«Клянусь, русские пришли, как звери». Что произошло в Чемодановке по версии цыган

Трудности перевода

Судебный процесс над цыганами Чемодановки идет в Пензе уже 10-й месяц. Суды часто откладывались то из-за коронавируса, то из-за болезней участников процесса. Еще одна проблема - трудности перевода: больше половины цыган малограмотные или безграмотные.

Иногда от них невозможно добиться ответов на элементарные вопросы: после нескольких попыток адвокаты и судьи часто сдаются. Переводчиков в процессе нет: те, что были на следствии, не смогли помочь с переводом с учетом диалекта чемодановских рома (цыган). От их услуг отказались, а новых в судебном процессе нет.

Трех обвиняемых цыган – Олега Юрченко, Николая Юрченко и Павла Яненко – суд по просьбе адвокатов допрашивает последними. У них самые тяжкие статьи: Олега Юрченко обвиняют в организации массовых беспорядков в Чемодановке, Павла Яненко – в покушении на убийство русского сельчанина Сергея Пугачёва, Николая Юрченко – в убийстве другого русского, Владимира Грушина.

«Русские дали мне час»

52-летний Олег Юрченко рассказывает свою версию случившегося в Чемодановке, просунув руки через прутья клетки. Его допрашивает адвокат Александр Молчанов. По словам других адвокатов, это опытный защитник ярославской коллегии, у него более 20 лет стажа по защите цыган в разных регионах страны.

В день массовой драки Олег Юрченко ремонтировал забор у себя на участке вместе с Павлом Яненко (тот с семьей и детьми пришел к нему в гости). Две цыганские семьи пили чай на приусадебном участке, когда в паре метров от крыльца дома со свистом затормозил белый джип. Из него вышли трое русских и подошли к Олегу. Почему пришли именно к нему, Юрченко, по его словам, не понимает: «все люди с ним ладили» и «жили спокойно».

– Они [русские] даже не здоровались. Ну че, говорят, давай рассказывай. Говорят, неделю тому назад ваши п****ки… – Суд в очередной раз просит цыган заменять матерные слова, Юрченко извиняется и продолжает:

– …цыганские дети 12 лет купались на пруду и отжимали трусы, [русские] девочки подумали, они к ним так пристают. Так вот ты нам их найдешь и [цыганского] барона лично позовешь на пруд. А если не найдешь – даем тебе час времени, – тебе лично будет хана. Почему, говорю? Это же были не мои внуки. А они говорят: нет, ты лично нам позовешь.

Олег не сразу, но нашел барона – тогда им был Николай Иванов, умерший через год после ареста цыган. Когда они вернулись к дому Юрченко, то увидели там толпу цыган и русских. У русских были в руках спиртные напитки. Откуда взялись цыгане, хозяин дома не знает: вопреки версии следствия, он уверяет, что никому не звонил и о помощи не просил. Барон пообещал, что все уладит и все разойдутся.

Когда Олег Юрченко услышал разговоры на повышенных тонах, то понял, что никто никуда не разойдется. Рядом с домом у него лежала гора кирпичей, шифера и мусора после пожара. По версии Юрченко, которую подтвердили другие цыгане, русские стали кидать ими в цыган и показывать, как будут насиловать цыганских детей и женщин, а самих цыган убивать.

Потом Юрченко увидел, как на его участок от русских летели бутылки с зажигательной смесью, и понял, что его семья в опасности. После этого он взял из дома нож и вышел с ним к русским — предупредил, чтобы уходили, иначе будет вынужден защищать свою семью (следствие считает, Юрченко угрожал русским жителям ножом).

Во время драки Олег Юрченко видел, как русские ударили его сына и племянника, его самого ударили по коленке. Сам он тоже ударил русского ладонью по щеке: тот его якобы спровоцировал, сказав: «Вас мало забрасывали камнями, надо вас и ваших детей гнать в шею по всему селу».

Когда приехала полиция, Олег Юрченко кинул в сторону русских шифер и два кирпича — «нате, говорю, кидайте в нас». Когда русские услышали слово «ОМОН», то разбежались, и драка закончилась.

«Они пришли, как звери, – хуже немцев»

34-летний Павел Яненко весь допрос не снимает медицинской маски. Он рассказывает о случившемся, сложив руки за спиной и стоя на краю клетки, расположенной ближе всего к судьям. На нем свободные джинсы, черный лонгслив с V-образным вырезом и мокасины.

У Яненко трое детей, до ареста он зарабатывал сбором металлолома, периодически торговал женской одеждой и обувью в палатке в Петербурге. Был судим по статье за хранение наркотиков, но уже шесть лет, по его словам, «не употребляет, отучился». Читать не умеет – говорит, стыдно и в камере смеются.

Следствие обвиняет Павла Яненко в покушении на убийство Сергея Пугачёва ударом лопатой. Яненко это отрицает — клянется, что даже не видел Пугачёва и не кидал в русских трубу и камни.

– Я невиновный человек, вообще невиновный, – начинает он свой рассказ. – …> Не везет мне, черный кот прошел по мне. Даже с детьми не могу теперь созвониться. А я ни с кем не ругался, уважаемый суд.

В день драки он приехал за строительными балками к Олегу Юрченко: сидели с семьями на улице, «смеялись, радовались, никто не ждал беды». Рассказ про белый джип, от которого пыль стояла столбом, и троих русских, потребовавших «выдать детей и найти барона», сходится почти слово в слово с рассказом Юрченко. Яненко рассказывает судье Виктору Ховрину про угрозы русских:

– Пиво было у них [русских] в руках [Яненко называет марку пива]. Праздник День России был накануне у них, для нас нет [этого] праздника. Они угрожали сжечь дом Олега и мой шалаш (я — погоревший человек, у меня дом сгорел, только шалаш есть).

Перед началом драки, вспоминает подсудимый, у дома Юрченко собралось около 80 человек и 20–30 машин. Яненко понял, что начнется драка, раз цыгане «не нашли пацана», виновного в инциденте на пруду:

– Они же [русские] звали на речку цыган и спрашивали, почему не пришли. Правду говорю, клянусь, уважаемый суд: они хотели убить нас.

Когда началась потасовка, Яненко пытался убежать, но один русский ударил его в лицо, а другие разорвали на нем рубашку — «хотели добить, как собаку». В конце концов ему с женой и детьми удалось спрятаться в кустах за домом Юрченко. Один из сыновей Яненко описался от страха и просил отца не выходить из укрытия. Из кустов подсудимый видел, как русские и цыгане кидали друг в друга камни: они летали «как дождь».

– У сына от страха, может, порок сердца сделался, я не знаю, – рассказывает суду Яненко и плачет, утирая лицо медицинской маской. - Они [русские] пришли, как звери, хуже немцев, убивать нас пришли. Разве можно так? Нельзя. …> Напились: им водку некуда девать было. …> Я ждал Бога, чтобы помог. Полиция приехала, мне легче на душе стало. …> Было бы за что сидеть — еще можно было бы терпеть! Разберитесь, пожалуйста, Ваша честь. Уважаемый суд, я только вам доверяю.

«Вышел оттуда чуть живой»

Николаю Юрченко 41 год. У него самое тяжкое обвинение – в убийстве русского сельчанина Владимира Грушина.

Все два часа, на протяжении которых идет его допрос, он говорит ровным, ни разу не дрогнувшим голосом. В Чемодановке у Юрченко жена и трое взрослых детей, до ареста он содержал их, продавая мясо и металлолом.

О драке русских и цыган Николай Юрченко узнал от соседей. Когда приехал к месту потасовки, увидел больше 70 русских и «человек восемь пожилых цыган против них». Остальные цыгане, помоложе, были во дворе дома Олега Юрченко. Несколько русских, «пьяные» и «неадекватные», начали расспрашивать у него про «каких-то цыганских ребят». Сказали, что якобы на берегу кто-то кого-то изнасиловал: глядя на разъяренную толпу русских, Николай Юрченко подумал, что и правда произошло изнасилование.

Потом слышал, как барон просил русских решить вопрос на трезвую голову, но те требовали выдать им цыганских детей, чтобы «наказать их, обоссать и пустить голышом по улице». Русские якобы снимали с себя брюки и показывали, как именно будут насиловать цыганских женщин и детей. Вскоре, со слов Николая Юрченко, началась другая провокация. Русские женщины кричали и подливали масла в огонь: «Цыгане надоели нам», «Металл воруют», «Понаехали, понастроились тут, понакупили», «У нас тут то одно, то другое пропало», «Дом сгорел».

Спусковым крючком для драки, вспоминает подсудимый, стал крик русского «Чего мы ждем, давайте их ****ить!», после чего «кучка русских» побежала на цыган. По словам Николая Юрченко, их было человек 40–50. Они хватали обломки кирпичей, которые лежали у хозяина дома Олега Юрченко, и кидали их в цыган. Цыгане подбирали камни и кидали обратно в русских, чтобы защищать своих женщин и детей. Его самого, по словам Юрченко, русские ударили и повалили на землю так, что он не мог встать.

Подсудимый признается, что тоже кинул несколько камней: если бы не бросал, «русские убили бы» кого-то из его близких.

– Я чуть живой оттуда [с места драки] вышел. Все тело в синяках было, я на одном глазе не видел, – рассказывает Николай Юрченко судьям.

На медосвидетельствование его повезли только через 14 дней после потасовки – следователь якобы сказал: «Поедем, когда сойдут синяки». В материалах дела у всех цыган, в отличие от русских, – легкие телесные повреждения (у русских - средние и тяжелые).

На главный вопрос о том, убивал ли Николай Юрченко Владимира Грушина, тот клянется богом, что не трогал его. Уверяет, что не был даже знаком с ним и не знал, как выглядит Грушин, а взять вину на себя его под пытками якобы заставили следователи.

– У меня палки даже не было в руках, Ваша честь, – говорит Юрченко судье.

После вопроса вдовы Грушина о том, почему тогда двое русских опознали именно в нем убийцу мужа, в зале на несколько секунд повисает тишина. Все слушают, что ответит Юрченко. Тот спокойно высказывает свои соображения: одному из этих русских цыгане разбили машину, и «ему было без разницы, на кого [цыган] указать». Другого русского привел в качестве свидетеля следователь, а что уж он ему говорил, Юрченко не знает.

– Вы, конечно, извините, – обращается Николай Юрченко к Елене Грушиной. – Мне очень жаль вас и вашего мужа. Но я господом богом могу поклясться, что я этого не делал [не убивал]. Бог этому свидетель, я его [Грушина] там не видел. И кто это сделал [убил его] — тоже не видел.