Рецепты татарского счастья: как построить успешный издательский бизнес далеко от Москвы

Как начать издавать книги

— Я родилась в Набережных Челнах, приехала в Казань в 2002 году учиться, у меня степень магистра экономики. Все, кто учится на экономиста, мне кажется, не понимают, кем они будут, это очень размытая формулировка. Я училась в университете, и мне уже тогда было интересно что-то связанное с бумагой. Поэтому я учредила студенческую газету — помню свои наивные попытки назвать ее первой независимой студенческой газетой. Я там была и основателем, и главредом. Параллельно работала в журнале «Большой город», который входил в холдинг «Афиша». Когда я закончила учиться, то год проработала в банке и ушла в декрет. Когда ребенку было шесть месяцев, возник вопрос: ну невозможно же сидеть в декрете, надо чем-то заняться! Первое, что пришло в голову, — я буду заниматься изданием книг. Выиграла грант в 300 тысяч рублей, издала первые две книжки. Думала, что, пока я в декрете, я их издам, продам, а потом посмотрим, что из этого получится. Это так адреналиново, когда у тебя есть 300 тысяч рублей, ты превращаешь их в книги, а они уже превращаются в 500 тысяч — и хочется еще издавать книги. Так что издательство «Юлбасма» в целом возникло из желания издавать книги в первую очередь для своего ребенка. Это то, чем я хочу заниматься больше всего.

Сейчас издательство стало моим основным занятием, но все остальные люди в команде — нельзя сказать, что они занимаются только издательством. Между нами скорее горизонтальные связи, чем вертикальные; это люди, у которых есть много своих проектов, но при этом какая-то часть времени — это институциональные формы. Мы объединяемся для того, чтобы издавать хорошие книги.

Про издательство «Юлбасма»

— «Юлбасма» — это слово, которого не существует. Мы его придумали: искали слово, которого нет, чтобы не тратить бюджеты, не бороться за доменное имя, не поднимать через поисковики это слово наверх. «Юл» — это ‘дорога’, слово «басма» — очень многозначное: это и ‘издание’, и ‘мостик’. Мы просто скрестили два слова, «юл» и «басма». Соответственно, если вы вбиваете «Юлбасма» в поисковике, мы сразу в первой строке — и мы на это не потратили ни копейки.

Мы позиционируем себя не столько как татарское издательство, сколько как казанское издательство. Мне эта история нравится больше. В Казани есть много тем, до которых не добираются по объективным причинам большие федеральные издательства: не знают контекста, не знают локальной специфики, и это не то, что можно продавать на всю страну. Мы стараемся находить темы, которые продаются только в нашем регионе, и по мере возможности придавать им книжную форму. Сейчас в книжном портфеле издательства большая часть — это детские книги, но сейчас мы работаем, например, с архивами госуниверситетов и готовим две взрослые книги. Это неизданные дневники людей, которые жили в начале XX века. Есть темы, которые связаны с архитектурой, тоже пока не изданная книга про пропавшие улицы города Казани. В Казани из-за крупных событий, спортивных и каких-то других, необдуманно уничтожалось большое количество зданий. Улицы, которые мы видим сегодня, очень сильно отличаются от того, какими они были 50, а тем более 100 лет назад. Это как раз книга, которую невозможно будет продать во всей России, но в Казани она будет иметь успех. Мы ее делаем с компанией, которая занимается реставрацией.

У нас классная книга, называется «Хатира. Рецепты татарского счастья». Первый слой — это история с рецептами, но на самом деле это воспоминания бабушки. Люди все чаще переезжают в город, а эта ниточка — когда женщина передает из поколения в поколение какие-то рецепты, вместе с ними какие-то секретики, какие-то коды — прерывается. Книга стала тем, что может эти воспоминания бабушки как-то сохранить — по крайней мере на бумаге. Мы поехали с диктофоном в деревню, к бабушке Хатире, там жили с ней, готовили и фотографировали все, что она делает. Мы намеренно не делали ничего специально к съемке: не подбирали посуду новую, а как было в деревне, так и снимали. Там не только рецепты — там какие-то ее инсайды: мол, в моем детстве это было вот так. Мы издали ее также на английском языке. Книжка, видимо, будет переиздаваться в следующем году: у нас закончился тираж.

Оказалось, что тем, кто ее покупает, важны не только рецепты. Нам пишут отзывы: «Я открыла эту книгу и вспомнила бабушку!», «Я плакала».

Еще интересно: потом эта бабушка, которая никогда не выезжала из своей деревни и не соглашалась на уговоры куда-нибудь выехать, получила авторский гонорар и внукам удалось уговорить ее поехать в Сочи. Она съездила на море первый раз в жизни.

Сейчас, наверное, около 60% книг у нас на татарском, этот процент, видимо, будет уменьшаться, но что бы мы ни издавали, книги на татарском всегда будут. Я для себя сейчас так это вижу: мы живем в Татарстане, где есть как минимум представители этих двух народов — русские и татары. Мне хочется, чтобы те книги, которые мы издаем, могли прочитать и русские, и татары. Нет миссии делать книги на татарском, чтобы, как сейчас говорят, сохранить язык. Мне кажется, это просто естественно: раз есть люди, которые исторически живут на этой территории, они татары, они говорят на татарском языке, то должны быть классные книги на татарском, которые не уступят по качеству другим, если их поставить на полку на любом международном книжном фестивале.

Наши авторы практически все из Казани, из Татарстана. Переведенных книг нет. А вот художники разные, это такой вызов для нас. Одну детскую книгу проиллюстрировала Олеся Щукина, которая живет в Париже и рисует для французских и канадских анимационных студий, для Google, для каких-то крутых журналов, а для нас вот детскую книжку нарисовала. Одну книжку нарисовала Ксения Копалова, она живет в Москве, преподает в Британке [Британская высшая школа дизайна], в прошлом работала с GQ. Я ей просто написала в Instagram.

В Татарстане есть и другие независимые издательства, но очень-очень маленькие. Например, есть издательство «Трёхречье», которое делает в Свияжске Ксения Шачнева. У них небольшие тиражи. Агентство по печати Татарстана составляет рейтинги по изданным за год книгам. Мы начали в эти рейтинги попадать, когда мы в год начали издавать 10 тысяч книг. Не знаю, есть ли еще независимые издатели у нас, которые в год от 10 тысяч книг издают. Как будто бы нет. О повышении продаж говорить сложно, мы скорее под эти продажи подстраиваемся. Мы видим, какие темы хорошо заходят, за какие темы люди готовы платить, — и начинаем издавать такие книги. Средний тираж книг — от 1000 до 2000. Большая часть книг издается в этом диапазоне: 1000, 1500, 2000. И мы их продаем от шести месяцев до трех лет, но есть и «долгоиграющие» книги.

Вообще то, чем мы занимаемся, — это социальное предпринимательство. Я защитила диссертацию по социальному предпринимательству и пару часов в неделю преподаю этот предмет в университете. В законодательстве есть определение этого термина: это предпринимательство, в котором большую роль играет социальная миссия.

Делая выбор между разными управленческими решениями в издательстве, чаще всего я ориентируюсь на то, насколько эта книга соответствует социальной миссии.

Если нам позвонит, условно, нефтяная компания и попросит сделать книгу с годовым отчетом, я, скорее всего, откажусь. Хотя если бы это был только бизнес, я бы взяла этот проект. У издательства «Юлбасма» есть миссия, ее можно найти у нас на сайте. Дословно я не вспомню, но мы работаем для создания возможностей для региональных авторов и художников, представляем наш регион через книгу и интегрируем татарскую культуру в культуру мировую.

Про женщин в издательском бизнесе

— Мы были в Москве на фестивале «Морс» [международный фестиваль книжной иллюстрации и визуальной литературы], где собралось сообщество иллюстраторов. Выступали иллюстраторы из других стран: Брехт Эвенс из Бельгии, Бенжамен Шо из Франции, Армандо Фонсека из Мексики, – а в России в этой профессии, как и в этой индустрии, одни женщины.

Наверное, это показатель низких доходов: если собирается женское сообщество, то доходы в сфере низкие — так же как и в преподавательской среде, например, где совсем мало мужчин.

В последнее время много говорят о каком-то особом женском бизнесе. Я всегда улыбаюсь, когда приглашают выступить на женском форуме или говорить о женском бизнесе, — и всегда отказываюсь, потому что женский бизнес существует на самих конференциях, где женщины собираются. Когда женщина выходит на рынок, там же нет никакого женского или мужского бизнеса, ты работаешь с разными людьми: и с мужчинами, и с женщинами, и с подростками — вообще с разными людьми. И в этом отношении, если говорить о Татарстане и издательском бизнесе, женщин, по-моему, больше в нем нет. Сказывается ли это как-то или нет на мне? Сказывается. Когда ты оказываешься на годовом собрании представителей издательского дела, то это стол, за которым сидят все мужчины и одна женщина. Мужчинам в этой ситуации становится удобно, например, посмеяться над серьезными, как тебе кажется, вещами, очень удобно посмотреть на них вот так вот: ха-ха-ха, какая это глупость. А мне важно, насколько весомым или невесомым считают мое слово в обсуждении каких-то вопросов, как должна развиваться отрасль в регионе, например. Есть определенные группы, собрания, где ты понимаешь, что твое слово будет невесомым просто по определению. Часто дело на самом деле даже не в насмешках. Вот мы оказываемся на собрании издателей, и я понимаю, что сейчас они отправятся отмечать новогодний корпоратив в баню. Но речь пойдет не только о том, как отметить Новый год, но и о каких-то делах, это же нетворкинг. Но понятно, что в баню ты не пойдешь. Все расставляют по своим местам продажи и другие результаты. Например, фестиваль «Морс» делал специальную выставку «Татарстан — Бурятия», на которую отбирали работы художников из этих субъектов. Лучшие из них сейчас висят в здании Российской государственной детской библиотеки. Из четырех работ из Татарстана три — наши, наших художников! И вот такие моменты перекрывают какую-то неловкость от этих собраний, где ты оказываешься.