять раз подумать, прежде чем ложиться в больницу. Это мне повезло, что в шестую секцию не отправили (а в пятой могло и не быть свободных мест!), что нормальные девочки рядом оказались… А ведь были случаи, когда психически здоровые люди, приехавшие лечить стресс или ту же депрессию, не выдерживали окружающей обстановки и срывались как раз при виде соседей с шизофренией. Почему и тех, и других держат в одних палатах – это отдельный вопрос, на который пока нет ответа. Единственное, с чем нельзя не согласиться: психиатрическая больница – место, как ни парадоксально, не для слабонервных.

Алиса Крейзи
Рисунки Бориса Морозова

 

Источник: Недвижимость. Ухта