Авторы проекта «Трудная память» 9 октября обсудили с жителями Карелии сталинские репрессии. Они спросили людей, надо ли говорить об этих событиях, включать разговоры о них в школьную программу, стоит ли осуждать палачей и как говорить о тех из них, кто был незаконно расстрелян. «7x7» собрал обзор мнений историков из Карелии и Петербурга, жителей региона и уроженцев Карелии, эмигрировавших в Финляндию, которые участвовали в этой онлайн-встрече.
Говорить или молчать о трудном прошлом?
-
Нужно говорить громко и ориентироваться на молодежь.
-
Людям в возрасте уже не хочется слышать негатив.
-
Говорить и обсуждать трудное прошлое надо на примере конкретных людей, которые пострадали, жизнь которых была сломана.
-
Другие страны прошли этот путь самостоятельно, и у России тоже свой путь.
-
Люди должны вовлекаться в обсуждение репрессий через семейную историю, через личную вовлеченность: когда человек пропускает это через себя, когда он внутренне ужасается этому, когда он начинает молиться о тех, на чьих костях многое построено и сооружено, тогда это уже идет через сердце, а не через разум, а этот путь более правильный.
-
Самые лучшие вопросы о нашей истории задают дети.
Судить или прощать палачей?
-
Все имена должны быть названы.
-
Судить в судебном порядке или во внесудебном о человеке — дело индивидуальное.
-
Проблема в том, что главные палачи и доносчики лежат на Красной площади, на самом видном месте, и мы не очень понимаем, что с этим делать.
-
Все прикремлевское кладбище вместе с Мавзолеем нужно перенести на кладбище в Мытищи, федеральное воинское кладбище, и пусть этот советский пантеон там сохранится.
-
Третий вариант решения проблемы: жертвы — отдельно, палачи — отдельным списком.
-
Судить — это разделять общество, разделять память, а в памяти у нас все: и хорошее, и плохое.
-
Прощать — дело развитости души человека.
-
Нельзя душу подгонять хвостом (немедленно прощай или принимай). Душа созревает постепенно.
Перспективы и проекты по работе с трудным прошлым
-
Самый эффективный «проект» за последнее время, который привлек внимание к проблеме сталинских репрессий, — это дело Дмитриева, и он не наш [проект].
-
Никакой большой работы по просвещению в этом плане в Карелии сейчас не ведется.
-
Да, историки что-то пишут, исследуют. Но, во-первых, историков, которые пишут про репрессии, в Карелии совсем мало. Пресса практически перестала освещать эти проблемы, потому что свободной прессы в республике практически нет.
-
Широкого общественного диалога, о котором идет речь и который, конечно же, нужен, нет по воле тех, кто регулирует нашу жизнь.
-
О главном, об исторической памяти на уровне государства, мы почему-то не говорим, а решать эти дилеммы на уровне общественного разговора заинтересованных людей невозможно. Так их не решить.
-
На данный момент о каких-то перспективах развития проектов «Трудной памяти» говорить сложно, потому что мало возможностей для этого.
-
Да, надо знать опыт других стран, но Россия все равно пойдет своим путем, со своими граблями.
-
Надо говорить о том, каким образом расширять это поле (это пространство для диалога в обществе) и как должно себя при этом вести государство, которое думает о своем будущем.
-
Музеи в Медвежьегорске, Сегеже и Кеми могут быть серьезной опорой для этой дискуссии, но для этого нужны люди - люди, которые знают, которые умеют и которые не боятся. Все дело в людях, в энтузиастах и в государственной исторической памяти. Без этого ничего не получится.
-
Не бояться мы не можем научить людей. Все люди, все жить хотят.
-
Во время Большого террора 41% репрессированных составляли финны, которые выжили и уехали. И картина могла бы быть совсем другая, если бы эти люди остались здесь.