«Я русский, который в силу обстоятельств сейчас не в России»

— Ты уехал несколько месяцев назад, но на YouTube объявил об этом только сейчас. Почему?

— Надо было доделать дела: рабочие и по документам, чтобы все прошло спокойнее. Я был немного на паранойе, думал, что, если скажу что-то в YouTube, вдруг в Шереметьеве ко мне подойдет какой-то мужчина и скажет, что нельзя вылетать. Оказалось, что там я вообще не общался с людьми. Было даже немного обидно, что родина настолько не мешает тебе улетать! Ты просто приложил указательный палец к датчику и улетел. [В одном из терминалов аэропорта Шереметьево работает автоматизированная система биометрического паспортного контроля.]

— Ты включал запись угроз, которые тебе приходили после публикации открытого письма комиков [в феврале несколько десятков комиков обратились к президенту России с просьбой остановить военные действия в Украине]. Они продолжают приходить?

— Я поменял симку, поэтому нет. Это легкий способ спастись от угроз смертью — поменять сим-карту.

— А куда ты дел венок, который тебе в Вологде подарили? [В марте на концерте Чужого в Вологде двое неизвестных подарили ему похоронный венок.]

— Я хотел его взять как мерч, но я суетно уезжал на вокзал. Он остался в баре, где я выступал.

— После Вологды ты отправился в Череповец, и на твой концерт пришли фээсбэшники. Они смеялись?

— Один засмеялся. Когда выступаешь, у тебя в голове идет анализ того, как проходит твое выступление, ты видишь: ага, тут работает, тут смеются, а вот эти фээсбэшники молчат, потому что они не должны [смеяться]. Я поставил себе внутреннюю задачу, что я должен кого-то из них рассмешить. Одна из последних шуток попала в одного фээсбэшника, и я такой: да!

— О чем была шутка?

— Что-то про депрессию, про антидепрессанты. Он сломался.

— Ты не жалеешь, что подписал открытое письмо? Если бы ты знал обо всех последствиях — сделал бы это снова?

— Думаю, да. Тогда не казалось, что это что-то важное, что Владимир Путин прочитает письмо стендап-комиков. Причем даже не тээнтэшных, а просто из YouTube, андеграундных. Это, скорее, был символический жест, он не поменялся. Стало неприятно, когда стало ясно, что мы, по сути, дали каким-то сумасшедшим список тех, кого травить. Такой очень хорошо структурированный список в Google-доке. Но в целом жалеть не о чем.

 

Про российский стендап после 24 февраля 2022 года и (само)цензуру

— Что вообще в ближайшие месяцы ждет российский стендап? И федеральный, и региональный?

— Федеральный, мне кажется, не изменится вообще никак. Я очень жду его. Это будет первый сезон стендапа на ТНТ, который я посмотрю впервые за долгое время! Потому что мне интересно послушать монологи про метро, про то, как жена себя неправильно ведет. Потому что я знаю, что эти ребята неглупы, они осознают, что происходит, но при этом надо шутить о том, о чем им сказали редакторы. Это будет смешно — смотреть на них на экране, на их выражения лиц. Что касается живого стендапа, я думаю, там будет чуть больше свободы. Но все равно все будут стараться уходить от этих тем или говорить о них завуалированно. Условно говоря, так, как это делал Иван Ургант, – теперь это станет всероссийским явлением. Ты через четыре слоя иронии и подмигивания кому-то в дальнем ряду что-то такое пытаешься говорить. Стендап будет менее острый, в стиле Жванецкого.

Среди тех, кто уехал, все будет, наоборот, острее: на это есть большой запрос от зрителей. Мы делали мероприятия в Стамбуле, и только затрагиваешь эту тему — видишь, как загораются глаза у зрителей, насколько им важно об этом говорить. Думаю, что комики как ведомые существа будут стараться порадовать зрителей.

— Как сейчас работает цензура в федеральном российском стендапе?

— Я почти наверняка знаю, что это работает в виде WhatsApp-чата для комиков. Где пишут: «Все заткнулись, у вас есть задача сделать смешной контент». Это прямое указание.

Думаю, что тээнтэшные комики и сами не горят желанием про войну говорить. Это и самоцензура, и цензура. ТНТ — это как машина по производству юмора, она тебя в принципе отлучает от остроты, потому что у тебя сжатые сроки работы. Я замечал, что они часто сваливаются на физиологические темы, на темы «Жена», «Отношения», «Ехал в такси, видел там смешного мужика». Просто такое быстрее пишется. Плюс врубается самоцензура: даже если захочешь высказаться про войну и даже каким-то чудом редакторы тебе пойдут навстречу, у вас будет очень долгая работа с обеих сторон, чтобы никого не притянули. Подключаются юристы, которые изучают твой текст. И в этот момент твоя естественная реакция — «да ну на хрен! Я просто напишу шуток про жопу вместо того, чтобы протащить что-то в эфир». И наверняка есть прямое указание сверху для канала ТНТ. На каждого комика давят с трех сторон минимум. Изначально, если ты идешь на ТНТ, ты предполагаешь, что идешь на какой-то компромисс. Рано или поздно тебя попросят продать попу.

— Что сейчас делать тем людям, которые занимаются стендапом в регионах и не хотят на ТНТ?

— Если бы у меня был ответ, я был бы не в Стамбуле. Наверное, пока учиться завуалированно говорить об этих темах. Пришло время учиться советской эквилибристике. Когда ты говоришь одно, а на самом деле другое, а есть еще и третье. Это грустно, у меня нет никакого совета.

— В канале ты писал, что чувствуешь себя не вправе шутить про турецкие новости. Это можно назвать самоцензурой?

— Мне кажется, я просто не имею права высказываться об этом, потому что я не могу тут занять никакую сторону, я не погружен в вопрос. Ситуацию с Украиной я знаю изнутри, я всю жизнь прожил в России, кроме двух месяцев. У меня было много поездок в Украину, плюс-минус глубокое понимание ситуации. Я имею право, как гражданин-налогоплательщик России, какое-то мнение высказывать. Здесь, если я начну кого-то критиковать, это опять будет ситуация, когда русский приехал в чужую страну и свое мнение навязывает. Думаю, стоит с этим подождать.

Это не то чтобы был сознательный выбор, что мы [с семьей] поедем в Турцию. В марте, когда мы в панике собирались, мы не то чтобы продумывали выбор страны и выбирали такую, у которой не было никаких геополитических проблем. Это был выбор на панике. Турция — временный вариант, которому мы благодарны за то, что нас здесь приютили и не создают нам лишних проблем.

 

Про новости из России, свои ценности и пропаганду

— Почему временным вариантом все-таки стала Турция?

— Легко улететь и перевезти животных, плюс есть англоязычный стендап. Очень не хотелось находиться в положении жертвы. Хотелось даже в этой ситуации активно что-то делать, а у нас [у Дениса и его продюсера и жены Ольги] всегда был план попробовать выступать на английском.

— Расскажи про животных. Ты перевез всех собак? [У семьи Дениса три собаки, про которых он ведет отдельный канал.]

— Да, всех собак. Кот остался, потому что, во-первых, он пожилой и тяжело переносит перемены в жизни, а у него их уже было очень много. Во-вторых, у него иммунодефицит, кошачий аналог ВИЧ. Ему нельзя контактировать с другими кошками, а Стамбул — город кошек. И люди, у которых он был на передержке, очень полюбили кота, а кот полюбил их.

— Как ты себя сейчас определяешь сам? Ты эмигрант?

— Наверное, эмигрант. Человек, который уехал, который пытается обустроить жизнь. Гражданин мира. Я видел людей, которые говорят: «Все, я больше не русский». Это тоже странно как-то… Я русский, который в силу обстоятельств сейчас не в России, но русский, который хочет быть хорошей его версией.

— Ты писал, что сейчас такое время, когда хочется с кем-то объединиться, почувствовать причастность к общим ценностям. Как у тебя с этим?

— Довольно мало поменялось. Ценности были такие: дружба, любовь, творчество, психотерапия. Сейчас просто ценность этого всего выросла. Теперь мы это транслируем на двух языках. Мы стараемся дружить, протягивать руку помощи тем, кто здесь живет не по своей воле. Мы нашли здесь потенциальных друзей из Турции, Италии и Америки. В этом плане у нас хороший универсальный язык. Стараемся помогать друг другу в творчестве, в быту, в работе – и это удивительно хорошо работает.

— Кроме терапии что помогает тебе оставаться на плаву?

— У меня есть любимый человек. Одному уезжать сложно. Еще нам повезло, что вместе с нами уехали наши хорошие друзья — примерно в одни и те же недели. Из творческих практик — утренние страницы. Ты просто каждое утро пишешь три страницы от руки. Это помогает заземлиться: из потока панических мыслей ты вычленяешь что-то продуктивное. Не бессознательно живешь, а в сознание себя проводишь, чтобы сделать документы или написать минуту материала. Так ты можешь выстроить свой день и в целом не сваливаешься в безумие.

— Читаешь новости о том, что происходит в России?

— Да, у нас каждое утро ритуал. Мы просыпаемся, пролистываем Telegram – все, что накопилось за ночь, вздыхаем и идем заниматься делами. Я читаю Meduza [признана иностранным агентом] и сторис друзей из Украины. Просто тот факт, что они есть, тебя уже бодрит и помогает дальше жить.

— Ты долго делал шоу «Класс народа» [юмористическое шоу с обзором комментариев в «Одноклассниках»]. Это дало тебе какое-то понимание того, почему довольно много людей в России поддержали решение о начале военных действий в Украине?

— Потому что пропаганда сработала так, как она и должна была сработать. Мне перестало быть интересно делать «Класс народа», потому что очень мало нового люди стали сообщать. Из-за того, что я его делал, я читал условные Russia Today и РИА «Новости». Я видел, что люди в своих формулировках просто повторяют тезисы пропаганды оттуда, они мало менялись. Когда я про Майдан прочитал комментарии, когда в Беларуси были волнения два года назад, я садился и примерно знал, какие будут комментарии. Просто нужно поменять национальные оскорбления украинцев на белорусов – и будет тот же текст. Мне стало неинтересно.

С одной стороны, это очень расстраивает, а с другой стороны, когда началась [спецоперация], у меня было ощущение, что «работники культуры» провалились в своей работе. А потом я понял, что, условно говоря, работники Russia Today — это те же чуваки в свитшотах  и с макбуками, просто с другой стороны. Они делали примерно то же самое, просто у них был лучше доступ к широкой аудитории, поэтому их точка зрения выиграла. За твоей спиной не стоит машина госпропаганды – поэтому у тебя результаты поменьше. Но это все равно есть, все равно работает, это не зря.

— Есть ли кто-то из твоих близких в России, кто заражен пропагандой?

— Родственники, старшее поколение, в разной степени заражены. Моя мама — на удивление поменьше, ее довольно легко сломать в разговоре. Нужно делать то, что делает российская пропаганда, — регулярно говорить с человеком. То есть ты приехал на пару дней, поговорил, и человек имеет движение. Только ты уезжаешь и перестаешь говорить регулярно — все.

— Как продолжать коммуницировать с ними?

— Точно продолжать разговаривать. Делать это регулярно. Наверное, учиться не срываться на эмоции. Просто напоминать человеку, что ты его любишь. И говорить, что ты делаешь это не по указке Госдепа, а потому что ты любишь человека, желаешь ему добра, хочешь, чтобы он жил хорошо, достойно. Просто не сваливаться во вражду и расчеловечивание. Это все из любви и желания помочь человеку жить лучше. Я за собой это замечал: ты срываешься в злость и эту битву проигрываешь. Это самое тяжелое в таких разговорах, эмоции часто берут верх.

— Как тебя могут поддержать фанаты, которые остались в России?

— У нас есть путь, который мы видим, по которому мы пойдем. Мы работаем над одной штукой, она будет не просто про поддержку только нас, но про взаимную поддержку. Больше пока сказать не могу. Ставьте лайк, подписывайтесь, следите за нами!