«Я делаю то, что должно бы делать государство». Журналистка осталась в России, набила антивоенное тату и стала помогать украинским беженцам

Беженцы на заправке

В конце апреля журналистка Юлия Старостина поехала вместе с подругой в пункт временного размещения беженцев в хостеле для дальнобойщиков — девушки хотели узнать, чем могут помочь эвакуированным людям. По дороге она боялась, что украинцы заранее ненавидят ее — россиянку, которая не сделала ничего, чтобы предотвратить боевые действия в Восточной Украине.

Беженцев поселили в трехэтажное здание с неоновой табличкой «Стоянка». Вокруг хостела были помещения для ремонта фур, парковка, мойка и заправка.

В хостеле Юлия сразу встретила молодую женщину из Мариуполя с маленьким ребенком. Та рассказала, что во время эвакуации сын постоянно был у нее на руках и разучился ходить — в России пришлось учиться заново. А другая девочка из Рубежного в Луганской области сделала первые шаги уже в хостеле, когда ей исполнился год.

Журналистка развернулась, поехала в магазин и вернулась в хостел с упаковками памперсов и игрушкой — разноцветной ламой размером с мальчика. И продолжила осматривать хостел.

В туалете она увидела, как из крана течет желтая вода, от которой, как рассказали украинцы, сразу появляется перхоть. А в столовой беженцы пожаловались на нехватку еды.

После хостела Юлия с подругой поехали в другой пункт временного размещения в центральной гостинице региональной столицы — обветшалом старом здании. Условия там были лучше, чем в месте для дальнобойщиков.

Юлия заметила, как все украинцы смотрят на нее: с надеждой на помощь и благодарностью. В их отношении к русским девушкам не было ненависти:

— В такие моменты хочется горы свернуть, чтобы привезти все, что нужно, чтобы хоть чем-то их порадовать. Почувствовать себя беженцем очень просто. Можно представить себе: ты вышел погулять с собакой или в магазин за хлебом, и вот в чем ты вышел и что с собой взял — это все, что у тебя есть. А всего остального больше нет.

По примеру Политковской

Юлия Старостина родилась в Москве. В день ее четырнадцатилетия убили журналистку «Новой газеты» Анну Политковскую. Путь Анны, которая смогла помочь многим людям, стал для Юлии примером — девушке хотелось от себя того же. Поэтому после университета она стала работать журналисткой.

В 2021 году Старостина, тогда журналистка «Проекта», вышла на одиночный пикет к зданию ФСБ на Лубянке, чтобы выступить против признания нескольких СМИ и людей иностранными агентами. Девушка была в платье и на каблуках, так как после пикета собиралась ехать к друзьям.

Ее задержали вместе с другими пикетчиками. Официально — за то, что стояла слишком близко к другой журналистке:

— Я была среди друзей. Мы ели пиццу в автозаке, которую они нам передали.

Задержания Юлия не боялась. Ей было страшно из-за того, что Генпрокуратура признала «Проект» нежелательной организацией, и, чтобы продолжать работу с его главным редактором Романом Баданиным, Старостиной нужно было уехать из России — иначе ей грозило уголовное дело:

— Мое сердце оказалось разбито. Я отказалась уезжать, меня подхватил и спас The Bell [издание, специализирующееся на бизнес-новостях].

Юлия отказалась уезжать из России и когда начались боевые действия в Украине. В первый день вооруженного конфликта она оставила свою подпись под антивоенным заявлением российских журналистов. Следующие недели она помнит плохо:

— Я пикировала в суицидальное отчаяние. Завела щенка Чарли, чтобы как-то выбраться из эмоциональной ямы. Ненавидела себя за то, что ничего не могу изменить. А потом увидела у подруги пост с номером волонтерки. Поняла, что могу помогать, — это нужно мне, чтобы смотреть на себя в зеркало и вообще функционировать.

Штраф 20 тыс. руб. за пикет на Лубянке Юлия получила уже после начала спецоперации. Сразу оплатила его, чтобы как можно раньше наступила возможность снова выходить на улицу, не опасаясь уголовного дела. Но пока она занимается только помощью украинцам.

«Люди застряли»

После нескольких поездок в пункты временного размещения Юлия начала регулярно собирать через соцсети гуманитарную помощь. Подопечные пишут ей списки необходимых вещей, Юлия собирает их в один, публикует в сторис и просит подписчиков распространить. Она берет не деньгами, а вещами — чтобы никто не мог обвинить ее в мошенничестве:

— Если у людей есть свободные средства, которые они хотели бы потратить на помощь, я прошу купить что-то из списка.

Когда девушка впервые опубликовала пост с просьбой помочь украинцам, она не ожидала, что люди откликнутся. Тогда вещи прислали 30 человек. Спустя четыре месяца количество желающих помочь почти такое же — например, на неделе в начале августа на ее посты откликнулось 20 волонтеров.

Подруга Старостиной обновляет списки, автоволонтеры отвозят девушку в город, где живут украинцы, — у нее нет водительских прав и автомобиля, остальные помогают с покупкой вещей.

Волонтерит и подросший щенок Чарли — Юлия берет его с собой в пункты временного размещения. Дети в восторге от собаки, играют и гуляют с ней.

Квартира Юлии превратилась в склад. Каждые две-три недели она едет с кем-то из автоволонтеров в пункты временного размещения и раздает подписанные посылки семьям:

— Мы столкнулись с тем, что нельзя просто привезти вещи и оставить их в общей комнате. Люди, которые доберутся до них быстрее, заберут то, что им не полагалось. Потому что все находятся в режиме выживания.

Юлия с другими волонтерами помогает беженцам находить психологов. Один раз она отвезла украинцев на ферму в деревне. Люди гуляли, обнимали животных, рыбачили и ели фермерский сыр.

— Самая лучшая похвала — это когда один мальчик на ферме сказал: «Как-то даже спокойно стало». Он так тихо сказал, как будто мысль вслух обронил, что я даже и не услышала. Это мне рассказала подруга-волонтерка. А я где-то бегала в мыле организаторства и чуть главное не пропустила, — говорит Старостина.

Спустя месяцы, которые украинцы провели в пунктах временного размещения, Юлия не заметила изменений в их положении. Полагающуюся от государства единоразовую выплату в 10 тыс. руб. люди получают с задержками. Работодатели рассматривают беженцев как людей третьего сорта:

— Люди застряли. Они не могут обрести самостоятельность и начать жизнь заново.

Я делаю то, что должно бы делать государство, но мне от него ничего не надо.

Волонтеры обеспечивают беженцев едой, одеждой, обувью, лекарствами и предметами гигиены. Но им не хватает дорогой техники — мобильных телефонов, ноутбуков, планшетов. Если украинцы не смогут уехать из пунктов временного размещения, найти жилье и работу в России, им придется возвращаться домой — туда, где, по их словам, нет воды, газа и электричества.

Увольнение

Из-за волонтерства у Юлии Старостиной почти не остается сил на работу в двух изданиях, с которыми она сотрудничала. В августе она решила уволиться из The Bell:

— Работать на трех работах — а я считаю волонтерство полноценной работой — оказалось очень тяжело. Решение об увольнении далось мне трудно, но пришлось выбрать. Я не отказываюсь от любимой профессии и продолжаю работать журналистом, но меньше и для другого издания, которое специализируется на расследованиях.

Вернуться к своей довоенной жизни Юлия не может, пока идет спецоперация:

— Огромному числу людей нужна помощь. Это бездонная боль.

Юлия не собирается уезжать из России, хотя многие ее коллеги давно за границей. Она рассматривает этот вариант, только если будет угроза уголовного дела:

— Сейчас страха [перед репрессиями] нет. Правда. Я даже думаю, что выдержу тюрьму. Хотя не хотелось бы, конечно. Главное, чтобы там давали читать.

В знак протеста против боевых действий в Украине девушка набила татуировку «Сильнее [Роскомнадзор]»:

— Эти слова должны мне всегда говорить, что есть очень много вещей сильнее [Роскомнадзор]. Жизнь сильнее, любовь сильнее, дружба, радость, нежность, вера, взаимопомощь. Для этого я сделала свою первую татуировку.