Возведение Усинска начиналось с полного бардака. Воспоминания очевидца
Когда я приехал в командировку в город Усинск, в котором не был тридцать лет, то был изумлён видом завода крупнопанельного домостроения (КПД). В 1975 году шесть студенческих строительных отрядов участвовали в его возведении. А в 2005 он выглядел почти также, как и тогда. Мы уехали, когда он был наполовину не достроен, сейчас завод наполовину разрушился. Но он сделал своё дело: из его материалов были возведены почти все дома нефтяной столицы Коми.
С самого начала Усинску не везло. Город на месте Усинского и Возейского месторождений решили построить на живописном берегу реки Уса – самом большом притоке Печоры. Но советское правительство задумало перебросить часть печорской воды в Волгу, дабы не дать обмелеть Каспийскому морю. В результате будущий город был бы просто затоплен. В годы перестройки это безумный замысел похоронили, но город Усинск уже стоял посреди неуютной болотистой тундры в 90 км от Полярного круга.
17 января 1975 года строительство Усинска объявили Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, а спустя пять месяцев строить «город-мечту», как его окрестили газетчики, из Сыктывкара направили сразу шесть студенческих строительных отрядов. Всё это делалось с небывалой помпой. Бойцов ССО выстроили на центральной площади Сыктывкара напротив памятника Ленину, и после красивых и торжественных речей под звуки оркестра большая колонна двинулась по направлению к железнодорожному вокзалу.
Добирались до места дислокации два дня – сначала на поезде, затем на грузовиках по бездорожью. Радостную встречу молодым строителям устроили большие и злые комары, серьёзно попортившие митинг по случаю нашего прибытия. Посреди тундры уже стоял палаточный городок. А рядом «скелет» будущего завода КПД.
Наша бригада, сформировавшаяся ещё прошлым летом, когда мы возводили нижний склад в лесном посёлке, заняла одну из палаток, и мы тут же принялись скрашивать её невзрачный вид. Ещё в прошлый стройотряд мы, дабы не так скучно было месить бетон, объявили нашу бригаду индейским племенем и каждому дали индейское имя. Меня, как фотографа-любителя, нарекли ИбоФо-Зоркий Объектив, моего друга – АкиБуа-Укротитель Бетономешалки, а бригадира, заядлого бабника, ЛонгПен-Любитель Женщин (Лонг Пен можно перевести с английскогог как «большая ручка», но на самом деле, это было сокращение от LongusPennis). Над каждой кроватью мы повесили листок с индейским именем владельца, а на палатку приделали картонку с надписью: «Осторожно, индейцы!»
Эти невинные чудачества продержались на своих местах всего сутки. На следующий день нас навестил комиссар зонального штаба и со словами: «Здесь не место индейцам и любителям женщин, в строй отряде должны быть только комсомольцы» все надписи посрывал. Уцелел только листок «АкиБуа-Укротитель Бетономешалки». По этому поводу комиссар хмуро заметил: «Это, видимо, юмор, а юмор я люблю».
Вскоре оказалось, что неприятности у нас только начинаются. Уже через неделю стройотрядовцы поняли, что они здесь вообще-то лишние. Бетон нам подвозили в лучшем случае на час работы в день, доски для опалубки мы были вынуждены воровать, инструментов катастрофически не хватало. Затем выяснилось, что и палатки, в которых мы спим, не первой свежести – они быстро лопались под напором дождя. Настроение матёрых стройотрядовцев, успевших за свою молодую жизнь возвести в селе Спасборуб и поселки Подзь свинарник, нижний склад и сельский дом быта, упало до самой нижней отметки. Стало ясно, что денег мы не заработаем, а здоровье потеряем.
Мы собрались в деревянной столовой на комсомольское собрание, пригласили весь зональный штаб и объявили, что покидаем Всесоюзную ударную комсомольскую стройку. В ответ из уст того самого комиссара, объявившего, что индейцам не место в стройотряде, мы услышали поток обвинений в собственный адрес. Оказывается, мы хапуги, поскольку хотим заработать, и недостойны быть продолжателями дела Павки Корчагина, строившего узкоколейку в таких же трудных условиях. Пришлось напомнить лощёному комиссару, жившему в добротном доме, как закончил жизнь Павка Корчагин, подорвавший на строительстве узкоколейки своё здоровье.
Такой же поток обвинений обрушился на нас и в Сыктывкарском университете, куда мы явились на следующий день после возвращения домой, чтобы объяснить руководству вуза свой поступок. Скандал получил очень широкую огласку. Нам стали угрожать исключением из комсомола и родного вуза. Поколебавшись несколько дней, большая часть стройотряда снова уехала на приполярную стройку.
Однако скандал, видимо, возымел действие. Палатки заштопали, доски и бетон стали подвозить своевременно. Нас чуть ли не каждый день навещало строительное начальство, интересуясь тем, как идут дела.
Окончательно мы покинули Усинск за несколько дней до начала учебного года. А город продолжал строиться. К нему протянули железнодорожную ветку, соорудили аэропорт, способный принимать большие реактивные лайнеры, возвели Дворец культуры с зимним садом, вместительный кинотеатр, библиотеку, музей, плавательный бассейн, культурно-спортивный комплекс, больницу. Неподалёку от завода КПД появились широкие проспекты с домами, построенными из материалов, изготовленных на этом заводе. Но в «лихие» девяностые строительство остановилось. Нефтяная отрасль переживала кризис, завод стал уже никому не нужен. В начале 21 века город вновь ожил, но жилые дома уже не строились. Прибывающие специалисты получали квартиры тех, кто уехал. В Усинске обосновались крупные нефтяные компании, считающие своим долгом и честью обустраивать город. С их помощью появился чудный православный храм и мусульманская мечеть. Усинск стал похож на город-мечту, правда, с некоторым опозданием и не коммунистическим вовсе.