Бытует мнение, что творческие союзы (и Союз композиторов в том числе) были созданы сталинским режимом специально для прославления оного. Поэтому, мол, режим их и подкармливал заказами, квартирами, заграничными поездками, тиражами и иными преференциями. А сейчас, когда петь осанну режиму стало немодно, они-де уже не нужны. И в качестве самого убойного аргумента проводят аналогию с капиталистическими странами, где таких союзов нет.
Такую точку зрения обычно отстаивает околомузыкальная публика. Это особый тип людей: такие обычно не знают ни одной симфонии Чайковского, но со знанием дела рассуждают о его половой ориентации.
Придумал творческие союзы, конечно, не Сталин и не его режим: объединяться по профессиональному признаку люди стремились всегда. С глубокой древности известны гильдии каменотёсов, горшечников, суконщиков, оловянщиков, бочаров и прочих ремесленников. Это были первые саморегулируемые организации, объединенные по виду деятельности. Их целью было противостоять ужасному злу – некомпетентности. Мастерство профессионалов, таким образом, заставляло подтягиваться и «самодеятельность».
В Голландии в XVIIвеке существовала Гильдия художников, стать членом которой было высокой честью. Почему? Потому что гильдия объединила мастеров суперкласса, и ниже их уровня писать было попросту нельзя. Портреты и пейзажи «больших голландцев» ценились выше, чем «малых». Те, непринятые в гильдию, считались «самодеятельными» художниками. Неслучайно период существования гильдии совпал с золотым веком голландской живописи. Но вот ведь какая штука: когда вглядываешься в работы «малых голландцев», невольно поражаешься и их высокому мастерству. И это не парадокс. Срабатывает железная закономерность: чем выше уровень профессионального искусства, тем выше уровень и самодеятельного.
«Могучая кучка» была первым в России союзом композиторов, и тот художественный уровень, который задали и на котором творили кучкисты (во всяком случае, трое из них), оказал влияние на всю русскую музыкальную культуру XIXвека, а шедевры, созданные ими, остались вершинами русского искусства. И смотрите: в 1909 году Сергей Иванович Танеев создал 12 хоров специально для Московских Пречистенских курсов для рабочих. Вслушайтесь в эту музыку – исполнить её сегодня под силу не каждому профессиональному хору. А ведь она была написана Танеевым для самодеятельного коллектива! Каков же должен быть его уровень? Значит, сработала та же железная закономерность.
О преференциях. Насчет квартир, якобы выделяемых членам творческих союзов – миф. Легенда. Заграница? Ни малейшей скидки. Покупай путёвку, если есть в наличии. Издания? У меня, за всю жизнь издали один фортепианный сборник. К моему 50-летию.
Но была одна преференция – Главная. Она состояла в том, что государство в лице Министерства культуры заказывало и закупало у членов СК музыку, возлагая на себя обязательства по её исполнению. Это были оперы, симфонии, кантаты, романсы. Реже – песни (они обычно приобретались радио и телевидением). Закупалось, правда, далеко не всё – лучшее.
И что важно: многие закупленные оперы действительно ставились, симфонии игрались, кантаты пелись, романсы исполнялись. Существовала некая гармония: песенники не писали опер, а симфонисты не сочиняли песен. Ну, песенники, собственно, и не могли писать опер, а вот симфонисты порой могли «учудить» и в песенном жанре. Помните «Нас утро встречает прохладой…»? В 30-е годы «Песня о встречном» Д. Шостаковича была настоящей попсой. А 60-е вся страна пела песню Р. Щедрина «Не кочегары мы, не плотники» из кинофильма «Высота». А ведь оба композитора входят в число лучших симфонистов ХХ века.
Стоп! Не надо заводить бессмысленной полемики на тему «кому нужны эти ваши оперы и симфонии». Тем, кто задаёт подобные вопросы, они, разумеется, не нужны, и я говорю об этом без малейшего осуждения. Это – абсолютно стандартная ситуация. Так было всегда: поклонников классики (и вообще академической музыки) и сегодня в мире не более двух-четырех процентов от всех слушателей и зрителей.
И это естественно. Восприятие серьёзной музыки требует от слушателя иной духовной работы, чем любая другая музыка. Программа мюзик-холла воспринимается легче и собирает больше зрителей, чем, скажем, опера «Отелло».
«Panem et circenses!». Так звучит на латыни известный со времен распада Римской империи лозунг «Хлеба и зрелищ!», актуальный, конечно, и в эпоху распада Советской империи. Сходство один в один: именно под знаком бесконечных шоу и катится весь постперестроечный период.
Поскольку государство особое внимание уделяло песне («самому демократическому жанру», как её именовали в партийных документах), в нашей стране возник музыкальный феномен, которого до того не было нигде – массовая песня. Не «популярная», подчёркиваю, а именно массовая (это далеко не одно и то же). Но это так, к слову. Важнее другое. Лучшие песни (те самые «старые песни о главном») были созданы, в основном, членами СК. Это означает, что авторы этих песен учились музыке не менее 16 лет, причём окончили консерватории именно по композиторской специальности.
Лично я всех сочиняющих музыку делю на две категории – композиторов и песенников. А всех пишущих стихи – на поэтов и текстовиков. В этом нет ничего уничижительного – речь идёт всего лишь о специализациях.
Если очень разозлиться и швырнуть гипотетическую палку в гипотетическую людскую толпу, то непременно попадёшь в песенника. Причем с большой долей вероятности могу предположить, что он окажется ещё и автором слов. Возможно, на английском языке. Россия достигла высочайшего пика своей музыкальной культуры: песни пишут почти все! Остальные пишут тексты.
Если вообразить портрет, где будут изображены Дмитрий Шостакович и Игорь Крутой, то надпись под портретом «Композиторы Шостакович и Крутой» меня покоробит. Потому что композитором на портрете является только один, а второй – песенник, автор множества популярных сочинений в этом жанре. Не убедит меня и надпись под картиной «Поэты пьют чай», если там изобразят молодого поэта Михаила Лермонтова (которому нет и 28) и седовласого мэтра-текстовика Илью Резника (ему за 70). Помилуйте, разве поэты – они оба?
Это я к тому, что музыкальное искусство двигают вперед НЕ песни (сколько бы их ни писалось), а все-таки оперы, симфонии, кантаты, романсы. И поступательное развитие литературы характеризуется отнюдь НЕ текстами для песен, а романами, повестями, пьесами, рассказами, высокой поэзией. Конечно, это никак не отвергает и не препятствует появлению талантливых самородков в любом жанре, но двигать своё искусство вперёд, развивать его под силу лишь профессиональным творческим союзам.
Упрёки в прославлении творческими союзами сталинского режима смешны: режим славил ВЕСЬ народ, находящийся на свободе. В том числе, конечно, и деятели литературы и искусства. А после смерти вождя все продолжали славить режим не менее активно, легко заменив «Сталин» на «Партия». Славили искренне, вкладывая в песни и кантаты, оперы и симфонии, романы и пьесы весь свой талант и мастерство. В те времена славить родину было весомой частью идеологии, а на идеологию государство денег не жалело.
Сегодня эта dolcevita– «сладкая жизнь» творческих союзов закончилась. Государство в лице Министерства культуры ничего никому не заказывает, не покупает и не издаёт. И это понятно: оно ему надо? У него сейчас задача поважнее – удержаться на своих местах и постах. Поэтому смотрит оно на нас искоса и исподлобья (если вообще смотрит), считая нас дармоедами. Кем оно считает себя, мы, конечно, видим. А кем считаем его мы – тема другой статьи. Возможно, статьи в УК РФ. И жгучий вопрос Министерству «Что ж ты, милое, смотришь искоса, низко голову наклоня?» мы уже и не задаём…
Как тут не позавидовать западным композитором, где существует масса общественных фондов в поддержку искусства, в том числе композиторского! В одном из таких я побывал, будучи в Финляндии. Эти фонды издают музыку финских композиторов, хоть и небольшими тиражами. И никто в этих фондах не смотрит на композиторов ни исподлобья, ни искоса…
Но если у нас с творческими союзами так всё плохо, то почему нет массового оттока из них? Почему пусть медленно, но творческие союзы всё же растут?
Потому что быть членом творческого союза почётно, а вступить в него невероятно сложно. И 16 лет обучения музыке с окончанием композиторского отделения консерватории отнюдь не гарантия вступления в Союз композиторов!
Смотрите: нужны две рекомендации членов Союза, чтобы просто приняли твоё заявление. А дальше полная неизвестность, потому что твои сочинения поочерёдно рецензируют два композитора, причем один так никогда и не узна́ет мнение другого о твоей музыке. Если их мнения разошлись, твою музыку слушает Приёмная комиссия. Если мнения и тогда разделились, музыку слушают на секретариате Союза. А если уж и секретариат не пришёл к единому мнению, то музыку слушает Правление, и это мнение уже окончательное. Я, например, до сих пор не знаю свою первую инстанцию – тех двух композиторов, кто, не сговариваясь, дал мне путёвку в Союз композиторов…
Словом, членство в нашем творческом союзе это знак своего рода избранности, элитности, но и громадная ответственность: кто из нас гарантирован от неудачи? Гарантировать можно только, пожалуй, хороший вкус, уж это-то за 16 лет учёбы в нас воспитывают насмерть. Может, именно поэтому исполнительские конкурсы во всём мире обычно возглавляют композиторы. К тому же, у композитора, как правило, не бывает персональных предпочтений, будь это скрипач, певица, хор или оркестр, джаз или попса – роль играет только мастерство исполнителя. Композитор по определению заинтересован в развитиилюбого искусства. Лишь бы это было искусством.
Так для чего же нужен Союз композиторов? Эта странная организация, куда берут не всех. Организация с глубоко продуманной обороной от «чужаков». Зачем она? Чтобы в её недрах созидалась бессмертная музыка?
Не будем лукавить. И не будем считать себя непогрешимыми. Тут уж как Бог рассудит. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…»
А существует Союз композиторов для того же, для чего с глубокой древности создавались ВСЕ профессиональные гильдии: чтобы противостоять некомпетентности. Особенно воинствующей. Невежественности, так часто торжествующей. И непрофессионализму. К сожалению, повсеместному.