Как переубедить семью в позиции по Украине. Три истории

«Не бойтесь искать информацию вместе»

Арсений, город Кемерово

— В моем окружении обошлось без крайне провоенно настроенных людей, друзья против буквально все, а из родни за частично выступал старший брат и колебалась мама жены, которая очень много информации получает с сайтов медиагруппы «Россия сегодня».

Общаться с мамой жены тяжелее: она зачастую уходит от разговоров о войне и всячески избегает новостей о ней, по просьбе жены я их не инициирую, чтобы не тревожить. Но в первые месяцы мы с ней вместе разбирали публикации — я искал опровержения всяких очевидно абсурдных позиций российской пропаганды и предоставлял их ей.

Самым показательным был случай с бумагами из биолаборатории, где якобы разрабатывали этновирус для русских. И, как биолог, мама жены попробовала сама критически взглянуть на бумаги, опубликованные Минобороны РФ. Итог: никаких неожиданных патогенов она не увидела, да и про этновирусы сразу признала, что сейчас наука на такое вряд ли способна. Но все равно сочла, что правительство не стало бы врать: мол, если в этих документах доказательства нет, значит, они рассекретили не все.

Думаю, умом она все понимает, но для психики тяжело принять, что армия ее страны вошла на территорию Украины и люди гибнут непонятно за что. Свою позицию описывает как «не поддерживаю, но раз уж влезли — нужно идти до конца».

С братом получилось интереснее: он служил в армии, увлекается историей войн, верит в величие России. Но краем глаза он посмотрел, как армия устроена изнутри, и толика сомнения в нем есть. Здравый смысл — тоже: его коллега по работе говорил, что нужно «сбросить ядерную бомбу на Киев, и дело с концом», на что брат возразил, что там такие же люди, женщины и дети, да и реакция других стран быстро обеспечит всем дорогу на тот свет.

Но и про «нацистов в Киеве» он не прочь поговорить: о «москаляку на гiлляку» [мем, выражающий вражду украинцев по отношению к русским], про «восемь лет» и видео с пытками российских солдат.

Казалось бы, позиция непробиваемая, но его мнение резко изменило видео от «Важных историй»*, где российский солдат признался в убийстве местного жителя и рассказал о состоянии войск.

После этого брат начал говорить, что делать нам там нечего и нужно уходить из Украины, что наши солдаты и их солдаты умирают просто так, что мы вообще «братские народы» и воевать не должны никогда. В общем, он разделяет позицию, которую я пытался донести до него полгода: эта война не нужна никому.

Нужно сохранять спокойствие при разговорах с близкими и знать ответы на все их вопросы так, чтобы отскакивало от зубов. Говорить не свысока, а на равных, но проговаривать даже самые простые вещи. Например, что русский язык не запрещали, а если бы и запретили, в Болгарии, Польше, Эстонии и Германии никто не обязан говорить на русском, как бы исторически они связаны с нашей страной ни были. В конце концов, мы на шведском не говорим и документооборот не ведем, чтобы чтить память о Рюрике.

Не бойтесь искать информацию вместе, проверять источники и даже источники их финансирования. Распознавайте эмоциональную окраску новостей и учитесь определять, когда автор вкладывает свои выводы в текст и пытается вами манипулировать, а затем учите своих собеседников тому же.

Единого подхода к каждому нет, но загвоздка в том, что пропаганда орудует широкими штрихами, тогда как вы знаете о своих близких гораздо больше. Это значит, и подобрать нужный подход сможете лучше, чем говорящая голова из телевизора.

«Ключ — в понимании, а за пару дней к нему не прийти»

Марта, город Брянск

— Первые две недели мы с мамой вообще не разговаривали на эту тему. В Украине у меня живет тетя Люда, мамина родная старшая сестра. Каждый день утром тетя присылала и продолжает присылать нам сообщения, что у нее все хорошо. Однажды мама решила ей позвонить. Их мнения были разными: тетя спрашивала, зачем мы на них напали, а мама в ответ кричала, зачем они восемь лет бомбили Донбасс. Они сильно поругались, тетя назвала нас оккупантами и попросила больше ей не звонить.

Со временем и у нас с мамой начали появляться стычки. Один раз мама назвала меня бандеровкой. При каждой моей попытке показать ей ролики, фотографии и какие-то новости, которых не показывают в ленте «Одноклассников» или по ТВ, она отнекивалась и говорила, что не хочет больше со мной ссориться.

У меня много друзей из Украины, и, когда я разговаривала с одним из них, пришла моя мама и спросила разрешения поговорить с ним. Я очень боялась, что сейчас повторится история с моей тетей, однако они адекватно все обсудили. Мама молча вышла.

На следующий день я услышала, как она извиняется перед своей сестрой и признает, что, наверное, в чем-то она действительно неправа. Но чтобы все до конца осознать и понять, ей понадобится больше времени.

Я начала замечать ее интерес к видеороликам, где обычные украинские граждане делятся своими историями, затем вместе со мной она начала читать разные статьи и даже подписалась на рассылку писем от «Медузы».

Я подписана на рассылки Kit, «7х7» и «Сигнал», так что в основном предлагаю ей прочесть что-то оттуда. Ей очень понравился выпуск про украинских женщин, за что они воюют.

У нас с мамой большая разница в возрасте, и я всегда стараюсь поставить себя на ее место. Мы несколько раз бывали в Украине и до событий 2014 года, и после. Мне всегда скорее было непонятно, чем сложно, — как за столь короткий промежуток времени она смогла поверить в то, о чем говорят по телевизору.

Не могу пока сказать, что мы пришли к пониманию во всем: убедить ее, что Крым аннексирован, у меня получилось лишь совсем недавно. Как мантру она продолжала повторять, что Крым — территория России, просто ее когда-то там кто-то там зачем-то там подарил.

Мне кажется, нужно ставить себя на место своих родных, задаваться вопросами: почему они думают так, как думают? Меньше злиться как на себя, так и на родственников. Ключ — в понимании, а за пару дней споров к нему не прийти.

«Действовать мягко и не ждать быстрых результатов»

Ксения, город Иркутск (имя и город изменены по просьбе героини)

— Я оказалась по разные стороны баррикад с моими самыми близкими людьми: мужем и мамой.

До начала событий я вообще не интересовалась политикой. Они тоже. Но у них были представления, сформировавшиеся еще в советские времена: о враждебном Западе, о том, что России нужен царь. Так что поток лжи, полившийся на нас в первые дни войны, их увлек.

Я быстро поняла, что просто спорить и ругаться с ними бесполезно. Мама на все отвечала: это фейки, зачем ты слушаешь врагов, «где ты была восемь лет?». Она расстраивалась. Я решила больше ее не расстраивать.

Муж тоже с порога любую мою информацию объявлял фейками. Мы договорились, что подождем, когда рассеется туман войны, и тогда обо всем поговорим. Но я не могла молчать, и наши мучительные разговоры продолжались.

Но все-таки, когда я ночью пошла во двор вкапывать в снег картонный мариупольский крест («В Мариуполе людей хоронят во дворах»), он пошел со мной. Мы установили его вместе. Он сказал: «Я с тобой не согласен, но я тебя всегда поддержу». Однажды я сказала ему, что ненавижу его убеждения. Он ответил: «А я твои убеждения не разделяю, но я их рассматриваю».

Тогда я стала включать родным разные видео. С мамой было легко: «Пожалуйста, посмотри. Для меня это важно». Она посмотрела несколько роликов Максима Каца — смотрела не говоря ни слова, в полном молчании.

Я думаю, для нее также сыграл свою роль сеанс видеосвязи с нашим дальним родственником из Днепропетровской области. Мама у него поспрашивала, что у них происходит и неужели все это правда. Он подтвердил.

Муж тоже посмотрел вместе со мной один ролик Каца. Я сказала ему: «Я смотрю одного чувака на YouTube. Мне кажется, что он все говорит хорошо и правильно, но, по-моему, слишком уж его заносит. Послушай его, пожалуйста. Я, может быть, внушаемая и легко поддаюсь влиянию, но ты-то — нет. Ты поймешь, если ему нельзя верить».

Каца мы смотрели так. Смотрим пять минут, муж начинает ругаться. Я ставлю видео на паузу и терпеливо жду, пока поток его ругани иссякнет. Потом снова отжимаю паузу, и мы смотрим дальше — еще минут пять. Он ничего не говорил по существу, одни эмоции. Один раз он зацепился за перечисление уничтоженных городов: «Он врет, ничего там не уничтожили! Наши зашли, а жители просто... вышли». — «С цветами вышли-то?» — спросила я и тут же нашла ему в «Википедии» статью о Волновахе [город практически полностью разрушен, награжден званием города-героя указом Зеленского]. Возразить на это было уже нечего.

На середине видео муж взмолился: «Я больше не могу, меня тошнит!» — «Выпей водки», — непреклонно ответила я. Мы выпили по рюмочке и в том же режиме — пять минут смотрим, пять минут муж ругается — досмотрели это видео. Досмотрев, он больше уже не ругался, а как-то грустно спросил: «Если не Путин, то кто?!»

Так я продолжала понемногу подкидывать родным информацию. Они ведь умные и хорошие люди, мои мама и муж. На сегодняшний день они уже противники войны. Если не затыкать уши и не закрывать глаза, многие вещи становятся очевидны.

Близкие люди мне дороже всего. Войны, из-за которой мы ссоримся, не было раньше и не будет потом, а близкие — останутся. Ничто не должно поссорить нас.

Открытый спор — это как война, ни к чему не приводит. Лучше действовать мягко и не ждать быстрых результатов.

Можно рассказать в разговоре пару фактов, о которых не говорят по телевизору, или включить какое-нибудь толковое видео, когда близкие рядом, чтобы они тоже посмотрели, — если захотят.

Мне помогло понимание, что мои близкие не глупее меня — просто по каким-то своим причинам поддались пропаганде.