Антон Волошин — ведущий аккаунта «Вязаный Твитер» и бывший координатор штаба Навального в Новокузнецке — был одним из лидеров гражданских активистов города. Из-за оппозиционных взглядов ему пришлось покинуть Новокузнецкий филиал Кемеровского госуниверситета, где он преподавал трудовое право. Городской штаб Навального закрылся после президентской компании 2018 года, а Антон Волошин, по собственному признанию, ушел в тень — сейчас он работает редактором социальных сетей и не занимается общественной деятельностью. В интервью корреспонденту «7x7» Антон Волошин рассказал, как развивалось движение активистов в Кузбассе, что привело к его увольнению из вуза, и возможна ли альтернативная Россия.
«Яма переживет нас всех»
Аккаунт «Вязаный твитер», где публиковались мемы, посвященные политическим и общественным событиям в России и в Кузбассе, появился на платформе микроблогов Twiitter в конце 2011 года. Одной из самых запоминающихся картинок стала фотография дорожной ямы в форме сердца, стилизованной под надпись «I love Novokuznetsk». В настоящее время у аккаунта более 108 тыс. подписчиков, там по-прежнему появляются каламбуры, мемы и репосты на политические и другие темы.
— Известность вам принесли интернет-мемы. Что это такое, на ваш взгляд: новый вид искусства, новый вид коммуникации?
— Думаю, не новый по сути и новый по форме. Мем — это момент во времени. Я вижу в асфальте яму в виде сердечка, которая старше моей дочери. И тут же понимаю, что нужно сделать картинку именно вот с таким текстом. Все. Круто!
Не знаю, можно ли назвать это искусством. Наверное, некоторые классические картины, музыкальные произведения авторы создавали всю жизнь, а другие рождались за очень короткий срок, моментально.
— Панки и рэперы, чтобы отвязаться от журналистов, спрашивающих про «истоки творчества», называют своим предшественником поэта Владимира Маяковского. У интернет-мемщиков предшественники есть?
— Да, без сомнения. Ведя разные аккаунты в интернете, я понимаю: все, что «выстреливает», лайкается и перепощивается — это переработанное; когда-то слышанное и виденное. Я, кстати, продукт КВН 1990-х: еще на VHS-кассетах на репите смотрел выступления, например, команды КВН «Новые армяне» девяносто какого-нибудь затертого года, еще более ранние — команды НГУ [Новосибирского госуниверситета], делал подборки, знал все наизусть. У каждой шутки есть структура. И строение сегодняшнего мема повторяет, например, старую кавээновскую остроту.
Когда я начинал [вести «Вязаный твитер»], еще не было политизированных сатирических аккаунтов, которые появились позже: Stalingulag, «Усы Пескова», «Дядюшка Шу». Свой первый аккаунт в Twitter я зарегистрировал в 2009 году и два года не знал, что с ним делать. После декабрьских выборов 2011 года в Госдуму у меня впервые появилось что сказать по политической повестке. Ведение аккаунта «Вязаный Твитер» стало ответом на фальсификации. Аккаунт помог почувствовать единение людей, которые живут в тысячах километрах друг от друга, но которых объединяло то, что все это их возмущало. Все мемы, которые появлялись в «Вязаном твитере» — результат опыта общения с людьми, восприятия фильмов и музыки, а также того, что вижу в интернете. Так родился в том числе мем с сердечком. Яма эта, кстати, возле моего дома. Ее засыпали этим летом, но сделали некачественно, и вроде бы она снова оголилась. Поэтому, как ни грустно, яма переживет нас всех.
— Политика привела вас не только к интернет-протесту. В 2011-м вы вышли на одиночный пикет с плакатом: «Если не Путин, то кот». Это был первый ваш пикет?
— По-моему, нет. Но впервые плакат стал для меня формой самовыражения. Эту фразу я где-то услышал, и мне показалось, что она полностью отражала политический момент. А кота, уши мы с друзьями придумали — нарисовали за пять минут до выхода. Стояли между двумя крупными новокузнецкими торговыми центрами. И молодежь понимала, о чем это, а люди старшего поколения спрашивали: «Что вы имеете в виду?». Это дало пищу для дальнейших размышлений. Я понял, что будущее все-таки за молодежью — они секут фишку. У меня мурашки бегут от абстрактных лозунгов, я обожаю лозунги «Монстраций», которые [современный художник] Артём Лоскутов проводит в Новосибирске [художественные акции-шествия «Монстрация» с абсурдистскими лозунгами проходят каждое 1 мая в Новосибирске с 2004 года]. Это лучшее, что есть. Вот любой лозунг бери — и в рамку на стену. «Россия без Агутина!» — это же вообще шикарно. Или: «Чуй!». Это высшее искусство.
— В самих «Монстрациях» не участвовали?
— Нет. Не довелось.
— Знакомы с кем-то из активистов?
— С Лоскутовым — нет. Он даже в Twitter от меня дистанцировался: и не читает, и не читал никогда. Но мне очень нравится то, что он делает. Я вообще сторонник творческого подхода. Гуманитарий по складу, мне языком потрепать-то нравится, и я преклоняюсь перед людьми, которые превращают этот жанр в искусство. Например, когда говорит Виктор Шендерович — заслушиваюсь.
— В Новокузнецке могла бы пройти своя «Монстрация»?
— Новокузнецк и Новосибирск — качественно разные. Новокузнецк — город уездный и уездной — отсюда едут. А Новосибирск в масштабах Сибири — все-таки приездной, он притягивает к себе таланты в разных сферах, и «Монстрация» не случайно родилась именно там. Была идея провести ее и здесь, в Новокузнецке, но заглохла. Но человек несет «Монстрацию» в себе.
— Я иногда делал ко всяким акциям плакаты абстрактного толка, например, «Кроссы первыми бегут с корабля» (это про кроссовки Медведева). Такие плакаты заставляют подошедшего к тебе майора полиции чесать репу: «А что здесь написано? Что это значит? Его хватать или не хватать?».
— В общем, это такая насмешка над людьми, которым дали приказ меня любым способом задержать. Попробуй этот абстрактный лозунг прикрепи к конкретному основанию, указанному в законе — вот это задача. Мне очень нравится, как у них скрипит мозг, когда они ее решают.
«Такой же город, как сотни других по стране»
Кузбасс и, в частности, Новокузнецк — не были в числе лидеров протестного движения в российских регионах. Но волна протестов 2011 года коснулась и его: в 2012 году через город прошел «Белый поток» — автопробег организованный гражданскими и политическими активистами, в том числе Ильей Пономаревым, Алексеем Навальным, Сергеем Удальцовым и другими. Став координатором штаба Алексея Навального в 2017 году, Антон Волошин встряхнул политическую жизнь города. Штаб с самого начала вступил в конфронтацию с местными властями. Во время предвыборной президентской кампании 2018 года в Новокузнецке должен был выступить Алексей Навальный. Чиновники под разными предлогами отклонили 60 заявок на проведение митинга, состоялось более 20 судебных заседаний, на которых новокузнецкие активисты отстаивали право на встречу с оппозиционным кандидатом в президенты. В декабре 2017 года Навальный приехал в Новокузнецк.
— Новокузнецк можно назвать типичным российским городом?
— Я с удивлением узнал, что некоторые москвичи думают, что Новокузнецк и Кемерово — один и тот же город. И при этом ругают американцев, что те не знают, на каком континенте Сирия. В Новокузнецке много мест, которые связаны с моими личными историями, но, если отключить этот субъективизм, могу сказать: Новокузнецк — город потребления. Ровно такой же, как сотни других в стране. Очень хорошо строятся торговые центры и коммерческое жилье. Ну, храмы возводятся. А храм — ох, я сейчас наговорю на статью — это тоже, по сути, торговый центр. Более того, он освобожден от уплаты налогов. Все, что происходит, так или иначе связано с извлечением прибыли, а инфраструктура города не развивается. Даже официальная статистика свидетельствует: количество жителей уменьшается, и эта убыль не покрывается даже за счет приезжающих сюда китайцев и мигрантов из бывших советских республик Средней Азии. Если Новокузнецк такой хороший, как говорит горадминистрация, почему отсюда уезжают? У меня есть ответ. Дело в абсолютно бесталанном управлении городом, которое является частью системы бесталанного управления, накрывшего всю страну. В тех решающих моментах, которые могли бы вывести Новокузнецк на качественно новый уровень, сделать город привлекательным для молодежи, решения принимаются из Москвы и принимаются с одной целью — личного обогащения узкого круга лиц. Я тщательно выбираю слова, чтобы потом чего не случилось.
— Вам не нравится то, что происходит с городом?
— Город не улучшается. Что я должен думать? Представляю, как его воспринимает моя дочь, которая ничего кроме Новокузнецка не видела. Я-то побывал хотя бы в Томске, в Новосибирске, в Москве. Сравниваю и понимаю, что у нас стагнация, и что в плане глобального изменения к лучшему надежды нет. Я могу стать богатым, наплевав на какие-то правила общежития человеческого. Например, условно говоря, мог начать брать взятки, когда был преподавателем, и нормально бы жил. Сейчас я на неплохой работе, спрашиваю себя: чего мне не хватает? Видимо, это черта, которая характерна для всех, кто приходил в штаб Навального. Есть какое-то шило в заднице, которое не позволяет успокаиваться, когда тебе хорошо, а вокруг болото. Вот это шило — двигатель последних лет моей жизни и многих людей, которые приходили к нам в штаб и становились волонтерами.
— В начале 2010-х годов вы были сторонником Ильи Пономарева, еще одного лидера протестного движения, зародившегося в 2011 году?
— Не был. Мы встречали его в Новокузнецке во время автопробега «Белый поток». А кто еще кроме нас? Вряд ли мэр Новокузнецка вышел бы встречать Пономарева. Мы встретили Илью Владимировича, провели по центральным улицам, поговорили. У меня даже фотография есть — мне потом предъявляли ее во всяких разоблачительных публикациях местного разлива: «Пономарев сбежал из России, а вот у нас есть блогер, который с ним за руку здоровался». И сторонником Пономарева меня называют именно их авторы [С 2015 года Следственный комитет расследует дело в отношении Ильи Пономарева о растрате 22 млн рублей фонда «Сколково», с 2016 года политик, объявленный в международный розыск, живет на Украине].
Вот интересная штука. Я был координатором штаба Навального, но понимаю, что вместо него мог быть любой, кто достиг определенного уровня смелости, чтобы говорить из года в год о коррупции и необходимости изменений. Мог быть другой человек, но таким стал именно Навальный. Сажают брата, его самого арестовывают, плещут в лицо серной кислотой, но он стоит на своем. Меня это заводит. Я вижу человека, который ближе всех к побегу за тюремный периметр, в котором мы живем. И я полностью на его стороне.
— В вашей биографии на сайте «Навальный 2018» говорится, что вы готовы подписаться под каждым его словом. Это так?
— В принципе, да. Но мне кажется, радикальнее надо быть Навальному. Это не претензия, а пожелание. Просто время идет, жизнь проходит. При этом я не сторонник кровавой смены режима — это могу абсолютно точно сказать. У меня есть дочь и жена. Если начнется, то я один из первых на подавление у аппарата принуждения. Они и так-то не церемонятся.
— А как Навальный или другой политик, который обеспечит свободные выборы, сможет прийти к власти?
— Только через улицу. Я этого раньше не понимал.
— Почему в Кузбассе протестующих заметно меньше, чем в соседних регионах — Томске, Новосибирске?
— Кто не боится протестовать, тот ищет единомышленников. И уезжает в Новосибирск или в Москву, пополняя ряды бесстрашных москвичей или новосибирцев. Аман Тулеев [губернатор Кемеровской области в 1997–2018 годах] очень долго сидел в своем кресле, что негативно отразилось на ситуации в целом. Если Навальный будет у власти 20 лет, он превратится в Тулеева. Тогда первым выйду с плакатом: «Если не Навальный, то кот». Но я уверен в Навальном. Он должен стать техническим президентом, вернуть четырехлетний президентский срок, провести судебную реформу. И у нас состоятся первые свободные выборы, на которые будет приглашен и Навальный. Пусть и Путин поучаствует, и наберет свои полтора процента. Кто за него проголосует без административного ресурса, без вбросов, без карусельщиков за пятьсот рублей? Видимо, только родственники Путина поддержат.
«Авторитарный правитель не любит образованных»
В 2012 году Антон Волошин присоединился к политическим протестам, и у него начались проблемы на работе — он преподавал трудовое право в Новокузнецком филиале Кемеровского госуниверситета. После того, как в марте 2012 года полицейские забрали его в отделение во время пикета «Если не Путин, то кот», его вызвал декан факультета. Тогда напрямую речь об увольнении не шла, но когда в 2014 году Антон дал интервью изданию «Русская планета», в котором негативно отозвался о присоединении Крыма к России, ему предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию.
— История вашего увольнения из вуза очень длинная. Вас принуждали написать заявление «по собственному», а вы отказывались и в интервью говорили, что и студентам объясняете: нельзя на это вестись. Вас в конце концов уволили. Вы добились восстановления, но потом добровольно ушли из вуза. Как вы считаете, есть ли смысл отстаивать свои права, если начальство решило избавиться от подчиненного?
— Смотря в рамках какого дела находишься. Если перешел дорогу какому-то человеку при деньгах, при власти, то добиться правды практически невозможно.
— Это вы говорите, как юрист?
— Да, правда, ни дня не практиковавший. Я давал консультации и преподавал девять лет, общался с теми, кто ведет адвокатскую практику, и даже с судьями. Я знаю это изнутри. Куча дел, возбужденных на основаниях, о которых мы лет пять назад и подумать не могли. За репост реальный срок — это вообще дно.
— Стоит ли отстаивать права, если работодатель требует написать заявление «по собственному»?
— Каждый решает для себя. Единственное, что знаю: если не будешь ничего делать — ничего и не получится. Как в футболе: если не бить по воротам, то выиграть в принципе нельзя.
— Мне кажется, бывший кузбасский губернатор Тулеев вообще не любил высшее образование и враждебно относился к интеллигенции.
— Любой авторитарный правитель не любит образованных. Ему нужны нерассуждающие исполнители приказов. К нам в штаб на обыски приезжали абсолютно потрясающие экземпляры, которые идут по жизни не рефлексируя. За пять минут нарушает три нормы федерального закона, но при этом уверен, что он здесь царь и бог… Проблема Тулеева в том, что он больше двадцати лет сидел в губернаторском кресле. Люди старшего поколения вспоминают, что, когда Тулеев начинал, он шел в правильном направлении. Но система автоматически начинает пожирать любого. После стольких лет во власти оставаться с чистым умом и делать правильные вещи нельзя.
— Можно ли сказать, что ваше увольнение из вуза было предрешено?
— Да. Рано или поздно это должно было случиться, потому что я не собирался молчать. Хорошо, что это произошло для меня относительно мягко. Меня не запугивали, не подкарауливали в подъезде, не избивали, как это произошло, например, с кемеровскими активистами Алексеем Паньшиным и Надеждой Косенковой, организовавшими в Кемерове акцию 6 мая 2012 года. У нас был запланирован маршрут. Была провокация сотрудников правоохранительных органов, переодетых в штатское. Они напали на нас, и организаторов задержали. Мы двигались к зданию администрации Кемеровской области. Нам преградили путь и сказали, что без организатора мы продолжать движение не можем. Вот так было. Спустя несколько недель я узнаю из поста «ВКонтакте», что Паньшина и Косенкову избили в подъезде их дома. Вот это вывеска того, что такое Кузбасс. Но, думаю, наш край ничем не отличается от других. Везде ОПГ. И пока функционировал штаб Навального в Новокузнецке, почувствовал это, можно сказать, на собственной шкуре. Подозревал, что это так, и получил подтверждение. Как в физике — «в результате опыта».
— Много кузбасских преподавателей уволены или на грани увольнения?
— Статистических данных у меня нет. Моя мама была в руководстве кафедры в СибГИУ, потом ушла по собственному желанию. Это был 2017 год, накануне президентской кампании. Собирали всех заведующих кафедр и давали наставления, что и как делать, чтобы Путин набрал заданные проценты. Для мамы это стало последней каплей. Я сразу предложил маме занять должность сотрудницы штаба, и она согласилась, но изменились жизненные обстоятельства, и работать в штабе она не стала. Видела в этот период повышенный интерес начальства к себе, и поэтому решила уйти из вуза.
— Моя бабушка работала в Новокузнецком филиале КемГУ — в том же вузе, что и я, только на другом факультете. Она говорит, что ситуация постепенно ухудшается: нагрузка растет, зарплата падает. И качество образование снижается. Наверное, так по всей стране.
— Потому что образованию и науке уделяется меньше денежных средств, чем, например, ракете, которую правительство хочет сбросить на Сирию. И зачем? К чему мы двигаемся? Что строим?
— Для вас это перевернутая страница, или вы хотите когда-нибудь вернуться к преподаванию?
— В прекрасной России будущего — да. Мне нравится та модель общения учителя с учениками, которая есть в книгах Стругацких. Неважно, происходит это в аудитории или на кухне. Когда преподавал, понимал, что эти студенты через десять лет будут на должностях судей, полицейских. И сейчас я еще что-то важное могу им сказать. Сегодня вряд ли есть смысл говорить о верховенстве права, о равенстве всех перед законом и судом. Да вы новости откройте: какое равенство, господи? Сечин даже если человека убьет на камеру — ему ничего не будет. Я очень сильно утрирую, но, в принципе, это так.
— В одном из интервью вас спросили, занимаетесь ли вы на лекциях и семинарах политической агитацией, и вы ответили утвердительно. Если посмотреть другие ваши высказывания, из общего контекста понятно, что это сарказм. Но, честно говоря, в том интервью сарказм не очень считывается. В агитации во время занятий обвиняло вас и руководство вуза.
— Конечно, это был сарказм. Даже фраза «Все равны перед законом и судом» — это по нынешним временам жуткая агитация. На лекциях и семинарах я не делал никаких выводов. Просто приводил факты и спрашивал студентов: «Как вы это объясните?». На семинарах говорил со студентами о пенсиях. Наверное, сейчас это запрещенная тема. Пенсионный возраст в России не повышался в течение 70 лет, хотя случались кризисы. Нынешнее повышение говорит о том, что власть ворует покруче тех, кто был до нее. Россия продает нефть на триллиарды долларов, но при этом у нас надо замораживать пенсионные накопления, повышать пенсионный возраст, чтобы как-то сократить расходы для пенсионного фонда. Ну, спасибо. Может быть, вы себе поменьше будете лимузинов покупать да частных самолетов? Все это — в одну сторону. У нас коренная проблема: власть узурпирована и конкуренции нет. Конкуренция спасает любую иссушенную землю.
— Мы несколько раз упоминали губернатора Тулеева, но уже почти год регион возглавляет другой человек — Сергей Цивилев. С его приходом что-то изменилось?
— Конечно, нет. Один кирпич достали из стены и всунули на его место другой. Изменения должны начаться из Москвы. Пока в Москве все остается по-прежнему, ничего не изменится и в Новокузнецке, в Кузбассе.
«Альтернативная Россия возможна»
В день президентских выборов 18 марта Антон Волошин на правах координатора штаба Навального организовывал работу ситуационного центра забастовки избирателей по Кузбассу. Новокузнецкие волонтеры выявили десятки нарушений на избирательных участках. Центральная избирательная комиссия аннулировала выборы на участках в разных регионах России, где были зафиксированы вбросы. На двух из них нарушения зафиксировал ситуационный центр под руководством Волошина.
— Нынешнему режиму столько лет, что, кажется, одни уже давно все понимают, а другим и объяснять бесполезно. Но штабы Навального в регионах создавались все-таки под президентскую кампанию, предполагающую не только сплочение единомышленников, но и работу с теми, кто еще не определился. Вам удалось кого-то сагитировать?
— Сложная штука. Переубежденный вряд ли вернется, чтобы признать, что его переубедили. К нам приходили сомневающиеся. Спрашивали, кто мы вообще такие. Они думали, что мы американские агенты. Десять минут с человеком беседуешь, потом он говорит: «Круто! Я не знал». На полном серьезе благодарит, что мы все разложили по полочкам.
Это нестарые люди. В штаб приходили предприниматели и предлагали помощь. Из сотрудников штаба ни у кого, кроме нашего юриста, не было машины, но неравнодушные горожане предоставляли свой личный автотранспорт, и у нас не было проблем с тем, чтобы, например, отвезти агитационный куб в отдаленный район Новокузнецка. Я понимал, что, в принципе, альтернативная Россия возможна. У нас есть предприниматели, которые готовы спонсировать хорошие начинания. Есть врачи, которые полечат. Есть учителя, которые научат. Можно создавать свою собственную Россию. Мы самодостаточны! На обсуждения и лекции в штаб приходили люди разных возрастов, социальных статусов и уровней образования. И потом предлагали: «Чем помочь? Давайте я листовки разложу по почтовым ящикам в своем подъезде». Я не ожидал, на самом деле. Потому что и у меня было предубеждение: в Новокузнецке все настолько заскорузло, что раскачать горожан не получится. Оказалось, просто никто не пробовал. Предвыборная компания Навального позволила самым разным людям заявить о себе: «Мы здесь! Мы есть!».
— Координаторы штабов в других регионах говорили, что многие приходили просто потусоваться, и это мешало работе.
— У нас ведь в последние восемнадцать лет нет культуры ведения политической борьбы. Поэтому тусовка, объединившаяся по признаку принадлежности к каким-то политическим взглядам, — это великая вещь для России. Я пытался внедрять в штабе систему показателей: сколько ты сделал полезного сегодня. Но это быстро полетело к черту. У нас так никто и не принес в штаб приставку, но в другие штабы приносили. Ну, поиграл, а потом пошел и раздал листовки. Кто хотел работать — работал. Лев Гяммер вообще все мог делать: от монтажа видео до бесед с прохожими. И даже когда на улице к нему подходили какие-нибудь агрессивные люди, он как-то умел с ними поговорить. И с него брали пример. Некоторые до прихода в штаб были настолько скромны, что поначалу с посторонними вообще не могли общаться. В каком-то смысле штаб стал клубом, в котором каждый смог победить свой страх. Некоторые вообще сомневались, нужен ли штаб. Но буквально за день понимали, что здесь собираются творческие люди, которые хотят жить в нормальной стране. Это очень крутая тусовка. Вот единоросская тусовка, когда есть квоты на школьные классы, когда из-под палки сгоняют подростков, чтобы они разучили какой-нибудь танец к 9 Мая — это вообще худшее, что может быть. Мы никому не платили и закидывали людей работой, и они приходили к нам каждый день. Это великая вещь, мне кажется. Алексей Навальный — человек, который дистанционно собрал всех нас вместе. Удивительно! Конечно, на свободных выборах у Путина нет шансов абсолютно. Они пустили Навального на выборы мэра Москвы, чтобы он получил три процента, а он получил тридцать, и то им пришлось фальсифицировать, чтобы Навальный не дай бог не прошел во второй тур. С тех пор они поняли, что ему нельзя на выборы.
— Я не хочу жить в такой стране, где пара человек решает, кто будет в избирательном бюллетене, а кто нет, и где за меня ставят «галку». И не хочу, чтобы моя дочь жила в такой стране.
Собственно, это было двигателем для всех моих действий. Я примерно месяц думал, прежде чем стать координатором. В феврале или в марте 2017 года приехал в Кемерово, где проходила встреча с Навальным. И студент задает вопрос, который, наверное, ему задают в любом городе: «Как мне защититься от давления со стороны администрации учебного заведения. Когда узнают, что я вхожу в штаб Навального, они ставят вопрос ребром: либо ты оттуда уходишь, либо мы тебя отчисляем». И этот вопрос попал в меня. Я уже не работал в вузе, и у властей не было рычагов давления на меня. Я понял, что мой долг — возглавить штаб. Вернулся в Новокузнецк, написал резюме, мою кандидатуру одобрили. Работа в штабе — лучшее, что случалось со мной в жизни.
— Учителя пугают школьников и студентов, поддерживающих Навального: «У вас не будет хорошего образования и престижной работы!». Но ведь действительно отчисляют.
— Да. Пару таких историй и я могу рассказать, в одной даже участвовал. Был у нас волонтер Александр, который учился в Прокопьевском колледже искусств [Прокопьевск — город в 30 км от Новокузнецка]. Приближалась встреча с Навальным в Новокузнецке. Его в колледже другие ученики спрашивают, что и как. Естественно, это слышат завуч с директором и приглашают Сашу на разговор. А он возьми и запиши этот разговор на диктофон. Я сначала не отнесся к этому должным образом, а накануне встречи с Навальным послушал и понял, что это бомба. Мы запись буквально за ночь расшифровали, сделали видеоролик, который набрал десятки тысяч просмотров.
Завуч просила Сашу удалить ролик из интернета, но маховик было уже не остановить. Саша понял, что учиться в этом колледже спокойно не дадут, и забрал документы.
— Не чувствовали себя командиром, который посылает бойцов на смерть?
— Нет. Они лучше меня понимают, что чем в таком заведении учиться — лучше вообще не учиться. Можно заняться самообразованием и поступить заочно в зарубежный вуз.
— Кого из новокузнецких активистов система прессовала сильнее всего?
— Леву Гяммера [координатор движения «Протестный Кузбасс», организатор и участник акций «Бессмертный ГУЛАГ» и «Он нам не царь» в Новокузнецке], конечно. Хотя он бы наверняка сказал: «Да это нормальная ситуация для борца». К обыскам, возбуждениям административных дел, избиениям в полиции он относится… не скажу, что как к само собой разумеющемуся, но — философски. Лева сейчас в Новокузнецке главный заводила, в хорошем смысле. И власти это поняли. Они в отношении его мамы возбудили уголовное дело — пытаются таким образом держать его в узде. Маму привлекают к ответственности за то, что она якобы тыльной стороной ногтя ударила по руке полицейского, когда Лев вышел в пижаме, чтобы открыть дверь, и его пытались незаконно задержать. Якобы хрупкая женщина очередному бугаю — их там много — причинила не только моральный, но и физический вред. Сейчас судебное заседание откладывают по разным причинам.
Как забыть нашего волонтера Лизу, в которой абсолютно нет злости. И какое-то мурло из центра «Э» приходит к нам в штаб на обыск, и обещает Лизе челюсть сломать. Действий не последовало, но было понятно, что он, если захочет, свою угрозу реализует. И мне досталось, хотя из списка тех, кто пострадал больше всех, я себя сразу вычеркиваю.
И не было особых провокаций против меня, и я понимаю, что должен все свое в ящик спрятать, и просто идти вперед.
— Нынешний координатор штаба Навального в Кемерове Стас Калиниченко объяснил, что новокузнецкий штаб закрыли, потому что на два кузбасских не хватало финансирования. В группе новокузнецких сторонников Навального в социальной сети «ВКонтакте» сказано, что, если найдется желающий занять должность координатора, новокузнецкий штаб может возобновить работу.
— Для меня все выглядит однозначно: денег нет. После выборов наблюдается затишье, донаты падают. 18 марта были выборы, до 31 марта я доработал. Естественно, каждый день я уточнял, возможно ли сохранить в Кузбассе два штаба. Предлагал найти другого координатора, если моя кандидатура не устраивала. Но у меня сложилось впечатление, что, наоборот, меня любыми способами хотели оставить. Однако Кемерово — столица региона. У Кемерова столичное преимущество.
— Обида есть, что вас закрыли, а в кемеровский штаб оставили?
— Небольшая, конечно, есть. Но я не отстранился, морально остался с кампанией. Расставались мы в таком контексте: «Захотите на какую-то другую должность в другом регионе — только намекните». Если бы не ребенок, не семья, я, возможно, махнул куда-нибудь поближе к Центральной России, в Екатеринбург, например. Но этим я бы решил свою проблему, но не проблему Новокузнецка. Я так не привык.
— Если предложат, готовы снова возглавить новокузнецкий штаб?
— Принимал бы много факторов во внимание, но, в принципе, — да. В нашей стране единственная достойная работа — это работа в протесте.
— Почему в Новокузнецке появился «Протестный Кузбасс», а не народный штаб Навального?
— Это просто. Лев Гяммер был в штабе заводилой. У него и у других молодых активистов неуемная энергия, которой нужен выход. Лев до последнего ждал, что штаб в Новокузнецке сохранят. Когда этого не случилось, он решил свои наработки не бросать, а перевести в новый проект. По-моему, идея удачная. После штаба Навального родился «Протестный Кузбасс» и отделение Либертарианской партии в Новокузнецке.
— Вы сейчас вне политики?
— Да никто не может оставаться вне политики, на самом деле. Я же все понимаю, не могу отключить мозг. Я все еще метафизический координатор, но, естественно, сейчас не кручусь в этих кругах. Не знаю, когда в моей жизни будет следующая политическая сессия. У меня на левом запястье браслет, который появился во время предвыборной кампании. На нем была надпись «Навальный 2018», которая сейчас уже стерлась, но принципиально браслет не снимаю. Это что-то из сферы духов, что-то индейское, хотя я не суеверный человек абсолютно. Это символ. Понимаю, что мне комфортно только в обществе людей, с которыми познакомился в штабе. Если бы моя жена придерживалась других взглядов, я бы, наверное, был холост.
Реклама. Вы приобрели новую мебель, но не хотите выбрасывать старую? К вашим услугам склад для хранения вещей по привлекательной цене. Мы поможем вам освободить место и сохраним ваши вещи.
ООО «НАДЕЖНОЕ», ОГРН: 5167746071081, юридический адрес: 117570, г. Москва, ул.Красного Маяка, д.22, корп.5, помещение Х