Общественница из Сыктывкара Юлия Посевкина более 12 лет защищает права детей с особенностями в развитии. 10 лет назад она поняла, что в городе нет ни одного центра, в котором бы работали с самыми сложными детьми. Тогда она решила открыть его сама. Сейчас это большой проект, в котором до пандемии коронавируса занималось около 20 человек. Больше года назад организация открыла второй центр — так называемую тренировочную квартиру, где подростки учатся жить самостоятельно. Юлия Посевкина рассказала «7х7», как у нее получилось создать два центра.

«Синяя птица»

— Перед тем как открыть первый центр «Синяя птица», я уже несколько лет занималась правозащитой, у нас была своя организация «Особое детство», мы помогали детям с ограниченными возможностями. Уже тогда мы стали замечать, что  в городе и в республике очень однобоко подходят к вопросам реабилитации детей.

В то время в Сыктывкаре был только один государственный центр — «Надежда». Там занимались с более «легкими» детьми, а мы нацелились на самых «тяжелых» с педагогической точки зрения детей — с аутизмом, с тяжелыми нарушениями речи и интеллекта. На тот момент они нигде не могли получить помощь: их не брали в детские сады и школы. Они просто сидели дома. Поскольку государство практически никак не помогало — это были крохи, — мы решили сделать что-то свое.

Я долго размышляла об открытии центра, но потом стала искать возможности.

Тогда Министерство экономического развития Коми проводило конкурс для молодых предпринимателей, они давали субсидию в 300 тысяч рублей на открытие своего дела. Я открыла ИП, подала заявку и выиграла. Мы открыли центр и на эти 300 тысяч смогли проработать первый год.

Но потом субсидия закончилась. Я очень не люблю искать деньги. Просить для меня — это унижение. Я думала о том, чтобы закрыть центр. Я собрала родителей и попросила их помощи, чтобы найти деньги, но они не подключились, потому что уже чувствовали себя клиентами. Мне было обидно, я поняла, что это был логичный итог того, как развивалась ситуация.

Друзья помогли мне найти спонсора, он давал нам 33 тысячи рублей в месяц. Этого хватало, чтобы оплачивать аренду.

Затем мы нашли новое помещение, теперь у нас были две комнаты. Я сама стала работать педагогом, потому что поняла, что, пока я не залезу в их шкуру, не пойму, как это все изнутри.

Потом психолог, которая работала в центре с момента открытия, ушла. Я нашла нескольких сильных педагогов, и мы расширились. У нас появилось уже 40 детей, а в первый год было 15. В разное время у нас было от 8 до 11 педагогов.

 

Новая возможность

— Спустя еще два года я увидела новую возможность для нас. У мэрии на тот момент была программа, по которой можно было найти муниципальное помещение либо на условиях льготной аренды, либо бесплатно.

Я написала заявление, сдала документы, и мне стали предлагать помещения. Я выбрала помещение на улице Морозова. Оно было убитое, мы вложили около 500 тысяч рублей в ремонт. Нашлось много предпринимателей, которые вложились и деньгами, и трудом. У нас появились отдельные кабинеты, практически все занятия у нас индивидуальные. Там центр работает уже пять лет.

 
 
 

Пять лет назад я перестала работать сама с детьми, занялась только управлением. Иначе времени бы не хватало.

Потом случился очередной финансовый кризис. Мы решили центр «заморозить». Я так и сказала педагогам: «Денег у нас мало, мы сейчас будем открывать второй центр, поэтому если хотите продолжать работать, то занимайтесь сами». Несколько человек согласились составлять расписание, делать уборку, немного вкладываться в аренду. Сейчас у нас работает шесть педагогов.

С 2013 года, к моему счастью, в городе стало появляться много реабилитационных центров — маленьких и покрупнее. Мы поняли, что это прекрасная тенденция, которая позволит нашим родителям выбирать. Я даже была готова с легкостью отказаться от «Синей птицы», потому что в какой-то степени моя миссия была выполнена. Мы показали городу, что такой центр может существовать больше, чем один год.

 

Нерентабельное предприятие

— Центр — это абсолютно нерентабельное предприятие. Это дело, которое не может приносить прибыль. Мы всегда в минусах, потому что принципиально не берем здоровых детей: они будут оттягивать время на себя, а мы полностью сконцентрированы на детях с особенностями развития. Любой частный реабилитационный центр занимается со здоровыми детьми и часть своих сил отдает детям с ограниченными возможностями. И это с коммерческой точки зрения очень верно.

В цивилизованных странах такие центры обильно финансируются со стороны государства и граждан. Почему мы это делаем? Потому что мы — организация родителей, мы понимаем нужды родителей особых детей. Нам именно это и нужно.

 

Тренировочная квартира в «Теплом доме»

— В 2019 году мы открыли второй центр — «Теплый дом». Это уникальное место в республике.

Здесь занимаются подростки и молодые люди с ограниченными возможностями. Они учатся самостоятельно жить. С педагогами сопровождения они учатся готовить, делать уборку, ходить в магазин, считать семейный бюджет, общаться друг с другом, правильно выходить из конфликтов.

У нас есть несколько мастерских: швейная, столярная, керамическая, рукоделие,  курсы компьютерной грамотности. И это следующий этап.

Второй центр оказалось открыть намного проще, чем первый, несмотря на то что здесь и больший масштаб, и больше само предприятие. Я уже точно знала, что и как делать, в какие сроки. Мы решили не спешить, поставили главную задачу: не просто открыть центр, а сделать это в партнерстве с родителями.

Юлия Посевкина, фото Павла Степанова

На 10 лет вперед

— Я системный человек, мыслю стратегически и вижу на 10 лет вперед. У меня перед глазами всегда была картина о комплексном подходе к детям с особенностями развития. Первый этап — это  ранняя помощь, до года или двух. Второй этап — это реабилитационный центр для детей и школьников. Следующим этапом стала тренировочная квартира.

А следующий шаг — сопровождаемое проживание. Молодые люди должны выйти в самостоятельную жизнь. Возможно, это будет какая-то деревня, где они могли бы жить и работать при помощи педагогов. И тогда у нас будет завершенный цикл.

Будем ли мы строить деревню, пока непонятно. Пока у меня в планах этого нет, хотя по логике это надо делать. Может быть, меня осенит.

Я ввязываюсь в авантюры (а оба центра — это авантюры), потому что я кайфую, создавая что-то сложное с нуля, с большим количеством преград. Я бы легко организовала любой бизнес по продаже косметики, например, или открыла какую-нибудь парикмахерскую. Я не вижу в этом сложности, кроме одной: тебе никто не поможет, кроме тебя самого.

Общественная же организация может получить грант или собрать деньги у людей. Но настоящая сложность в работе — это как раз такие центры, как у нас. Они не получают прибыль, они никогда не выйдут в ноль. И эта практически непреодолимая преграда меня «заводит». Мне нравится, что что-то выросло и не умерло.

Я очень довольна. У меня ощущение, что свою миссию на этом поприще я выполнила.