В Удмуртии нет региональных правозащитных организаций, занимающихся защитой прав заключенных. Но есть Лариса Фефилова — единственная в республике правозащитница, которая 20 лет ездит в колонии, встречается с осужденными, слушает их истории и пытается помочь.
«7х7» рассказывает, как Фефилова из воспитательниц детского сада ушла в правозащиту и как ее работа изменилась после начала военных действий в Украине.
Защита прав — это война
Полтора года Лариса Фефилова пытается отстоять право на условно-досрочное освобождение осужденного по имени Денис из ИК-5 города Сарапула. “Меня уже тошнит от этой истории”, — говорит женщина.
Денис провел в колонии 10 лет. Как выяснила Лариса, за это время он не нарушал правила и числился на хорошем счету, получил 35 поощрений. В декабре 2021 года мужчина подал ходатайство об условно-досрочном освобождении.
— Но есть установка: не отпускать по УДО заключенных с большими сроками на ушах. Таких людей искусственно делают нарушителями, — объяснила правозащитница.
Денису дали выговор за то, что он якобы не поздоровался с сотрудником администрации. В качестве доказательств предоставили объяснительные трех заключенных, которые будто бы были свидетелями нарушения. Дениса это задело — он написал жалобы в прокуратуру, УФСИН и следственный комитет. Получил отписки.
Жена осужденного сфотографировала материалы дела и обнаружила, что почерки и подписи в объяснительных не совпадают. Независимая экспертиза это подтвердила, но суд отказал им в иске. Затем к разбирательству подключилась Фефилова, которая обратилась в ФСИН РФ, Генпрокуратуру и СК РФ.
— Я знала, что это все спустят в Удмуртию [разбираться на региональном уровне], и когда спустилось, видимо, было что-то очень веселое, — иронизирует Лариса.
К Денису пришел замначальника колонии по безопасности и начал угрожать ему возбуждением уголовного дела, если тот не прекратит жаловаться. Затем помощник прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Удмуртии заявил: “Ты всем войну объявил!”
— В понимании прокуратуры обжалование, защита своих прав и интересов — это война, — замечает правозащитница.
Пыточная камера под Ижевском
В 1980-е годы Лариса Фефилова получила образование воспитателя — музыкального работника в системе дошкольного образования. Работала в детском саду. Затем началась перестройка. Денег не хватало, и женщина пошла учиться на бухгалтера.
Фефилова попала на экспериментальный курс бухгалтеров-юристов. За полтора года получила сразу две специальности.
— Но так как мне нужна была только бухгалтерия, то по бухгалтерским предметам у меня было отлично, а по юриспруденции — ну просто сдала, — рассказала она.
Про юриспруденцию она вспомнила, когда в 2005 году мужа Ларисы обвинили в убийстве милиционера — сына высокопоставленного удмуртского чиновника, который был лучшим другом действующего на тот момент президента Удмуртии Александра Волкова. Женщина стала доказывать невиновность супруга. Тогда же она выяснила, что в удмуртском поселке Ягул рядом с Ижевском находится так называемая пыточная колония №1. И там же, на территории этой колонии, было ПФРСИ — помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора. В него якобы привозили людей и пытали, чтобы добиться явки с повинной или оговора других людей.
— Муж попал в этот изолятор. Когда я пришла на краткосрочное свидание и увидела его, то чуть сознание не потеряла. За две недели он похудел на 20 килограммов, а он и так был худой. Муж и рассказал, что там происходит. Я начала писать жалобы, — говорит Лариса.
Пока шло предварительное следствие, она поехала в Москву. Сходила в правозащитные организации, обзвонила адвокатов, в том числе знаменитого Анатолия Кучерену. У нее попросили гонорар за защиту мужа — 1,5 млн руб.
— Где такие деньги взять? В организации “За права человека” мне предложили самой заняться правами заключенных, сказали, что будут поддерживать. Я согласилась, — сказала Лариса, вспоминая, как тогда познакомилась с основателем движения правозащитником Львом Пономарёвым.
Мужа женщины сначала отправили в колонию в удмуртской деревне Хохряки. Лариса уехала в Москву. Там организовала вахту-пикет перед зданием ФСИН России, протестуя против убийств в мордовской ИК-19, о которых узнала тогда. Из-за этого ее супруга перевели в Мордовию.
Фефилова добилась смены руководства в мордовской ИК-19, а со временем и закрытия пыточного ПФРСИ в Ягуле. Она стала членом Общественной наблюдательной комиссии в Удмуртии. Но помочь мужу не смогла. Доказать его невиновность получилось только в Европейском суде по правам человека, но новое рассмотрение дела в российском суде ничего не дало.
Муж Фефиловой вышел на свободу в 2017 году, проведя в колонии 12 лет. Она продолжила защищать права заключенных:
— Исходя из моего бэкграунда, не только мой муж невиновный там сидел.
Лариса не спрашивает, за что осуждены люди, которые к ней обращаются. Для нее важнее добиться соблюдения прав каждого.
«Что ты на войне забыл?»
После начала вооруженных действий в Украине заключенные стали больше жаловаться Ларисе на усиление режима. К ним чаще придирались начальники, их стали переводить в строгие условия содержания. Доверители правозащитницы предполагали, что таким образом их вынуждали завербоваться из колонии “именно туда”.
— Сейчас очень маленькие сборы — и 50 человек не набирается. А когда приезжали вербовать пригожинские [представители ЧВК “Вагнер”], там почти под 200 человек вывозили из каждой колонии. Но это мои предположения, это звучит из уст заключенных, с которыми я встречаюсь, - объяснила правозащитница.
Заключенные ей рассказывали, что представители Минобороны якобы проводили в колониях дни открытых дверей с участием осужденных, вернувшихся из Украины. Те рассказывали, что они заработали деньги и вышли на свободу.
— Кто-то покупается на эти рассказы. До заключенных не доходит истинная информация. А где они могут получить ее? У них только телевизор, Первый канал, — говорит она.
По ее наблюдениям, заключенные подписывают контракты из-за денег и родных. Говорят: «Я это делаю для своей семьи, чтобы отмыть свою честь, я буду несудимый, буду героем».
Есть и те, для кого война — это развлечение. Один из заключенных сказал Ларисе: «Слушай, всяких калек, дистрофиков берут, а меня нет! Так обидно!»
— У него ни родины, ни флага, ничего нет, вся жизнь — тюрьма. Для него убить человека вообще никаких эмоций не вызывает. Я его спрашиваю: «Что ты на войне забыл? Ты освободишься через два месяца, чего ты подпрыгиваешь?» Он отвечает: «Не отлили еще ту золотую пулю, которая меня убьет», — пересказала она тот диалог.
Мужчину не взяли в Украину. Он вышел на свободу. Правозащитница ждет, что скоро он ей позвонит — когда снова окажется в колонии.
Дискредитация за помощь
Фефилова осторожна с рассказами о случаях, которые касаются вербовки заключенных на войну:
— Неизвестно, как это скажется на них самих. Какая-то интуиция мне подсказывает, что не стоит эту тему поднимать.
Она вспомнила случай с осужденным из другого региона, который одним из первых записался в ЧВК “Вагнер” в августе 2022 года. Тот рассказал о своем решении жене, а она запретила ему ехать в Украину. Мужчина стал отказываться от контракта. Его попытались вывезти принудительно — не получилось, потому что супруга обратилась к правозащитникам. После этой истории Фефилова увидела, как колонии стали объявлять карантин, перекрывать связь с внешним миром: никаких свиданий с родственниками и адвокатами. А когда карантин снимали, людей в колониях уже не было.
— Не хотелось бы, чтобы заключенных начали тайно вывозить, как в октябре 2022 года, — объясняет Фефилова.
В тот месяц родственники боялись, что их близких отправят из колоний в Украину. Ранее они могли узнать о местоположении заключенного одним из трех способов: свидание, передача или перевод денег на его личный счет. После вербовки сообщения о статусе осужденных прекратились. Семьям говорили, что это государственная тайна, затем — что это персональная информация, которую нельзя разглашать без согласия самого заключенного.
Лариса помогала многим женщинам, искавшим близких, писать обращения. Но однажды к ней перестали приходить за помощью, переписки в мессенджерах исчезли:
— Я так понимаю, их запугали. Пообещали, что еще хуже будет. Поэтому контакт прекратился.
Пострадала и сама правозащитница. Две женщины сообщили полиции, что она якобы неодобрительно высказалась о Вооруженных силах РФ. В марте 2023 года Фефилову оштрафовали на 30 тыс. руб. за дискредитацию армии. Лариса не помнит, чтобы те женщины приходили к ней на прием и что она говорила фразы, которые попали в протокол. Но обжаловать решение суда не получилось, и она выплатила штраф.
«А вы медкарту посмотрели?»
Когда колонии открылись после карантинов, Лариса выяснила, что количество заключенных в них уменьшилось:
— Все сотрудники теперь плачут, что работать некому — у них свои производства, цеха, заказы.
Основываясь на слухах, правозащитница сделала собственные подсчеты, сколько человек могли уехать из колоний в Украину и сколько вернулось. Родственники говорят ей, что не знают, живы ли их близкие.
В июле 2023 года УФСИН по Удмуртии отчитался, что за первое полугодие в сравнении с 2022 годом количество осужденных в республике снизилось на 15%. По данным ведомства, это результат “гуманизации приговоров”.
С 2017 года Лариса не состоит в Общественной наблюдательной комиссии, потому что ее члены не имеют права посещать колонии с заключенными, которых защищают. А затем женщина разочаровалась в ОНК:
- Всю работу они проводят в роли свадебных генералов, я сужу по информации СМИ. Ездят по колониям с прокуратурой или с омбудсменом, потом делают публикации, как хорошо в наших колониях, нарушений не установлено.
Ее возмутил один из постов ОНК о посещении ШИЗО и камеры ПКТ в колонии села Ягул.
— Зимой они обнаруживают в камере, что в форточке нет стекла, дыра закрыта простыней, чтобы сильно не дуло, и пишут, что, со слов сотрудников, которым нет оснований не доверять, заключенные сами выбивают в этой форточке стекло, — пересказала правозащитница тот пост.
От семей заключенных она знает, что в ОНК им сначала обещают перепроверить информацию о нарушениях, а потом отвечают: «Ваши доводы не подтвердились. У нас нет оснований не доверять сотрудникам администрации». Фефилова — единственный человек, к которому родственники могут пойти после этого.
В последние годы правозащитница почти не взаимодействовала с ОНК. Однажды она просила комиссию проверить заключенного, пожаловавшегося, что его заразили гепатитом С. После поездки в колонию члены ОНК заявили, что парень “склонен к написанию необоснованных жалоб”. Между Ларисой и членом ОНК случился диалог:
— А вы медкарту посмотрели?
— Нет, а зачем? Он же нарушитель.
— Вы считаете, что если человек нарушитель, то его имеют право заражать гепатитом, сифилисом и т. д. и т. п.?
Женщина бросила трубку.
Контакты с ОНК она оборвала после другого случая. К Фефиловой обратилась жена заключенного. У него не было проблем с администрацией, но вдруг он попал в ШИЗО. Лариса поехала в колонию, где ей вынесли заявление мужчины о том, что он отказывается общаться с правозащитницей и с адвокатом. А жена получила от него письмо со словами, что к нему никто не приходил.
Фефилова попросила председателя ОНК Айдара Ризванова съездить в колонию с проверкой: боялась, что мужчину избивают. На это глава ОНК ответил, что “не все так просто — мы поедем на следующей неделе”.
— Я предполагаю, что все из ОНК идут на сотрудничество с МВД, УФСИН, поэтому им надо тысячу раз согласовать, прежде чем приехать, — говорит Лариса.
В июне 2023 года в Удмуртии утвердили новый состав ОНК, который ничем не отличается от прежнего. Поэтому Лариса Фефилова будет продолжать свою работу:
— Куда ж я денусь с подводной лодки. У меня нет цели задрочить кого-то. Моя цель — навести порядок.