Как это было

Дело было так: решил я слетать в Мурманск, пообщаться по поводу прав человека с местными правозащитниками и различными представителями власти. В Питере в самолет зашел человек в сугубо штатском и не представившись, ничего не объяснив, стал проверять паспорта у всех сидящих в салоне. Я сидел в самом хвостике. Добредя до меня, молодой отреагировал на мой вопрос о том, кто он и что он вообще здесь делает. Молодой человек сказал, что он старший оперуполномоченный ОБЭП и что мне, как Сажину Игорю Валентиновичу, на что указвает паспорт, должно пройти за ним из самолета.

Я шел с вещами, глупо улыбаясь по сторонам. Мне так и казалось, что все сидящие в самолете смотрят на меня и четко осознают, что некий человек в штатском, человек из интересных служб (другим ведь он не представлялся) ведет пойманного прилюдно врага народа. Пройдя сей длинный пусть позора, я вышел на свежий воздух, где обнаружил два больших автобуса для пассажиров. Милиционер меня попросил пройти ко второму огромному автобусу, и мы вместе в полном одиночестве поехали к аэропорту.

На всем протяжении дороги я задавал старшему уполномоченому только один вопрос: "А в чем, собственно говоря, дело", на что старшой, высоко подняв голову, заявлял, по старой, старой, милицейской привычке, что я обо всем узнаю на месте.

Войдя в аэропорт, мы тут же направились глухими и длинными коридорами в помещение транспортной милиции. В помещении уже сидели человека 4 человека азиатской наружности, завидев которых старший уполномоченный почему-то очень порадовался. Он воскликнул: "Ага, вот они". Тем не менее уполномоченный стал заниматься не азиатами, а мной. Он открыл один из глухих кабинетов,  в котором не горел свет, и бросил появившемуся из глубины милицейской комнаты молодому человеку с погонами главстаршины, что меня надо препроводить в комнату и охранять.

Я зашел внутрь и стал ждать. Сидел я не долго, но, коротая время, достал сотовый и стал его разглядывать соображая о необходимости вести запись. Тут в комнату зашел уполномоченный и сделал замечание, что я остался в кепке. Я смиренно снял кепку.

 

- Так в связи с чем я здесь?

- Вы внесены в списки экстремистов.

- Да?

- А вы не экстремист?

- Да вроде нет.

- Нам пришла телефонограмма из ФСБ, что внесены в списки экстремистов и что вас надо опросить.

- Во как. 

На столе, под рукой уполномоченного лежала тонкая факсовая бумажечка, на которую он поглядывал, видимо, понимая всю нелепость положения.

Тут он заметил, что поигрываю телефоном и попросил меня не снимать, не звонить и не слать СМС-ки. Я поинтересовался - а почему это так нужно? На что получил ответ, что так мне будет лучше. Разговор получался какой-то мутный, и я сказал, что пока ничего делать не буду и демонстративно отправил телефон в карман.

Дальше милиционер пояснил мне, что сейчас он меня опросит, а потом сообщит тем людям из ФСБ, которые прислали телефонограмму, и уже потом они приедут и решат, что со мной делать. Я стал прикидывать, сколько это займет время и понял, что я могу опоздать на самолет в Мурманск, который должен был взлететь через полтора часа.

Милиционер стал задавать мне вопросы о том кто я такой, где живу, о моем образовании, где работаю, состою ли в политических партиях, куда я еду, и что я там буду делать. В конце концов, он опять огорошил меня вопросом:
 

- Вы не экстремист?

- А вы что думаете, что если бы здесь сидел экстремист, он бы себя признал таковым?

- Вы не экстремист?

- Нет, наверно,- заявил я, все больше и большое осознавая, что я что-то про себя не знаю и, видимо, где-то во сне вытворяю что-то экстремистское, так до конца и не понятое.

Разговор закончился тем, что милиционер распечатал бумажку с моим опросом и предложил мне ее подписать. В шапке бумажке было написано что-то про милицию Санкт-Петербурга. Далее слово "Опрос", а дальше – все, что я говорил этому молодому человеку.  Я подписал. И потом был препровожден в комнату ожидания, где сидели 4 человека вызвавших большой интерес  у уполномоченного при входе в комнату. Потом эти четверо перекочевали в комнату, где опрашивали меня, куда тут же ушел ОБЭПовец. Дверь закрылась, и я остался в одиночестве. 

За моей спиной, за стеклом сидели три милиционера и что-то бурно обсуждали, одна из милиционеров была миловидная девушка. Один из милиционеров вышел и попросил у меня паспорт. Я отдал паспорт. И стал ждать.

Милиционеры, что-то обсуждали очень громко, куда-то звонили. Сначала у них что-то не получалось. Но потом они дозвонились и были этому рады. Потом за моей спиной послышались слова - отпускай, отпускай, у него скоро самолет.

Появился милиционер с погонами главстаршины и, вернув мне паспорт, сказал, что всех, кого заводят в комнату транспортной милиции, они фотографируют. Я ухмыльнулся и сказал, что это для меня ново. 
 

- Ну что вы, для вас это не ново, - вдруг заявил милиционер.

- Да нет, ново, меня еще никогда в жизни не задерживали.

- Да нет, это для вас не ново, - продолжал повторять милиционер прося меня встать то в фас, то в профиль, то скосить глаза.

Я забрал портфель и попросил главстаршину сказать мне фамилию того уполномоченного, который меня допрашивал. Главстаршина отвел меня к уполномоченному и тот представился еще раз - Тимур Тетрусов.

Потом мы с главстаршиной пошли на выход, и тот вдруг сказал, что они вынуждены так поступать, потому что это приказ. Я согласился, что у них такая работа и пошел на самолет. Времени до отлета оставалось совсем немного.

 

 

Что дальше?

В связи со своим задержанием милицией в аэропорт Пулково провел анализ ситуации вокруг себя и своих отношений с людьми стоящими сегодня у власти. 

То, что власть начинает относить к экстремистам людей, стоящих вне политических игр и вне политики - это показатель. Т.е. власть очень сильно стала бояться гражданского общества. Экстремизмом уже считается даже не покушение на власть, а действия следующего характера: 

1. Публичная критика власти даже без стремления к власти - экстремизм
2. Опонировать решениям власти, с попытками доказать не правильность действий власти - экстремизм.
3. Мониторинг деятельности власти с установкой на выявление ошибок и коррупции - экстремизм.

И вообще, экспертная деятельность в областях явно ошибочных решений власти не санкционированная властью - это экстремизм. Я имею, например, экспертность в области Кавказа, в области выборов, в области ресурсного обмена. Там, где власть терпит фиаско за фиаско, деятельность независимого эксперта, эксперта по заданию общества - это экстремизм.

Т.е. где-то там, в глубине принятия решений сидит какой-то человек, у которого есть набор признаков, по которому можно делить людей на экстремистов и не-экстремистов. И, похоже, данные признаки стали расширяться и скоро ячейки будут такими мелкими, что все большее и большее число граждан начнет попадать в эти сети.

А дальше уже и ячейки в ловле не будут играть ни какой роли, потому что чем меньше ячейка, тем все ниже и ниже качество принятия решений. И уже скоро ваш сосед будет определять, подходите вы под ярлык экстремиста, или не подходите. А это может быть и зависть оттого, что у вас квартира больше чем у него, или жена красивее, а значит, вас надо устранить с вектора устремлений.

Вот такая херня.

Так что в связи со случившимся у меня возникает очень большое желание задать несколько вопросов власти: 

1. Что это за списки экстремистов?
2. Кто составляет эти списки?
3. Каковы критерии попадания людей в эти списки?
4. По каким признакам я попал в эти списки?
5. По каким признакам люди выводятся из данных списков?

Пока пять вопросов, потом видимо будет больше. Все зависит от того, какие ответы я получу.